и в двери вошел. Да и чего тут еще скажешь. – Мне-то с их обид ни корысти, ни убытку, а вот тебе…
Утро выдалось сырое и прохладное.
Иван Царевич проснулся именно оттого, что озяб. Кто-то уложил его спать на лавку, заботливо подложив под него матрац из рогожки, сеном набитый, и накрыл тонким ватным одеялом. Одеяло, видимо, во сне сползло с Ивана Царевича, и холод стал донимать его.
Вставать не хотелось – на улице только-только утро занялось, – а лежать холодно. Иван Царевич почесал ногу об ногу и пошарил рукой одеяльце на полу, натянул на себя, пытаясь свернуться калачиком на узкой лавке, потом перевернулся на другой бок. Из распахнутого настежь окна неприятно тянуло и прямо в бок. К тому же кузнец вдруг молотком своим тюкать взялся с утра пораньше. Нашел тоже время!
Закрывать окно было лень – это ж сколько сил нужно приложить: поднять себя, подойти к окну, затворить его, вернуться обратно, не говоря о том, что снова укладываться удобно придется! Поворочался Иван Царевич немного на лавке, повозмущался – сон и вовсе его покинул. Волей-неволей вставать пришлось.
Покачнулся. Удержался за лавку.
– О-ох! – потер голову Иван Царевич.
Ощущение такое, будто бесы проклятущие ей всю ночь вместо меча играли. А в рот нагадили – по вкусовым ощущениям, конечно. Бесы – они до такой подлости не могли опуститься. Хотя кто их, бесов поганых, знает…
Пить хотелось ужасно. Иван Царевич с превеликим трудом оторвал себя от лавки, прошел к бочке, что еще вчера приметил в сенях, и деревянным ковшиком, проливая воду на пол, напился, гулко хлюпая горлом. Вроде бы полегчало немного. Только вот в голове и без того звон колокольный, а еще Яков со своим тюканьем.
Поморщился. Вернулся в комнату, с третьего раза натянул сапоги, притопнул и вышел на двор.
Темнота отступала. Из-за леса медленно выползало огромное солнце, багряня зеленый ковер крон. Понаблюдал за ним Иван Царевич, в себя приходя, зевнул широко да к кузнице потопал.
– Здоров, друг Яков! – привалился он к распахнутой створке ворот.
– Здоров! – Кузнец перестал стучать молотом по раскаленной докрасна железяке и опустил тяжелый молот. Смахнул со лба пот. – Очухался? Я уж думал, не выживешь.
– Что так? – соврал Иван Царевич. – Я крепкого замесу.
– Ты морду-то свою видал? – усмехнулся Яков и опять молотом по железяке хватил. Иван Царевич аж поморщился.
– Морда… А что морда! Ты чего спозаранку тут ваяешь? Всю округу, почитай, перебудил.
– Меч тебе кую!
– Так ты ж говорил, не нужон он мне! – удивленно уставился на кузнеца Иван Царевич.
– Ты чего? – уставился на него Яков. – Не помнишь?
– Чего я должен помнить? – попытался напрячь память Иван Царевич, да в голове провал какой-то болезненный образовался.
– А как доставал меня вчерась весь вечер со своим мечом: выкуй да выкуй!
– Разве?
– А то! – и опять молотком своим как бухнет – похоже, зол был Яков. – Да еще еле бесов окаянных из дому спровадил!
– Что так? – насторожился Иван Царевич.
– Так ты не пущал!
– Я?!
– А то кто ж? Вцепился в них, как собачонка дурная в штанину: не пущу – и все тут!
– Шутишь?
– Если бы! А еще на ентот самый… как его… на брундершапт, что ли, какой-то пить с ними удумал. Тьфу, гадость какая! – сплюнул кузнец и опять молотком тюк!
– Не мо-жет быть! – сглотнул Иван Царевич, ощущая невольное головокружение. – Ладно, говори уж все как есть, – повесил он голову.
– А чего говорить-то? Как расцеловались, значиться, так и глотки принялись драть, песни похабные распевать да пляски дикие устраивать.
– Это все?
– Если бы! Потом спорить взялись, у кого – прости господи! – зад красивее.
– Так это я?!.
– Не-е! – протянул Яков, сунув в ведро с водой стальное лезвие, что ковал. – То бесы спорили, а ты взялся судить их.
– Уф-ф! – едва не сполз по воротам наземь Иван Царевич. – И что?
– А ничего! Бесы, как водится, не согласились с решением судьи, то бишь тебя.
– И?
– Решили промеж собой решить. А ты их разнимать кинулся.
– Разнял?
– Почти, – нахмурился Яков. Вынув из воды лезвие, внимательно оглядел его и опять в горн сунул, мехами заработал.
– Это как?
– Да очень просто! Кому хвост накрутил, кому по рогам отвесил, кого об пол пристукнул.
– Это уже все?
– Да не-е! Только утихомирилось все, как тебе зачем-то приспичило узнать, а летають ли бесы. Будто слышал ты сказ какой, мол, добрый молодец на бесе летал.
– На черте, – припомнил Иван Царевич. Не-ет, пить надо завязывать. Однозначно! – То Андрошка наш байки сказывал.
– Так ты, видать, проверить ту байку решил.
– И что?
– Один дурак сказал – другие подхватили.
– Енто как?
– А так! – Кузнец перестал качать воздух в горн. – Бесам страсть как летать приспичило научиться. Пристали: научи да научи.
– И чего?
– Тебе уж не до того было, – только и махнул рукой Яков.
– В смысле… – не договорил Иван Царевич, неопределенно повертев пальцами.
– В смысле, баиньки потянуло. А бесы ко мне привязались.
– И?
– Да надоели они мне хуже горькой редьки!
– Ты их?..
– Да ничего им сделалось! – Яков вытащил клещами из горна раскалившееся лезвие будущего меча, перенес его на наковальню и вновь взялся за молоток. – Ну, раскрутил их хорошенько и…
– В каком смысле, раскрутил?
– За хвосты, как же еще!
– Какой кошмар! – провел ладонью по лицу Иван Царевич, памятуя о силище Якова немеренной. – И где они теперь?
– А леший их знает! – отмахнулся молотом Яков. – К лесу полетели.
– Все разом?
– Ну почему ж, разом? По одному, друг за дружкой, – охотно пояснил кузнец. Возможно, воспоминание о полете бесов доставляло ему приятные воспоманиния. – Почти все.
– Это как?
– Чего ты дерганый такой? Кто они тебе, енти бесы?
– Не соображали же они ничего.
– То их беда! – усмехнулся Яков, охаживая молотом лезвие меча. – Да не переживай ты так. Сбежал один.
– Уф-фу! – выдохнул Иван Царевич.
– И вообще в толк не возьму, чего вас всех развезло? Выпили-то с гулькин нос!
– Это ты о трех литрах самогона?
– На восьмерых!
– А много ль бесам надо?
– Твоя правда. Но я-то ведь нормальный был.
– Это да. – Иван Царевич состряпал кислую физиономию. Его до сих пор немного мутило. И вдруг он спохватился. – Котомка! Где моя котомка?
– Не видал я никакой котомки, – отрицательно покрутил головой кузнец. – Лук был, колчан еще, а котомки – не было.
– Как же не было, когда я ее самолично под лавку сунул! – потряс руками Иван Царевич.
– Да чего ты так разволновался? Деньги у тебя там, что ль, лежали али талисман какой? – опустил
