Сванадзе говорил на русском довольно чисто, и только когда начинал волноваться, в его речи появлялся обычный для южанина акцент.
— Чем обязан? — едва усадив Нестеренко, сразу же полюбопытствовал он и, не ожидая ответа, спохватившись, спросил с извинениями: — Прошу прощения, что будете пить? Есть минеральная, “Фанта”… Можно чай, кофе — не стесняйтесь. Кавказское гостеприимство… — расплылся в широкой улыбке.
— Спасибо. Если можно, минеральную, — не отказался капитан: сегодняшнее утро было по-настоящему летним — солнечным и жарким.
“А ведь неспокоен, хотя и пытается скрыть свое состояние, — думал Нестеренко, с наслаждением прихлебывая, словно чай, “Боржоми”. — Впрочем, ничего удивительного в этом, наверное, нет, — продолжал он размышлять, мысленно отругав себя за проявленную сверхподозрительность. — Работники МУРа просто так, на посиделки, не заявляются…”
— Я к вам вот по какому вопросу, — начал капитан, отставив пустой стакан. — У вас работает старшим инженером Зисе-левич Артур Борисович?
— Да… — полное, немного рыхловатое лицо Сванадзе вдруг затвердело. В его круглых, чуть навыкате глазах появился лихорадочный блеск. — Простите… а в чем дело?
— Где он сейчас?
— По-моему, в командировке…
— Где именно?
— Насколько мне помнится… кажется, в Магадане.
— Кажется или точно?
— В Магадане, — на этот раз более твердо ответил Сванадзе.
— Кто его туда направил и по какому поводу?
— Кто направил… — повторил хозяин кабинета, морща лоб.
— Кто направил… Я! — вдруг заговорил быстро, напористо. — Ну да, конечно, я. Теперь вспомнил. Знаете, дел невпроворот, за всем сам не уследишь, все не запомнишь. А приходится. Совсем из головы вылетело. Что-то случилось?
— Извините, но вы не ответили мне — зачем был послан в командировку Артур Борисович.
— А… — махнул рукой руководитель СМУ. — Пустяки разные. Но что поделаешь? Нужно… Два года назад мы заключили договор с магаданскими строителями на предмет оказания им шефской помощи. Новый, более прогрессивный метод выполнения монтажных работ. Теперь и сами не рады — дело движется туго. Специфика, знаете ли, у них там — морозы большие, ветер… Крайний Север. Но дал слово — держи. Вот и сидят наши специалисты в Магадане месяцами. Внедряют…
— Что ж, понятно… — старший оперуполномоченный сделал пометку в своем блокноте. — Скажите, а что собой представляет Зиселевич как инженер, специалист?
— По этому поводу ничего определенного сказать не могу, — твердо ответил Сванадзе. — Как человек, личность довольно приятная — вежлив, предупредителен, пользуется у товарищей по работе авторитетом. Так мне говорили. Не пьет, на работу не опаздывает. А как специалист… Вам придется обратиться к главному инженеру — Зиселевич находится в его непосредственном подчинении.
— Когда заканчивается срок командировки?
— Когда? — начальник СМУ пожевал губами, подняв глаза к потолку. — Вот уж чего не помню… — развел руками.
— А кто за этим следит?
— Главный инженер. Я уже говорил, что он в его службе.
— Странно…
— Что — странно?
— Я разговаривал с ним. Он утверждает, что послать Зиселевича распорядились лично вы. И что по всем вопросам, касающимся этой поездки, в том числе и по срокам пребывания в Магадане, нужно обращаться только к вам.
— О, ну и народ!.. — Сванадзе побагровел от возмущения. — Нет, но вы только подумайте! Он, видите ли, утверждает, что я выполняю его функции — так получается? Нет, я этого так не оставлю! Я… — Экспансивный южанин потянулся к клавише селектора. — Я его сейчас вызову сюда!
— Не нужно, — капитан закрыл блокнот, спрятал ручку. — Да его сейчас и нет. — Нестеренко немного подождал, пока собеседник успокоится. — Это не суть важно. Видите ли, дело в том, что Зиселевич… погиб.
— Зиселевич?.. — начальник СМУ даже привстал от неожиданности. — Как… погиб?
Лицо Сванадзе выражало неподдельный испуг.
15
— Лелик, что с тобой?
Мать Леопольда, увядшая белокурая женщина с грустными красивыми глазами, пыталась разговорить сына.
— Нездоровится, ма… Пойду прилягу…
— У тебя что-то случилось… — Софья Яновна придержала его за рукав и силком усадила на диван. — Что?
— Прости, но мне нечего тебе сказать. Я просто устал…
— Лелик, ты знаешь, я не вмешиваюсь в твои дела. Но я вижу тебя так редко. И очень скучаю. В последнее время ты очень изменился — стал нервным, раздражительным. Нет, нет, не перебивай! Я чувствую, что с тобой творится что-то неладное.
— Я уже взрослый человек! И не нужно зря переживать. Тебе это вредно. Кстати, возьми деньга.
— Деньга? Откуда так много?
— Вернули старый долг. А теперь я буду спать. Разбудишь меня в шесть?
— Ладно… Может, чаю с малиной выпьешь?
— Спасибо, не хочу…
В семь вечера Леопольд был возле ВДНХ. Сидя в “Жигулях”, он с нетерпением посматривал на часы — ждал.
— Привет, — с силой хлопнув дверкой, в кабину влез парень, которого Лелик привозил на дачу к Бубенчикову. — Поехали…
— Ну как? — не выдержал Турчинский, сворачивая в переулок.
— Влипли…
— Что?! — от неожиданности Леопольд резко притормозил.
— Ты что, дуролом! — рявкнул верзила. — Гробануться захотел?
— Пошел ты… — Турчинский с ненавистью посмотрел на пассажира и включил скорость. — Что случилось? — спросил он через минуту. Спросил спокойно, но вдруг что-то оборвалось и заныло под ложечкой, как после удара в солнечное сплетение.
— Сяву взяли.
— Почему… как…
— Молча. Тьфу! — сплюнул здоровяк. — Шмакодявка…
— А “извозчик”?
— Рванул с перепугу. Придурок…
— Что теперь?
— А почем я знаю? Вези к своему… бульдожке…
Леопольд при последних словах парня, несмотря на серьезность положения, не удержался и хмуро улыбнулся — и в повадках Игнатия Пантелеевича, и во внешнем облике было что-то бульдожье. Он и впрямь был упрям и цепок, лицо в крупных складках и с большим губастым ртом. Ростом и фигурой Бубенчиков тоже не вышел — кривоног, приземист, ходил, переваливаясь с ноги на ногу, не спеша…
Игнатий внимательно слушал. Легкая улыбка блуждала по его лицу, словно то, о чем ему рассказывали, было всего лишь забавной историей, которая к нему не имела ни малейшего отношения.
Но Леопольд успел хорошо изучить Игнашку. “Боится…” — тоскливо подумал он, заметив, как округлились глаза Бубенчикова.
Игнатий долго молчал, прикрыв веки. Затем достал из холодильника бутылку “Пепси-колы”, открыл, плеснул в хрустальный бокал, выпил, крякнул.
