Когда они свернули с Охотного ряда на Калининский проспект, он вдруг сказал:
— А вот приемная Верховного совета. Здесь евреи забастовку устраивали.
— Как это забастовку?
— А так — пришли в приемную, и всё. А тут, напротив, — он кивнул на Ленинскую библиотеку, — тоже двое сидели. У меня мимо несколько рейсов было, я их сам видел.
— Откуда же вы знали, что они бастуют? Сидели и сидели.
Шофер удивился:
273
— Как откуда? Да об этом вся Москва говорит!
— А я из Ленинграда, — сказала Лиля.
— Что же вы, Би-Би-Си не слушаете?
— Мы не можем, — соврала Лиля, — у нас забивают.
— А я люблю, — сказал шофер. — Вернешься со смены, включишь приемник, и все тебе новости — и про Вьетнам, и про Никсона. А про евреев целых три дня передавали.
Лиле стало смешно — особенно, когда она подумала о содержимом своей сумки. Но разговор мог оказаться провокационным (половина шоферов — стукачи) и она продолжала валять дурака.
— Зачем же они бастовали?
— Как зачем? Визу требовали.
— Какую визу?
— Ну, визу, — шоферу явно нравилось иностранное словечко, и он выговаривал его протяжно, отделяя слога, с удовольствием и уважением. — Они хотят уехать, а их не отпускают.
— Зачем же им уезжать? — придуривала Лиля.
Шофер совсем рассердился. Он даже руль выпустил от негодования.
— Ну как вы не понимаете? Они же евреи. Это мы с вами просто так работаем. А они ученые, в НИИ. Вот их и не выпускают, не дают визу.
В его словах не было и тени антисемитизма.
— Да вы что, — спросил он, — и про Сахарова не слышали? И тут Лиля не выдержала. Ей надоело быть провинциалкой и круглой идиоткой.
— Про Сахарова немного слышала, — сказала она.
— Ну вот видите, — обрадовался шофер. — Жене Сахарова дали визу, а ему нет. И евреев некоторых отпускают. Я их каждый день на аэродром вожу. А других — умных — тех, конечно, подержат.
И снова щегольнул словом:
— Но это не насовсем. Года через три им тоже дадут визу. Выходя из машины, Лиля щедро выложила лишний полтинник.
274
ГДЕ ГАРАНТИЯ? –
Неугомонная Мариэтта Шагинян, писавшая книгу о семье Ульяновых, откопала в ленинградском Центральном архиве любопытный документ — ходатайство какого-то губернатора о принятии в петербургский университет братьев Бланк "из крещенных евреев".
Когда она сообщила об этом Суслову, тот тяжело опустился на стул и воскликнул: "Этого нам еще не хватало!"
Злые языки утверждают, что знаменитый ленинский жест закладыванье больших пальцев под мышки, за проймы жилета — безусловный национальный признак: так делают евреи, танцуя "фрейлахс".
Страну облетел издевательский стишок:
"Где гарантия, что жид
В мавзолее не лежит?
Евреи, евреи —
Везде одни евреи!"
ХАЛА-
Хала, хрустящая, румяная хала — как я любил ее в детстве! Не повезло бедной. Не понравилось еврейское, имя. Да, она продается по-прежнему, но теперь она уже не хала, а плетенка.
Кушайте на здоровье!
Не так ли с актерами, музыкантами, деятелями культуры? Сколько имен продаются в другой упаковке!
Владимиру Ароновичу Фрумкину, ведущему по телевизору серию молодежных передач, предложили называться Владимиром Александровичем.
Это была последняя капля.
— Не могу больше — душно! — сказал Володя, бледный от ненависти.
Через некоторое время ему удалось эмигрировать.
А переменил бы имя, как хала, — глядишь — может быть, еще пару лет и поработал бы.
275
ТОЛЬКО БЫ НЕ ЕВРЕИ! –
Когда мы узнаём об угоне советского авиалайнера, или о поимке шпиона, или о каком-либо другом преступлении, у нас в голове одна мысль: "Господи, только бы не евреи!"
А почему, собственно?
Я помню гневную реплику Жаботинского:
"Мы такой же народ, как другие. Позвольте нам иметь своих негодяев!"
А еще чаще я вспоминаю недоуменный вопрос:
"Что же это такое? Если Абрам украл, значит, все евреи воры?"
ДИАЛОГ –
— Дедушка, а правда, что Христос был еврей?
Дед (сокрушенно):
— Правда, внучек. Тогда все были евреями. Время было такое.
БЕЛЫЕ, КАК МЫ –
Вот что случилось у наших московских приятелей. Дед-профессор сказал своей жене несколько слов по-еврейски.
Семилетний Борька встрепенулся:
— Ты с бабушкой на каком языке разговаривал?
— На еврейском.
— А ты разве видел евреев?
— Видел.
— А они черные, как негры, или белые, как мы?
Дед растерялся и ответил:
— Знаешь что, придет вечером твой умный папа — у него и спросишь.
Весь день ребенка отвлекали. Сводили в кино, почитали
276
любимую книжку. Но не успел Яша, вернувшись с работы, снять пальто, как Борька, уже лежавший в кровати, задал ему свой вопрос:
— Евреев видал?
— Ну, видал, — удивился Яша.
— А они черные, как негры, или белые, как мы?
— Белые, как мы.
— А где же ты их видал? В Москве?
— И в Москве.
— Тогда, может быть, на нашей улице?
— И на нашей улице.
Круг неумолимо сужался. Борька почувствовал неладное, но продолжал:
— Тогда, может быть, и в нашем доме?
— И в нашем доме, — сказал Яша. И неумолимо добавил: И в нашей квартире тоже.
Наступило молчание. В квартире жили всего две семьи.
— Смирновы? — с надеждой спросил Борька.
— Нет, — ответил Яша, — Смирновы русские.
Тогда Борька, совсем испугавшись, начал с сестренки: Может быть, Света?
— И Света, — сказал Яша, — и я, и мама, и ты.
Реакция была неожиданной. Решив, что все это дурацкая шутка, Борька принялся хохотать.
Яша рассердился, да и урок надо было довести до конца. Читать умеешь? — спросил он сына. Умею. Яша достал паспорт.
Смотри. Видишь, что написано? Ев-рей. Реакция опять была неожиданной. Борька встал на колени, уткнулся головой в подушку и застыл в этой позе. Яша, уговаривал, проводил рукой у него под животом, распрямрял ноги, но Борька тут же возвращался все к той же позиции.
Прошло полгода. История немного подзабылась. Семья сидела за столом. Яша — веселый и оживленный — сообщил:
277
— Вот. Наконец-то поменял паспорт. Теперь он у меня чистенький: ни прописок, ни развода — ничего.
Борька вскочил:
— Дай сюда!
Выхватил паспорт, прочел на том же проклятом мести «ев-рей» и сник. И вдруг закричал:
— Но у меня ведь нет паспорта: откуда же вы знаете, что я еврей?!!
Тяжело переживал свое неожиданное еврейство и пятилетний Дима. Узнав печальную новость, он решил поделиться с домработницей: "Бабонька, а ты знаешь — я еврей".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
