отшлифованным корпусом и стремительно нырнула в воду у самого борта «Улисса». Почти в тот же момент торпедный аппарат содрогнулся еще раз, и и воду плюхнулась вторая торпеда.
В течение пяти — десяти секунд Тэрнер напряженно следил за тем, как на освещенной поверхности воды от «Улисса» по направлению к танкеру обозначались два клинообразных следа из воздушных пузырьков от шедших под водой торпед, в боевых зарядных отделениях которых было более шестисот восьмидесяти килограммов аматола…
«Бедные люди — те, кто остались на мостике «Витуры», — с горечью подумал Тэрнер.
Его мысли прервал щелчок в динамике: «Внимание на наружных постах! Внимание на наружных постах! Всем немедленно под укрытие! Немедленно под укрытие!»
Тэрнер встрепенулся, оторвал глаза от моря и, взглянув наверх, заметил, что Ралстон все еще сидел, согнувшись, на торпедном аппарате.
— Слезайте сейчас же вниз! — крикнул он встревоженно. — Хотите, чтобы вас изрешетило, когда взорвется «Витура»? Вы слышите меня, Ралстон?
Молчание. Ни слова, ни малейшего движения. Только гул беснующегося на танкере пламени.
— Ралстон!
— Есть, сэр! У меня все в порядке, — глухо ответил он, не поворачивая головы.
Тэрнер выругался, взобрался на аппарат, стащил Ралстона с сиденья и столкнул его на палубу. Затем, спрыгнув с аппарата, потащил торпедиста в укрытие. Ралстон не оказывал никакого сопротивления, — видно, ему все было абсолютно безразлично.
Обе торпеды попали в цель. Танкер затонул удивительно быстро. На «Улиссе» все приготовились к оглушительному взрыву, но его почему-то не было. Разломившись на две части, многострадальное судно опрокинулось через борт и быстро скрылось под водой.
Через три минуты Тэрнер открыл дверь в командирскую рубку на мостике и втолкнул Ралстона.
— Вот он, сэр, — с раздражением произнес Тэрнер. — Я подумал, что вы захотите увидеть молодчика, который отказывается выполнять боевой приказ!
— Да, да, конечно. — Вэллери отложил в сторону вахтенный журнал и испытующе осмотрел торпедиста с ног до головы. — Это была хорошая работа, Ралстон, но она ни в какой мере не смягчает вины за ваше поведение. Одну минутку, старпом. — Вэллери повернулся к Карпентеру, чтобы закончить разговор с ним. — Да, да, так будет хорошо, штурман. Их сиятельства в адмиралтействе прочитают это с интересом, — сказал он со злой иронией. — Танкер, который не могли доконать немцы, мы доконали сами… Не забудьте запросить утром «Хаттерас», пусть сообщат нам фамилию капитана «Витуры».
— Он погиб… Вам нечего беспокоиться! — неожиданно ввязался в разговор Ралстон.
Бросив на торпедиста гневный взгляд, Тэрнер с размаху звонко ударил его по лицу.
— Вот тебе за наглость, салага! Как ты смеешь разговаривать так с командиром?
Ралстон медленно поднял руку и ощупал покрасневшую от удара щеку.
— Вы не поняли меня, сэр, — произнес он еле слышно, без всякой обиды, каким-то слабым шепотом. — Я могу сообщить вам фамилию капитана «Витуры». Его фамилия Ралстон, капитан торгового флота Майкл Ралстон. Это был мой отец.
Глава двенадцатая
СУББОТА
Всему приходит конец. После каждой ночи, даже самой долгой, наступает рассвет. Наступил рассвет и для конвоя «FR-77». Он застал его приблизительно в трехстах пятидесяти милях к северу от Полярного круга, конвой шел на восток по семьдесят второй параллели, это было на полпути между островом Ян-Майен и мысом Нордкап. Карпентер считал, что корабли находятся на меридиане восемь градусов сорок пять минут восточной долготы, но он не был уверен в точности места: при таком снегопаде и сплошной облачности приходилось полагаться лишь на счисление пути, ибо автопрокладчик вышел из строя, после того как снарядом разворотило центральный артиллерийский пост. Так или иначе, но оставалось пройти еще приблизительно шестьсот миль, или, другими словами, сорок часов. Через сорок часов конвой, вернее, то, что от него останется к тому времени, войдет в Кольский залив на севере России, и корабли направятся в Полярное и Мурманск… Сорок часов.
Рассвет застал конвой, а точнее, отдавшиеся от нею четырнадцать кораблей рассредоточенными на трех квадратных милях штормового моря. Корабли с трудом прокладывали себе путь, разрезая волны, катившиеся с норд-оста и становившиеся с каждым часом все круче и круче. Да, теперь их осталось только четырнадцать, ибо глубокой ночью с поверхности исчезло еще одно судно. Может быть, оно наскочило на мину, а может быть, было торпедировано. Этого никто не знал и никогда не узнает. Целый час «Сиррус» вел поиск в районе гибели судна, освещая поверхность воды затемненными сигнальными прожекторами, но так ничего и не обнаружил.
Рассвет наступил после ночи, которая для всех была бессонной, после ночи непрерывных тревог, акустических контактов с подводными лодками и бесчисленных атак глубинными бомбами, не давших никаких результатов. Никаких результатов, выгодных для эскортных кораблей. Противник же достиг две цели: он всю ночь держал людей на кораблях конвоя в постоянном напряжении на боевых постах и, что еще хуже, заставил корабли израсходовать последние запасы глубинных бомб. На кораблях не осталось ни одной бомбы. Теперь оставалось только ждать, когда немецкие подводные лодки поймут, что могут атаковать конвой, не опасаясь никакого возмездия…
С рассветом, как положено, на кораблях прозвучал сигнал повысить боевую готовность на постах, но его можно было бы и не давать, потому что люди и так уже находились на постах пятнадцать часов подряд. Пятнадцать мучительно долгих часов на пронизывающем до костей морозе. Пятнадцать часов, в течение которых моряки на «Улиссе» получили только по кружке какао и по одному черствому бутерброду с тонким слоем мясных консервов, потому что времени на выпечку свежего хлеба не было.
Полдень. Медленно переваливаясь с борта на борт, корабли и суда конвоя, перестроившись теперь в менее рассредоточенный походный порядок, продолжали идти на восток, преодолевая плотные снежные заряды. После боевой тревоги, объявленной на рассвете с целью повышения боевой готовности на постах, первая половина дня прошла сравнительно спокойно: противник не появлялся и новых тревог не было. Конвою осталось идти тридцать шесть часов. Только тридцать шесть часов! Если удержится такая погода — сильный ветер и плотные снежные заряды, то можно надеяться, что самолеты на вылет не отважатся, а почти нулевая видимость и высокая волна воспрепятствуют атакам подводных лодок… В самом деле, почему бы фортуне не повернуться теперь лицом к конвою «FR-77»? Осталось всего только тридцать шесть часов.
Отмороженные ноги адмирала Тиндэла пришлось ампутировать. Николас провел у операционного стола почти всю ночь. Напрасно. Адмирал Джон Тиндэл умер спустя несколько минут после полудня. Брукс, сидевший все время подле него, сделал официальную запись в журнале: «Скончался в результате обморожения и послеоперационного шока». В действительности Тиндэл умер потому, что не хотел больше
