Давая, в пределах возможного, волю воображению, Флеминг напоминает нам о том, что Соединенные Штаты могли умереть еще в колыбели. Их возникновение едва ли можно считать исторически неизбежным.
Томас Флеминг является автором таких исторических трудов, как «1776: Год иллюзий», «Человек из Монтичелло. Биография Томаса Джефферсона», «Человек, обуздавший молнию. Биография Бенджамина Франклина», «Свобода: Американская революция», а также новейших исследований: «Дуэль: Александр Гамильтон» и «Аарон Бэрр и будущее Америки». Его перу принадлежит также ряд исторических романов, в том числе и таких, действие которых происходит в годы освободительной войны («Таверна "Свобода"» и «Мечты о славе»). Он — бывший председатель «Круглого стола Американской революции» и американского ПЕН-Центра (международной писательской организации).
Когда историк, занимающийся проблемами Американской революции, начинает задаваться вопросами «Что, если?» его пробирает дрожь. Слишком много было моментов, когда висевшее на волоске дело патриотов спасали лишь совершенно невероятные совпадения, случайности или неожиданные решения, принятые оказавшимися в центре событий измотанными людьми. Если мир и знал войны с большим потенциалом для возможного изменения хода истории, то крайне редко. Представьте себе последние два столетия — или хотя бы одно — без Соединенных Штатов! Вообразите мир, в котором Британская империя владеет не только полуостровом Индостан, но и Североамериканским материком.
Ход и итоги той войны оказали влияние и на возникшее в ее результате общество. Будь движение американских патриотов подавлено в зародыше, колонии возможно получили бы известную степень самоуправления без широкого применения смертных казней и конфискаций (если таковые вообще имели бы место). Но будь победа достигнута позднее, после того как долгая война успела ожесточить народ и правительство Британии, американцев, возможно, ждала бы участь угнетенного народа, управляемого наглыми выскочками при поддержке грубо попирающей их права и свободы оккупационной армии[161]. Но и на саму Британию такой поворот событий мог оказать почти столь же пагубное влияние. Возобладавшие среди аристократии сторонники жесткой линии, влияя на столь же узко мыслящего короля, создали бы государство, безжалостно нетерпимое к демократии.
В рамках тех же экстремумов возможны и иные результаты, причем самые интригующие могли проявиться еще до начала войны. Дитя — независимость — было бы с легкостью задушено в колыбели, не сумей его родители осознать, что значение их действий выходит далеко за рамки провинциального морского порта Бостон. Что, если бы Сэмуэль Адамс получил такую возможность после «бостонской резни»?
Сэмуэль Адамс бесспорно заслужил славу одного из главных вдохновителей первых шагов, сделанных на тернистом пути к независимости. Однако ему было свойственно балансировать на самой грани войны, что он и продемонстрировал своей постановкой «бостонской резни», которую трудно назвать блистательной. Когда в город вступили два полка британских регулярных войск, Сэм вообразил, будто его вооруженные молодцы с Северной окраины смогут нагнать на королевских солдат такого страха, что те с позором унесут ноги. В ночь на 5 марта 1770 г. вооруженная толпа в 400 человек принялась забрасывать осколками льда и поленьями пятерых британских солдат, стоявших на карауле у таможни. Выкрикивая оскорбления, бостонцы лезли прямо на ружья; Сэм уверил их, что ни один из «красных мундиров» не спустит курка, пока судья не обратится к толпе с предложением разойтись, а после отказа зачитает «акт о мятеже», официально обвинив непокорных в нарушении королевского мира. Чего ни один судья в Бостоне не осмелился бы сделать.
Но кто-то из толпы сбил солдата с ног ударом дубинки. Солдат вскочил на ноги, тут же упал снова, сбитый брошенным поленом, и выстрелил из мушкета по нападавшим. Спустя мгновение остальные караульные последовали его примеру. Мятежники бросились врассыпную, оставив (что выяснилось, когда рассеялся пороховой дым) пятерых убитых или умирающих товарищей. Еще шестеро были ранены.
Хотя Сэм Адамс всегда объявлял себя противником кровопролития, втайне он ликовал, ибо предвидел судебный процесс, в котором британские солдаты будут признаны виновными в убийстве. Чтобы не допустить их повешения, британские власти вмешаются и заявят о неподсудности военных колониальным судам присяжных, предоставив Сэму прекрасную возможность развернуть пропагандистскую кампанию по обвинению «убийц в мундирах» и их лондонских покровителей. Умеренные и в Англии, и в других колониях могли счесть случившееся доказательством того, что Бостон оказался в руках буйной, неуправляемой толпы, а значит, действия британцев по восстановлению законности и порядка вполне оправданы, однако о такой возможности Сэм попросту не задумывался. Зато эту опасность ясно видел другой житель Бостона — кузен Сэма, Джон Адамс.
Победа британцев в штате Нью-Йорк, осень 1777 года
Хотя Джон принимал активное участие в движении Сэма, он был потрясен, узнав, что ни один адвокат в Бостоне не решается выступить на суде защитником стрелявших солдат из опасения, что буяны Сэма расколошматят ему окна и намнут бока. Взяв на себя защиту солдат, Джон сумел доказать, что они действовали в пределах необходимой обороны, добился их оправдания, а потом, на протяжении всей своей жизни, утверждал, что его бескорыстное выступление в защиту «красных мундиров» было лучшей услугой, какую он мог оказать своему народу. И это соответствовало действительности, ибо убедило умеренных и в Англии, и в Виргинии, и в Нью-Йорке, что в Бостоне господствуют закон и право, а, значит, бостонцы заслуживают поддержки.
А ведь если бы Сэму удалось спровоцировать власти на принятие драконовских мер, «бостонское чаепитие»[162] могло бы не состояться. В городе, нашпигованном войсками, открытый мятеж был бы попросту невозможен, а Сэм вместе с ближайшими помощниками, вполне возможно, провели бы в темнице время между «бостонской резней» и сбрасыванием в море тюков с чаем. На деле же вышло, что в глазах сторонних наблюдателей столкновение из-за пустякового по размеру, но имевшего символическое значение налога на ввозимый чай стало наглядным свидетельством британского высокомерия и недомыслия. Умеренные восприняли инцидент с досадой, но никто не счел его очередным проявлением свойственного янки пренебрежения к закону, а потому и реакция британского правительства — закрытие порта и реорганизация управления Массачусетсом на далеко не демократических началах[163] — были восприняты как совершенно несоразмерные случившемуся акты вопиющего произвола. Вскоре Сэм и Джон Адамсы отправились в Филадельфию, на 1-й Континентальный конгрессе.[164]
Когда в начале 1775 года они вернулись в Массачусетс, оказалось, что Сэм не извлек из «бостонской резни» никаких уроков. В Бостоне шло противостояние между фактически оказавшейся в осаде английской воинской группировкой, численностью в 4500 человек, и многочисленным народным ополчением. Сэм Адамс предложил решить проблему радикально, начав решительное наступление на регулярные части[165]. Правда, трезвомыслящие взяли верх, заявив, что вся остальная Америка никогда не поддержит такой шаг, а британцы, напротив, будут приветствовать его как доказательство того, что в Массачусетсе вспыхнул бунт, ничем не отличающийся от подавленных ими с безжалостной эффективностью восстаний в Ирландии и Шотландии.
И опять трезвые головы оказались правы. Когда нетерпеливое начальство вынудило британского коменданта Бостона (генерал-майора Томаса Гэйджа) к действию, он силами отряда из 700 человек предпринял ночной бросок на Конкорд, рассчитывая обезвредить мятежников, захватив их склады с порохом и другим военным снаряжением[166]. На Лексингтон-Грин солдаты столкнулись с отрядом городской милиции. Прозвучали выстрелы, на траву упали убитые. За этим последовали кровопролитие в Конкорде и настоящее сражение между британцами и ополченцами на обратном пути в Бостон. На сей раз Сэм Адамс получил-таки столь желанный инцидент, позволивший ему, с одной стороны, объединить американцев[167], а с другой, дать умеренным в Англии повод для раздувания в парламенте и печати антиправительственной кампании.
Что, если бы при Банкер-Хилл британцы сумели осуществить свой план?
Два месяца спустя лишь разгоравшаяся война могла пойти по одному из двух возможных путей в зависимости от исхода дела при Банкер-Хилл. Согласно хрестоматийной версии этого сражения, англичане тупо маршировали вверх по склону под пулями метких американских стрелков. В действительности же у них имелся хитроумный план, и удайся им претворить его, война могла бы на этом и закончиться.
