«Здесь был, пил это пойло и умер Бруно Абрамович», — гласила надпись, нацарапанная гвоздем. А ниже значилось:
«Если я умру, отомстите за меня Рыжему Чугайсу».
«На Линси-авеню, 34, есть хорошая и недорогая шлюха. Зовут Бэби. Рекомендую. Френо Бип».
Прочитать все Джим не успел — автомат выдал стаканчик, наполненный бурой жидкостью. И хотя на кофе она не походила, однако источала весьма схожий аромат.
С тарелкой и стаканом в руках Джим прошел в небольшой зал, где было не более десяти человек. Люди сидели на неудобных высоких стульях, сделанных с таким умыслом, чтобы посетители долго не засиживались.
Джим забрался на свободный стул и взял из коробочки одноразовую вилку. Затем ткнул ею в сосиску, и та выстрелила горячим соком прямо на куртку.
«Какая неудобная еда», — подумал Форш.
— Разрешите к вам присоединиться? — услышал он за своей спиной, и тут же к его столу подошел человек с длинной седой бородой.
— Не помешаю?
— Нет, пожалуйста.
Незнакомец, кряхтя, забрался на стул и сказал:
— Ненавижу я эту забегаловку, но ничего не поделаешь — пенсии едва хватает на пропитание. Приходится экономить.
Джим молча кивнул. Ему удалось откусить кусок сосиски, и теперь он тщательно ее пережевывал, стараясь уловить какие-то вкусовые особенности.
В отличие от его собственной порции сосиски незнакомца были буквально утоплены в бесплатной горчице.
— Меня зовут Лион Барба. Я живу здесь недалеко, — начал разговор бородатый. — А вы?
— Я здесь проездом.
— Это я понял по тому, что у вас мало горчицы.
— Она горькая, — пояснил Джим, и старик засмеялся. Затем обмакнул в горчицу кусок булки и отправил его в рот.
— Понятное дело — горькая. В этом ее прелесть.
Джим кивал и продолжал есть. Он уже съел одну сосиску и принялся за вторую. Наученный опытом, он проткнул ее под безопасным для себя углом, и струя горячего сока брызнула на стол.
— Вы едите свиные или говяжьи? — поинтересовался мистер Барба.
— Даже не знаю.
— Ну-ка, — Барба наклонился над тарелкой Джима и сообщил:
— Это свиные сосиски…
— Правда? А как вы их различаете?
— По длине и цвету волокон. У свиных сосисок мясные волокна короткие и розоватые, а говяжьи волокна длиннее, да и цвет у них ближе к красному.
— Но ведь они, кажется, соевые, — заметил Джим.
— О, тут вы правы. Но соевая у них только основа. Вначале все сосиски одинаковы, и лишь кристаллизатор определяет, кому быть говяжьей, а кому свиной.
— Кристаллизатор?
— А то. Такой умный прибор, я вам скажу. — Мистер Барба снял с бороды каплю горчицы и отправил ее в рот. — Так вот, сосиску кладут под излучатель кристаллизатора и выставляют определенную длину волны. После этого дают разряд — один, другой, третий, и внутри сосиски формируются волокна заданного размера…
Расправившись с горчицей, мистер Барба принялся за сосиски. Проглотив одну в мгновение ока, он ткнул вилкой во вторую и сказал:
— А вот мы едим себе это чудо и не придаем значение тому, что пережевываем миллионы микроскопических роботов, исполнителей тонкого, нанотехнологического процесса…
— Откуда вы все это знаете? — удивился Джим. Он уже наелся, согрелся и не прочь был поговорить.
— Я работал технологом в военном концерне. Мы производили для армии продукты питания. Я отдал военному ведомству тридцать лет, а в результате — грошовая пенсия. — Мистер Барба вздохнул и добавил: — Одна надежда на выборы… Я буду голосовать за Гокса. А вы? Ах да, вы же не местный.
И мистер Барба пустился в длинные и непонятные постороннему человеку рассуждения о политике. Джим все кивал и кивал ему, а сам думал о Зуфаре.
Он звонил еще раз, но ему никто не ответил. Даже племянница. А для охоты за Визирем Джим нуждался в дополнительной информации, которая у Зуфара, по-видимому, была.
Выбрав момент, когда мистер Барба сделал паузу, Джим наскоро попрощался и вышел на улицу.
Холодный ветер снова ударил ему в лицо, но на полный желудок бороться с непогодой было проще.
Семнадцатый и девятнадцатый дома оказались довольно длинными, и, когда Джим подходил к номеру двадцать один, его уши снова ломило от холода, а глаза слезились от встречного ветра.
Забежав в подъезд, Джим постоял минуту возле радиатора и, восстановив дыхание, начал подниматься на второй этаж.
Вот и дверь с номером 12. Джим осторожно нажал кнопку звонка, однако ничего не услышал. Или звонок был неисправен, или работал он очень тихо. Джим надавил еще раз, но опять — ничего.
Форш приложил ухо к двери, надеясь что-то расслышать, но этого легкого прикосновения хватило, чтобы дверь открылась — Как оказалось, она не была заперта.
Джим опасливо покосился по сторонам, а затем шагнул через порог жилища Зуфара.
Плотно притворив за собой дверь, он огляделся. Уже из прихожей было видно, что здесь побывали посторонние. Выброшенные из шкафов книги, вспоротая обшивка кресел, вырванные с корнем стенные выключатели — все говорило о том, что здесь проводился тщательный обыск.
Кто его проводил? Да кто угодно. Зуфар всю жизнь торговал информацией, поэтому мог перейти дорогу кому угодно — политической партии, полиции, спецслужбам, мафии. Скорее всего, его самого уже не было в живых.
Джим прошел в комнату и, перешагивая через разбросанные и поломанные вещи, начал осматривать разгромленное жилище.
Форш знал одну особенность Зуфара. Тот был неравнодушен к ножкам столов и стульев, поэтому часто использовал их в качестве тайников. Ему говорили, что это примитивно, но Зуфар все равно делал свои тайники в этих ножках.
Решив, что ничего другого не остается, Джим приступил к осмотру ножек. Он обошел все комнаты, простукал все деревянные подставки, но ничего не обнаружил. Зайдя напоследок на кухню, Форш обнаружил еще один стул.
На всякий случай Джим разломал и его. Как оказалось, не зря — одна из ножек была полой.
Форш вытащил из тайника кристаллический накопитель — прибор, записывающий все звуки.
Пришлось немного повозиться с воспроизведением, и наконец послышались едва различимые голоса. Потом треск ломаемой мебели, ругательства. Громкие шаги — то приближающиеся, то удаляющиеся. Снова голоса — сначала спокойные, ровные, потом переходящие на повышенные тона.
Затем послышался первый крик. По нему трудно было определить, Зуфар это или кто-то другой. Крик повторился, но потом сделался глухим. Видимо, голову несчастного накрыли одеялом — чтобы перепуганные соседи не вызвали полицию.
Наверное, пытки продолжались довольно долго, но микрофон включался только на звук, поэтому паузы отсутствовали и крики истязаемого были сжаты в один длинный предсмертный вой.
Ему на смену пришли голоса. Они что-то обсуждали. Джим разобрал слово «ванная». Тяжело затопали ноги — по всей видимости, эти люди переносили тело.
Затем Джим услышал женский голос. Слышимость была плохая, но он понял, что это была именно та «племянница», которая с ним говорила.
На этом все закончилось. Потом были только шаги самого Джима Форша.
Решив не оставлять никаких следов, Форш разбил кристалл о край стола. Мелкие осколки разлетелись по всей кухне, и Джим удовлетворенно отметил, что собрать кристалл будет невозможно.
Уже зная, что увидит, Джим прошел в ванную.
Зуфар лежал накрытый сорванной занавеской. Раковина, кафель и пол в ванной были перепачканы запекшейся кровью. Судя по всему, трагедия разыгралась два дня назад.
Решив, что искать здесь больше нечего, Форш вышел из ванной, и тут же ему в висок уперся холодный ствол пистолета.
— Добро пожаловать, дружок, — произнес чей-то неприятный голос, и на Джима пахнуло дыханием хронического курильщика. — Повернись, лапы на стену…
Джим повиновался. Чьи-то руки профессионально прошлись по его карманам.
— Ничего нет, шеф.
— Ладно, лейтенант, выводи его и сажай в машину, — проворчал курильщик.
— Одну руку назад! — приказал лейтенант. Джим повиновался и услышал, как на запястье щелкнул замок наручников.
— Вторую руку! Молодец. Теперь поворачивайся к двери и шагом марш.
Форш двинулся к выходу. Уже на лестничной клетке он увидел группу из нескольких человек — судя по всему, это были полицейские эксперты. Они равнодушно скользнули взглядами по лицу арестованного и прошли внутрь квартиры.
— А где труп? — спросил один из них.
— В ванной, — ответил ему курильщик.
Подталкиваемый своим конвоиром, Джим стал спускаться по лестнице. Выйдя из подъезда, он увидел полицейский фургон, а рядом с ним патрульную машину.
— Калахер! — позвал лейтенант.
— Я здесь, сэр, — из фургона выглянул полицейский в форме. Судя по напряженной физиономии, его оторвали от игры в кости
— Кто там еще с тобой? Уилкинс?
