Меня муштровали, как солдата перед боем — никаких поблажек. Мне делали нелестные замечания и тонко намекали на то, чего я на самом деле заслуживаю. Я была унижена и раздавлена. Я ощутила себя полнейшим ничтожеством. И вернулась за парту, мечтая лишь об одном: дайте мне спокойно умереть!
Интересно, почему Тай Фун решил надо мной поиздеваться? Если для того, чтобы отвести подозрения и исключить из списков кандидаток на вылет из академии, то я, так и быть, прощу.
Пусть все думают, что он меня ненавидит. Тогда никому и в голову не придет, что Сафро Шэридон и есть та избранная, в кого профессор без памяти влюблен.
Прежде чем пары подошли к концу, он четвертовал возле доски еще нескольких учеников — так сказать, для статистики и ровного счета. Правда, не с таким садизмом, как меня.
Когда прозвенел звонок, моя вера в искренность и безусловную любовь дышала на ладан. Аудитория наполнялась шорохами, веселыми возгласами и топотом ног. Аудитория пустела, а я сидела, оттачивая на физиономии выражение героической выдержки, и ждала невесть чего. На мою голову будто бы вывалили ушат помоев и, несмотря на запоздалое просветление, я хотела услышать объяснения лично от Тай Фуна.
Зачем он так поступил? Что он в действительности ко мне испытывает? Пусть уже выскажет наболевшее, пусть выложит карты на стол, чтобы я начала наконец жить без оглядки.
Не переношу, знаете ли, эмоциональные качели. Вы либо со мной, либо против меня. А всё, что между, мы по умолчанию не рассматриваем.
Но Тай Фун ушел в глухую оборону. Он упорно держал рот на замке, а глаза — свои удивительные зеркала души — превратил в подобие холодных могильных камней. Не допустил меня в чертоги своего разума, заслонился наскоро выстроенным щитом и ускользнул за дверь с кипой материалов под мышкой. Не дал и шанса себя разгадать.
Я опомнилась, когда Мира потормошила меня за плечо.
— Идём, чего расселась?
Ах да! Нам ведь еще окрестности в поисках Арсения прочесывать! Странно, что Тай Фун не возражал против моего участия в этой неблаговидной затее. Что с ним вообще такое творится, хотела бы я знать. Может, на подходе экзистенциальный кризис? А может — вот ужас! — его пленило межпространство?
Я планировала любой ценой выпытать у Тай Фуна, в чем причина перепада его настроений и с какой целью он изображает из себя тирана и редкостную свинью. Даже если придется закатить скандал.
Другое дело, что скандалы лучше закатывать, когда на носу нет никаких важных мероприятий.
Перед ответственной вылазкой (которая, конечно же, обречена на провал) следовало как следует выспаться. А выяснение отношений этому уж точно не способствовало.
Я лежала на кровати и как раз готовилась к отбытию в страну грёз, когда в осеннюю комнату вошел Тай Фун. Весь собранный, вытянутый, будто мачту проглотил. Состоящий из сплошных прямых линий. Хоть бери да вешай на него паруса.
Я решила его одурачить и притворилась, что сплю. И сон моментально затянул меня в свой дегтярный омут.
Во сне я была точкой функции в n-мерном пространстве. И всё бы ничего, но ради оптимизации функцию захотели отобразить на n-1-пространство. Сердце у меня тут же ушло в пятки. При отображении я ведь сольюсь с другими точками, а это хуже, чем смерть.
Я металась и судорожно искала способы выйти из функции, чтобы остаться в своем пространстве. А потом спасительная пустота стерла мокрой тряпкой и меня, и функцию. Сафро Шэридон, ваша фантазия ущербна. Садитесь, два.
Сон пропал — и всё вдруг перестало иметь значение. И всё — абсолютно всё — сделалось возможным.
Например, совершить побег из-под стражи рассудка. Провалиться в чужое ничто, стать никем. Разогнаться — и прыгнуть со скалы в бездну свежевыкрашенного синего неба, где мечты проносятся мимо быстрокрылыми ласточками, где слетают с петель запреты и установки, а в тебе кто-то с ноги вышибает дверь прямиком в головокружительную свободу.
…Проснувшись утром, я совершенно не помнила деталей. Но из суматохи, которая развернулась вокруг и сходила на меня подобно снежной лавине, следовало, что: во-первых, кто-то безымянный прислал Мире ящик апельсинов, и Мира была несказанно рада этому факту. Во-вторых, операция по отлову Арсения не состоялась. Так что лагерь глупцов можно было смело переименовывать в альянс неудачников. Ну а в-третьих, операция не состоялась именно из-за меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как выяснилось, ночью я вела себя поистине безобразно.
Глава 31. Не дамся без боя
Я лежала на кровати, обездвиженная коктейлем усталости и неземного сумасшествия. Щёки болели так, будто их долго и со вкусом растягивали. Какой-то изверг вынул мои глаза, промыл их мыльным раствором и вставил обратно. А по венам путешествовала неизвестная медицине инфекция.
В жилах, как вино, бродило счастье. Оно будоражило, разгоняло кровь. И пьянило, пьянило, пьянило меня — совсем как поцелуи Тай Фуна, от которых сносит крышу. Только теперь он, похоже, был намерен воздерживаться от поцелуев еще очень долго. Чтобы понять, что он держит камень за пазухой, достаточно было взглянуть на его окаменевшее лицо.
Он стоял возле постели, скрестив руки, и пытался расчленить меня взглядом, словно я была какой-нибудь государственной изменницей. А потом уведомил меня, что ночью я, оказывается, летала.
— Никакой левитации, что ты! — замахала руками Мира в ответ на мой уточняющий вопрос. — Ты летала вокруг горы взаправду, как птичка! И улыбалась так широко, словно нашла месторождение золота.
— И никого не желала слушать, — обиженно добавил Тай Фун.
Стало быть, полёт. Настоящий полёт, завихрение мне в крыло! Как же я могла пропустить столь знаменательное событие?! Мою память что, поглотила черная дыра?
Я рвано выдохнула и прикрыла слезящиеся глаза. Где-то на дне души у Сафро Шэридон пустило росток токсичное семя, которое хотело впитать всё лучшее в этом мире. Впитать — и ни с кем не делиться. И не прислушиваться к тому, что просят другие.
Мало-помалу это состояние проходило. Градус напряжения спадал.
Краем уха я улавливала обрывки фраз из коридора, за приоткрытой дверью. Мира отвлекала Тай Фуна болтовнёй. Она с напускным оптимизмом рассказывала, что опоссум повадился разевать пасть и со всем арсеналом зубов в количестве пятидесяти штук носиться за ней по двору.
А Тай Фун гнул свою линию и упирал на то, что меня следует взять под контроль, потому что мое поведение, мягко говоря, необычное.
— Она снова запихнула меня в пространственный карман! Это не лезет ни в какие ворота! — возмущался он.
Что ж, прекрасно понимаю его чувства.
К концу дня я на полном серьезе считала, что равновесие достигнуто и больше со мной ничего подобного не произойдет. Но равновесие оказалось обманчиво-хрупким, и ночью история повторилась.
Мне снилось, что я атом углерода в молекуле уксусного альдегида. С одним атомом я была связана двойной связью, и наша любовь была взаимна. А с другим — одинарной, и он пылал ко мне безответной страстью. Меня, конечно же, мучила совесть. Я как раз собиралась утешить безответно влюбленного дурака, когда сон отрубили, как электричество за неуплату.
Как и предыдущий, он завершился гулкой, мазутной пустотой. Только теперь моё сознание пробивалось сквозь мазут, точно стебель растения-мутанта, выросшего в радиоактивной среде.
И я поняла: Тай Фун крепко держит меня за пояс. "Не отпущу, моя!"
Но я всё равно сделала свое грязное дело и, несмотря на яростное сопротивление, отправила его на передержку в пространственный карман.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А затем ускользнула к горе, которую создала Мира. Я сбежала в обитель сосновой пыльцы, к волнам горячего воздуха и кружилась в невесомости, получая от полёта почти преступное удовольствие. А где-то внутри надрывно дрожала струна. Меня изводила жажда бескрайних горизонтов, ветра и лёгкости. Я хотела пить их большими глотками, осушить эту чашу до дна и обрести, наконец, покой в сияющей высоте.
