Отряд пока даже не начал выдвижение.
— Готово!
Крик морпеха вызвал у Кэма облегчение, оторвав его от созерцания голубого неба.
— Хорошо, освободи ось…
— …наискосок?
Шлемофоны непрерывно работали и на прием, и на передачу, из-за чего на общей волне трудно было разобрать, кто что говорит. Зато можно не отвлекаться для нажатия кнопок рации.
— Отлично! По коням! — это опять Эрнандес. — Эрмано, твоя очередь, поехали!
— Всегда готовы! — Кэм выкатил коляску Сойера на десять метров от транспортника, убрав ее с дороги и развернув так, чтобы пассажир смотрел на самолет, а не на мертвый город.
Четверо человек в светло-коричневых защитных костюмах сбежали вниз по рампе грузового люка, указывая дорогу бульдозеру. Эрнандес мог быть среди них. Одинокий солдат стоял у «джипа», развязывая желтую крепежную ленту. Ящики, канистры с горючим, запасные покрышки сложили рядами в передней и задней части длинного прицепа. Издали сооружение напоминало крепостной бастион, но, скорее всего, это было сделано для равновесия и надежности. Многим предстояло ехать на прицепе. Шестеро солдат с канистрами бензина и набором для запуска двигателя от внешнего аккумулятора побежали на поиски пикапа или универсала, чтобы разместить остальных.
Рут с двумя коллегами села в «джип», как только тот съехал с рампы. Кэм невольно вспомнил, как Джим Прайс пытался захватить пикап. Двое сели сзади, тут же склонив головы в шлемах над лэптопами, третья фигура опустилась на переднее сиденье и повернулась назад, чтобы принять участие в обсуждении. В эфире ученых не было слышно — Эрнандес, быстро сообразив после взлета, что рты нанотехнологам все равно не заткнуть, выделил им отдельную частоту.
Странная фигура слева — Рут. Гипс не позволял ей продеть руку в рукав костюма и нести баллоны в правильном положении. Поэтому сломанную руку спрятали под костюмом. Солдаты смастерили для женщины поясок, за который заткнули пустой рукав. Эрнандес тем не менее предостерег ее от резких движений. Рут ответила, что, нагрузив на нее еще килограмм двести, он добьется своего — она вообще не сдвинется с места.
Кэма восхищало ее остроумие и способность затмевать всех вокруг. Ему хотелось поговорить с ней, вновь оказаться рядом, но ему определили роль няньки, в то время как Рут погрузилась в разговор с Ди-Джеем и Тоддом.
Бульдозер, как черепаха, выполз из чрева самолета, затем, объехав его, прибавил газу. Под напором толстых рубчатых шин по асфальту пробежала дрожь. Перед носом транспортника махина с неожиданным для нее изяществом развернулась поперек автострады.
Кэм наклонился к Альберту, чтобы тот мог его видеть, — смотровые щитки мягких резиновых шлемов ограничивали боковое зрение:
— Готов?
Сойер сидел зажмурившись, раскрыв рот, двигая челюстями — словно рыба-уродец в тесном аквариуме.
Кэм похлопал его по плечу, крикнув «Эй!». Шершавые перчатки шаркнули по гладкой резине. Может быть, уши заложило от перемены давления внутри костюма?
— Эй! Альберт, какого черта?
Когда самолет заходил на посадку над городом, костюмы из-за нарастающего давления облепили тела пассажиров. С-130 мог для надежности поддерживать на борту такую же среду, как на горной вершине, но Эрнандес решил не подвергать снаряжение лишним испытаниям после приземления. Вместо этого два спецназовца, быстро передвигаясь от человека к человеку, установили предохранительные клапаны на спине в положение «уровень моря». А что, если Сойер лишь притворялся и на самом деле не выполнил распоряжения проглотить слюну, чтобы ослабить нагрузку на барабанные перепонки?
Для калеки день не заладился с самого утра.
Его желудок еще не оправился после порции говяжьих ребер. Альберт лишь покачал головой при виде завтрака и пронзительно взвизгнул, когда Кэм поднес к его губам ложку с яичным порошком. А защитный костюм не позволял есть и пить. Кэм надеялся, что бывший приятель, ослабев, станет покладистее.
Сукин сын сопротивлялся изо всех сил, мешая натянуть на себя снаряжение. Отчасти потому, что его страшно злила неспособность управлять собственным телом. А возможно, еще и потому, что догадался — надетый под костюм подгузник придется носить до конца операции, не меняя. Костюмы были снабжены полой камерой и мочеприемной трубкой, натягиваемой на член наподобие презерватива. Однако спецы заверили, что устройство не удержится и соскользнет, вернуть его на место будет невозможно и придется отливать прямо в резиновые башмаки. Поэтому все решили пользоваться подгузниками для взрослых — другого выбора не было.
Питание Кэма оставалось скудным так долго, что он страдал от запоров, но антибиотики разбередили кишечник. Вскоре после взлета он почувствовал два быстрых приступа поноса и надеялся, что этим дело и закончится. По сравнению с важностью задачи этот мелкий конфуз не играл никакой роли, и все же юноше не хотелось, чтобы другие смотрели на него с таким же едва скрываемым отвращением, как на Сойера.
Особенно Рут.
Когда самолет пошел на посадку, Альберт опять начал взбрыкивать. Гарнитура под шлемом съехала, отчего он еще больше задергался — тонкая рамка из алюминия наполовину закрывала ему вид и сбивала с толку. Эрнандес распорядился подняться на безопасную высоту, где они сняли с Сойера шлем и убрали из него наушники и микрофон. Кэм сказал, что связь тому все равно ни к чему и он лишь опять запутается в проводах. Костюмы частично заглушали звук голоса, но лучше такое неудобство, чем позволять Сойеру отвлекаться от главной задачи на возню с гарнитурой.
— Эй! — Кэм поднажал плечом, немного не рассчитав силу от волнения. — Уши болят? Смотри на меня!
Сойер повернул голову, но не к Кэму, а вниз. Не открывая глаз, он продолжал жевать губами.
— Кажется, мне нужна помощь, — сказал Кэм, махая солдатам рукой, чтобы те поняли, кто именно зовет их. — Эй! Помогите!
Эрнандес вскинул руку, давая понять, что услышал. Он обменялся жестами с другой фигурой в костюме, разговаривая по командному каналу, но на полуслове перешел на общий прием. Майор двинулся к Кэму, не снимая руки с переключателя частот на поясе.
— В чем дело?
— Боюсь, с костюмом Сойера что-то не в порядке. Может быть, давление?
Эрнандес нагнулся к калеке, но прежде посмотрел юноше прямо в глаза. Взгляд майора был жестким, вопрошающим, но изменился, как только он перевел его на Сойера.
Кэм понял смысл взгляда лучше любых слов: Эрнандес подумал, что ему от страха мерещатся неисправности снаряжения в чумной зоне. И все же майор промолчал, показывая, что верит ему. Спокойная рассудительность командира вызывала у юноши чувство гордости за соотечественника, придавала ему сил.
Эрнандес осторожно сжал руку Сойера, пробуя жесткость костюма, и отступил, чтобы посмотреть на показание датчика воздушного шланга.
— Капитан! — позвал Эрнандес. — Ко мне!
Скрежет металла полоснул по ушам. Кэм подскочил от неожиданности. В шлемофон хлынули голоса. Юноша сделал несколько неуверенных шагов, прежде чем до него дошло, что дрожат не ноги, а земля под ними. Бульдозер! «Какого…» Рация внезапно замолчала. Кэм, подчиняясь общей дисциплине, подавил желание сказать что-нибудь вслух. Костюм не позволял оглянуться через плечо. Низко пригнувшись, юноша сделал еще несколько осторожных шагов.
Съезд с эстакады, которым они планировали воспользоваться, загромождали кузова машин. Бульдозер поддел ножом темно-красный седан и перевернул его на бок. Седан врезался в другой автомобиль. Крыша смялась, как бумажная. Бульдозер налег на днище машины и отвалил оба кузова в сторону. Асфальт осыпало осколками стекла, хрома и пластика.
Эрнандес тоже подскочил на месте, взмахнув руками. Под усами внезапно мелькнула улыбка, явно не предназначенная для других. Когда он обернулся, лицо снова стало серьезным.
— Вроде бы все в порядке, — заметил майор, уступая место у инвалидной коляски капитану спецназа.
Дикая какофония звуков — скрежет стали по асфальту, низкий рев бульдозерного движка — вырвала Сойера из ступора, он часто-часто заморгал под плексигласовым щитком.
Кэм неуклюже опустился на колени и покачал головой из стороны в сторону, чтобы привлечь внимание Сойера.
— Как ты себя чувствуешь? Уши болят?
— Костюм — в порядке, — тихо произнес капитан. Без рации Сойер не мог его услышать.
— М-м-м… устал, — Альберт смотрел на Кэма со страдальческим недоумением, вероятно видя в нем причину своих мучений.
— Постарайся не напрягаться.
Кэм выпрямился, чтобы скрыть свою злость.
Лыжный патруль нельзя было причислить к элите, они редко сталкивались с более серьезными проблемами, чем перелом ноги или заблудившийся ребенок. Здесь его с Сойером окружали совсем другие люди — прекрасно обученные, с высочайшим боевым духом, готовые на все ради спасения человечества. Какая удача оказаться на их стороне, и какая досада, что они беспомощно путаются у них под ногами.
