Наконец, после недолгого ожидания, в библиотеку вошло восемь мужчин и одна женщина. Вопреки мизансцене выстраивающейся в дорогих и не слишком, голливудских фильмах, женщина не была в этом собрании главной. Напротив, за все последующие встречи, Сабина Витт, так звали главу южно-африканской оружейной корпорации «Calarius Arms», ни разу не произнесла ни слова. Более того, женщина уткнулась носом в чёрную, с золотой символикой своей компании, папку, даже не взглянула на сенатора более пары раз, да и то мимоходом. Казалось, что всё происходящее совершенно её не касалось, а на встрече удерживает только некая необходимость. Барнет, привык, что на любом мало-мальски значимом светском приёме или в кулуарах деловых переговоров, все так или иначе стремились свести с ним короткое, часто даже «шапочное» знакомство, сунуть визитку, пожать руку. Тут всё было иначе, Николас кожей ощущал подспудную угрозу исходящую от всех участников необычного сборища, куда его позвал самый постоянный спонсор и мнению которого сенатор привык доверять. Наконец все расселись и взоры присутствующих обратились на Барнета, только женщина по прежнему листала страницы в папке, изредка делая пометки в маленьком блокноте, лежавшем возле её левой руки, в которой она держала обычный, сточенный до половины, грифельный карандаш. Речь от имени собравшихся, держал Мак-Кинли, его дребезжащий дискант, эхом гулял под сводами зала, а сам он:
— Ник, мы с вами, уже давно ведём дела и кажется вы именно тот человек, который нам нужен. Упреждая ваш вопрос, скажу яснее: «мы», это группа очень влиятельных бизнесменов, для которых нет границ и правил, потому что и то и другое проводится и создаётся по нашим указаниям.
Мак-Кинли тонко улыбнулся, серые глаза его при этом хитро блеснули, тонкие губы приоткрыли ряд чуть желтоватых, но ровных, мелких зубов. Как Барнет знал из опыта общения с промышленником, у того было отменное зрение и он до сих пор сохранил все зубы в целости, ни разу не побывав у дантиста.
— Грядёт новая эпоха, Ник. Скоро страны станут нанимать армии, потому что содержать собственные им станет не на что. Нефть и золото обесценятся, потому что ни то ни другое, не будет пользоваться спросом, пока мы — Промышленник особо выделил это «мы», обведя взглядом окружающих его соратников — Этого не захотим. Мировые лидеры встанут в очередь, чтобы получить подачки с нашего корпоративного стола, чтобы обеспечить себе и своим близким место под солнцем, которое тоже будет целиком в наших же руках! Новые технологии, новый век, принесут нам всё это. И вот тут возникает очень важный для тебя вопрос: хочешь ли ты встать в очередь вместе с ними или же ты автоматически оказываешься одним из тех, к кому эта очередь выстроится. Решать тебе, думаю, что ты не ошибёшься — ты не просто солдат Ник, а ещё и хороший командир, изворотливый политик с потрясающим чутьём.
— Но вы выбрали меня не только по этому, Мак — От волнения, голос сенатора звучал хрипло, со срывами. В ответ, промышленник ещё раз улыбнулся и бросил взгляд в сторону рыхлого белокожего толстяка с бульдожьим лицом, на котором словно дырки от сигаретных ожогов на фотографии выделялись мёртвые, абсолютно чёрные глазки. Неуловимо, он напоминал Черчилля, только вместо сигары, тот зажимал в левом углу рта незажжённую прямую короткую трубку. Толстяк только ухмыльнулся в ответ и, словно с чем-то соглашаясь, наклонил почти совершенно лысую, большую голову. Мак-Кинли снова повернулся к сенатору и продолжил:
— Ты прав, Ник. Нам нужна твоя репутация и мозги. Идиотов в коридорах власти не убавляется, а цена ошибки в таком деле как наше, исчисляется даже не деньгами, мы не можем себе позволить роскошь совершать промахи, из-за которых можно потерять влияние. Сам знаешь, если у тебя есть рычаг давления — никакие деньги не спасут твоих врагов и конкурентов. А влияние достигается старым добрым способом: первым приставить к виску противника пистолет со взведённым курком. Чаще всего, это лишь метафора, но иногда… — Мак-Кинли прищурился и взгляд его затвердел — Иногда действительно нужно кого-нибудь для острастки пристрелить, чтобы другие были более сговорчивы.
Промышленник замолчал, от чего в зале повисла гулкая тишина, прерываемая лишь слабым завыванием сквозняка, гулявшего по старому, выстроенному в колониальном стиле, дому.
— Я уже давно не держал в руках винтовку, Мак.
Фраза вырвалась у сенатора автоматически и прозвучала скорее неловко, нежели смешно. Однако, многие за столом едва заметно заулыбались, обстановка слегка разрядилась, но напряжённость не исчезла окончательно. Только теперь, до сенатора стал доходить масштаб этих людей, пытаясь отшутиться, Барнет, старался скрыть озноб пробравший его до самых костей. В Корее, он не боялся никого и ничего, кроме призраков, которых видел всякий раз, как напивался в офицерском баре по средам. Проклятые дохлые уже «косые», которых он стрелял и жёг, стояли рядами перед внутренним взором молодого офицера и смотрели на него пустыми провалами глазниц, выклеванных падальщиками или вышибленными взрывной волной. На их объеденных крысами и тощими собаками лицах беззвучно шевелились губы, а синие распухшие языки еле ворочаясь шептали проклятья. Барнет смеялся и плевал в их воображаемые рожи, но вот сейчас, он понял, что Дьявол существует воплоти. Он действительно многолик, как о том и рассказывал преподобный отец Мулкахи, в своих проповедях, которые Николас помнил с детства почти наизусть. Только теперь он понял, что десять из его лиц он только что увидел наяву. Но страх оказаться лишённым той власти, что предлагал ему Лукавый, пересилил острое желание отказаться и уйти, пусть даже после этого и ожидает позор и скорее всего отставка; Мак-Кинли наверняка подстраховался на случай отказа. В фельетонах и плохих книгах, политиков изображают некими бездушными монстрами, порочными и лживыми существами. Но так может говорить и думать только тот, кто ни разу в своей жизни не ощущал эманаций реальной, большой власти. Словно мутный, дурманящий поток, эта сила охватывает человека, заново переписывая всю его сущность. Только очень сильные личности способны сопротивляться отравленному воздуху коридоров где могущество словно бы витает в воздухе. Но и они со временем ломаются, становясь рабами силы, кто раньше, а кто немного погодя. Барнет держался очень долго, но предложенное ему было под стать искушению, которому подвергался лишь один человек, да и тот был сыном Бога. Простой человек, вроде того прямолинейного и удачливого сенатора исчез бесследно, власть раздавила его, превратив в послушную воле Десяти, сидящих за столом. Без улыбки, тот, кто раньше был сенатором Николасом Барнетом, поднял глаза на замершего в ожидании ответа Мак-Кинли, затем перевёдя опустевший взор на ожидающее его ответа собрание и произнёс:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
