— Миссис Раундботтом.
Женщина какое-то время колебалась, потом ее губы дрогнули, она спрятала деньги за лиф платья и протянула Белле ключ.
Та вздохнула с облегчением. Она понимала, что не должна оставаться на одном месте долго. Если Руперту досталась хотя бы малая толика предприимчивости его брата, он имел все шансы их найти.
Зато Джеймс будет в безопасности.
Дом на Парк-стрит был массивным и величественным сооружением из камня и мрамора. Джеймсу, конечно, приходилось здесь бывать, но крайне редко, в детстве, когда его иногда призывала к себе вдовствующая герцогиня.
Дворецкий старого герцога по имени Стоджес открыл дверь раньше, чем Джеймс успел постучать. Он держался очень прямо, сохранял неизменную серьезность и всегда казался Джеймсу похожим на артиллерийского сержанта. Но гримаса, которой он встречал мальчика в детстве, теперь сменилась радушной улыбкой.
— Добро пожаловать, ваша светлость, — сказал он и поклонился. — Герцогиня ожидает вас в серебряной гостиной.
Джеймс кивнул и пошел вслед за Стоджесом по отделанному мрамором холлу. На стенах висели бесценные полотна. Здесь были работы Рембрандта, Бенджамина Маршалла, Соури Гилпинаи Герарда Терборха. Дворецкий свернул в коридор, и Джеймс увидел впереди портрет старого герцога, кисти известнейшего портретиста Мартина Арчера Ши. Сходство было потрясающим. Джеймс долго смотрел на темные вьющиеся волосы, тронутые сединой на висках, орлиный нос, подвижные синие глаза, так похожие на его собственные. Герцог не улыбался, наоборот, его тонкие губы изогнулись в циничной гримасе, придававшей лицу упрямое и высокомерное выражение.
Джеймс не мог не думать об иронии ситуации, в которой оказался. Еще несколько месяцев назад он бы поднял на смех любого, кто назвал бы его законным наследником. Всю жизнь этот дом являлся для Джеймса навязчивым символом того, что было ему недоступно. Он всегда был отверженным, привык к этой мысли, но неожиданно оказался настоящим законным владельцем всего.
Стоджес распахнул дверь в серебряную гостиную, и Джеймс вошел внутрь. Богато украшенная шелковыми драпировками с голубыми и серебряными полосами комната была одной из трех гостиных этого дома. Вдовствующая герцогиня сидела за выполненным в римском стиле карточным столиком с ножками в виде львиных лап и раскладывала пасьянс. Увидев Джеймса, она отложила карты.
Стоджес тихо скрылся, плотно закрыв за собой дверь.
На Джеймса уставились серо-синие стальные глаза.
— Итак, ты наконец прибыл. А я уж думала, что ты и дальше будешь валяться в пьяном ступоре в Богом забытом деревенском поместье.
— Какая радушная встреча! Вы получили мою записку?
— Прошло много недель. Я думала, ты явишься домой намного скорее.
Домой. Это место было для него не больше домом, чем закрытые школы, в которых он провел все свое детство. То, что герцогиня этого не понимала, многое говорило о ее характере.
С явным неудовольствием старуха смерила его холодным взглядом и сказала:
— Нам следует многое обсудить. У тебя есть обязанности по отношению к этому дому и титулу.
Джеймс обвел глазами комнату.
— Этот дом явно ничего не потерял из-за моего отсутствия. Уверен, слуги ходили перед вами по струнке.
— Не стоит меня переоценивать. Речь не об этом. Теперь ты герцог.
— Да, кстати, об этом. Вы уверены?
Старуха явно растерялась.
— Я же говорила, что твой отец признался в этом на смертном одре. Я поручила солиситору проверить брачную лицензию. Все законно.
— Понятно, — насмешливо протянул он. — Тем не менее у меня осталось довольно много вопросов. Не секрет, что вы никогда не относились ко мне одобрительно. Зачем же выносить сор из избы и обнародовать секрет старого герцога? Пусть бы унес эту тайну в могилу. Грегори — его сын, и титул перешел бы к нему, поскольку других претендентов нет. Его для этого растили.
Герцогиня прижала руку к груди.
— Ты хочешь обвинить меня во лжи? Нет, мое сердце определенно этого не вынесет!
— Ах, оставьте свой драматический талант для «Друри-Лейн», — досадливо поморщился Джеймс. — Мы оба знаем, что ваше сердце мягкое и чувствительное, как булыжник. Вы никогда палец о палец не ударите, если не видите в этом выгоду для себя и своего положения в обществе.
Джеймс размышлял об истинных мотивах герцогини с тех самых пор, как она появилась в суде и объявила сногсшибательную новость.
— Говорите же. Мы сейчас одни, и вы вполне можете сказать правду. Это связано с Грегори?
Старуха прищурилась так, что глаза превратились в узкие щелки, и, ткнув пальцем в сторону Джеймса, высокомерно заявила:
— А теперь послушай меня. Еще со времен первого герцога Блэквуда титул переходил от отца к старшему сыну, и на мне лежит ответственность за продолжение этой традиции. Ты — законный герцог.
— Так как же насчет Грегори?
— Он не может носить титул! — резко выпалила она. — К несчастью, мальчик превратился в вечно пьяного бездельника и игрока. Хуже того: как выяснилось, он употребляет опиум.
Опиум!
Интересно, когда Грегори подсел на этот вызывающий быстрое привыкание и крайне разрушительный наркотик? Джеймс и раньше предполагал, что действия герцогини вызваны безответственным поведением его единокровного брата, но даже представить себе не мог, что все так запущено.
Вдовствующая герцогиня встала, подошла к нему и гордо выпрямилась.
— Понимаю, ты считаешь, что я не уделяла тебе должного внимания в детстве, но я никогда не выпускала тебя из виду. Твое образование — за которое заплатила я — и последующее обучение в «Линкольнз инн» превратили тебя в умного и проницательного барристера, умеющего управлять людьми. Ты станешь хорошим герцогом, если сумеешь справиться с одним пороком.
Джеймс не сумел сдержаться.
— Просветите меня, пожалуйста, — насмешливо полюбопытствовал он, — о каком пороке идет речь, и я приложу все старания, чтобы его изжить.
— Не глупи! Для меня не является тайной твоя репутация распутника. Мне также известно о низменных мужских потребностях. Знаю я и о твоем отрицательном отношении к браку. Последнее, вероятно, вызвано тем, что брачный союз твоих родителей был коротким и неудачным. Я бы не осмелилась тебя просить обуздать животные стороны твоего характера, однако бесспорно одно: ты обязан жениться и произвести на свет наследника. После этого мне остается только надеяться, что ты станешь разборчивее в связях.
Джеймс всегда гордился тем, что сумел много лет назад дистанцироваться от этой семейки, поэтому даже сам удивился силе охватившей его ярости. «Спокойно, Джеймс. Не позволяй ей задеть тебя за живое».
