— Ну, что встал? Заходи, — сказала она, отходя слегка в сторону. — Только давай по-быстрому. У меня еще дела. И не вздумай буянить. Здесь тебе не лесопарк. Ты моего брата знаешь.
— Сколько инструкций, — презрительно скривил губы Просвирин, проходя внутрь.
Из кухни вышел брат Ольги, среднего роста, но широкий в плечах. Он сложил руки на груди и встал, прижавшись спиной к стене. Взгляд его не выражал ничего, кроме угрозы. Рот что-то жевал.
Просвирин не стал ему даже кивать. Просто прошел в свой кабинет. Оглядел полки с книжками, пианино у стены. Сел на стул. И вдруг почувствовал усталость, которая давным-давно не посещала его. Это была та усталость, когда влажнеют ладони, усиленно бьется сердце и все тело становится слабым и безвольным. Он посмотрел на стол. Все осталось нетронутым: стопка книжек, железная пепельница, в которой еще лежали старые окурки, несколько ручек, ножик, который он использовал для чистки карандашей, листки бумаги, раскрытый альбом с репродукциями…
— Ну что, так и будешь сидеть? — сказала жена, заглянув в комнату. Затем крикнула брату: — Дим!
— Чё? — раздался мрачный голос брата.
— Ну, хоть ты ему скажи, что мне надо через полчаса уходить.
— А где Полина? — неожиданно спросил Просвирин.
— А тебе зачем? Ну, у себя в комнате.
— Можно мне ее увидеть?
— Не надо, — отрезал неожиданно появившийся брат жены.
— А ты теперь уже и за мою дочку решать будешь? — обозлился Просвирин.
— И давай чуть поживее, Викторыч.
— Я тебя тыщу раз просил не называть меня Викторычем, — раздраженно сказал Просвирин. — Либо по имени-отчеству, либо просто по имени — я не против, но не вот это вот деревенское «Викторыч». Я тебе что, бригадир стройотряда, что ли, или колхозный сторож?
Брат жены пожал плечами и исчез.
Просвирин встал, взял спортивную сумку из шкафа и стал собираться. Когда вдруг почувствовал, что чего-то не хватает.
— Оль! — крикнул он.
— Чё орешь? — вошла в комнату Ольга. Она уже переоделась и была готова к выходу
— А где фотография?
— Какая?
— Ну, у меня на столе была. Я и Полина в зоопарке.
— Не нужна она тебе.
— То есть как? — возмутился Просвирин.
— Еще вопросы?
Просвирин побелел и подошел к Ольге вплотную.
— Отдай фотографию, — сказал он, как будто ничего важнее этой фотографии у него в жизни не было.
Глаза его вдруг засветились недобрым тусклым светом.
— А! Убийца! Убивают! — заверещала нечеловеческим голосом жена.
В ту же секунду в комнате возник брат жены, который безо всякого предупреждения ударил Просвирина в грудь. Просвирин полетел на пол, в последнюю секунду ухватившись за книжную полку на стене. Полка хрустнула и съехала набок. Книги горохом посыпались на голову Просвирину. Особенно больно ударил томик «Отверженных» Гюго. Углом да по темечку. Просвирин застонал, схватившись за голову, потом встал на ноги и бросился на брата жены. Тот, однако, не испугался, а, ловко увернувшись, ударил Просвирина в живот. Просвирин повалился на пол, держась за живот. Брат жены наклонился к нему и, приподняв голову за волосы, ударил ею об пол. Из расквашенного носа потекла кровь.
— Убийца! — закричала Просвирину Ольга. — Маньяк! Надо вызвать милицию, пока он нас тут всех не переубивал.
Брат жены хмуро кивнул и несколько раз ударил Просвирина ногами. Когда устал, поднял избитого за шкирку, вытащил в коридор, открыл входную дверь и выкинул на лестничную клетку. Следом швырнул спортивную сумку. И захлопнул дверь.
Просвирин с трудом поднялся на четвереньки, затем на ноги. Рубашка была вся в крови. Он поднял сумку и, шатаясь, стал спускаться по лестнице. Этажом ниже натолкнулся на соседку Нину Ивановну.
— Батюшки! — всплеснула она руками. — Таки зарезал семью, душегуб!
Она размахнулась и ударила Просвирина продуктовой сумкой по голове. После чего начала верещать. Просвирин бросился к ней и зажал рот.
— Да что ж вы орете как резаная?!
Соседка принялась вырываться и ударила Просвирина ногой в пах. После чего принялась вопить громче прежнего:
— Убивают! Убиваю-ю-ют! Милиция-я-я!
Просвирин, ковыляя и морщась от боли, поднял сумку и попытался уйти, но не тут-то было. Соседка неожиданно прыгнула на Просвирина и, повиснув у него на спине, как злобная самка шимпанзе, принялась истошно визжать:
— Я держу его! Милици-и-я-я!
При этом она царапала Просвирину лицо и даже попыталась укусить его за шею. Просвирин, чертыхнувшись, скинул ее с загривка. Соседка полетела на пол, стукнулась головой о ступеньку и замерла.
Просвирин обернулся, медленно подошел к ней и наклонился. В тот момент, когда он приложил ухо к ее груди, на лестнице показались два уже знакомых милиционера.
— Ну, сука, теперь ты точно попал, — зло прошипел один из них и ударил Просвирина в грудь кулаком.
Второй выдернул из кобуры пистолет и навел на Просвирина.
— Вставай, вставай!
Просвирин, потирая грудь, встал.
— Не успели, — сказал первый милиционер, проверив пульс на шее бездыханной пенсионерки. — Укокошил-таки.
— Дуй в квартиру, — сказал ему второй милиционер. — Там, может, вообще труп на трупе.
Первый побежал наверх, а второй, заломив руку Просвирину за спину, зашипел на ухо:
— Тебе конец по-любому. Такую гниду, как ты, даже до отделения довозить не будем. Выпустим и при попытке к бегству шлепнем.
Тут он почему-то стал тыкать пистолетом в зубы Просвирину. Просвирин мотал головой, уворачиваясь от металлического дула.
— Не нравится? — усмехнулся милиционер. — А убивать нравится, значит.
Дуло пистолета залезло Просвирину в рот, и Алексей почувствовал горький вкус масляной смазки. Это был перебор. Выплюнув дуло, Просвирин извернулся и укусил милиционера за палец. От неожиданности и боли тот вскрикнул и выронил пистолет. Просвирин вырвал заломленную руку, ловко поднял пистолет с пола и направил его на милиционера. Тот побледнел и вжался в стену.
— Не надо… Не стреляй… Пожалуйста… Ну, хочешь, беги… Я никому ничего не скажу…
Дальше он понес какую-то околесицу, предлагая Просвирину свободу и даже деньги, хотя и то и другое было полным бредом в сложившейся ситуации.
Неожиданно Алексей почувствовал прилив сил. Словно возвращалось то ощущение умиротворенной радости, которое он ощутил после сеанса. На душе стало спокойно и светло. Счастье переполняло его тело. Ему казалось, что все его существо сливается в любовном экстазе с миром. Словно все теперь ему было доступно и понятно. И он сам понятен каждому живому существу на этой планете.
В эту секунду милиционер, заметив блуждающий взгляд Просвирина и ошибочно решив, что ему удалось заговорить преступника, бросился на Алексея. Просвирин почти автоматически нажал курок. Грянул выстрел. Милиционер, как будто икнул, осел и затих, уставившись немигающим взглядом на кривую надпись на потолке: «Светка из пятой квартиры — шлюха!».
Просвирин словно и не заметил выстрела. Он развернулся и неторопливо пошел наверх. Но почти тут же натолкнулся на второго милиционера, который, услышав выстрел, поспешно возвращался, прыгая через ступеньки. Будучи уверенным, что стрелял его коллега, он даже и не думал доставать свой пистолет. Увидев улыбающееся лицо Просвирина в метре от себя, он, впрочем, быстро понял, что просчитался.
— Ах ты ж, гад! — сипло выкрикнул он и тут же принялся дергать кобуру.
Просвирин выстрелил. Спокойно, хладнокровно и точно, как будто всю жизнь только и делал, что палил в лютей. Милиционера отбросило к стене.
— С-с-сука, — прошипел он на какой-то змеиный манер и также по-змеиному зигзагообразно сполз на пол.
Просвирин подошел к телу убитого, достал пистолет из кобуры и пошел выше. Позвонил в дверь своей квартиры.
— Ну, что еще? — раздался по ту сторону недовольный бас двоюродного брата жены.
Замок щелкнул, и дверь распахнулось.
— Это снова ты, урод? — процедил брат, но, заметив пистолет в руках Просвирина, осекся.
— Я, — спокойно ответил Просвирин и выстрелил.
Брат схватился за живот и стал оседать. Присел на корточки. Несколько секунд качался, словно размышлял, как ему лучше упасть — вперед или на спину, и наконец выбрал третий вариант — завалился набок. Грузно и неторопливо. Напоследок царапнул рукой зеленую штукатурку на стене. Тут же в глубине квартире раздался какой-то поросячий визг жены. Поморщившись от этого неприятного звука, разрушающего его умиротворенное состояние, Просвирин развернулся и стал спускаться. По дороге подобрал сумку.
Охранник кафе издалека заметил Просвирина. О цели визита он мог только догадываться, хотя его сильно смущало благостное выражение лица учителя. С таким выражением не идут выяснять «а что ты там, гад, следователю Мартынкину про меня наплел?». Хотя наплел охранник довольно много. Например, сказал, что Просвирин первым на него напал, сказал, что Просвирин, уходя, угрожал всех порешить и так далее. Но почему же сейчас учитель так странно улыбается?
