Слишком много было смертей и крови. Джемме хотелось сесть куда-нибудь в траву, закрыть лицо ладонями и никогда не вставать. Армо, который шел рядом с ней, смотрел испуганно и растерянно, словно очень хотел помочь, но не знал, что можно сделать.
— Пустяки, паренек! — негромко сказал болотный бес, который по-прежнему сидел у него на плече: кажется, Армо понравился ему и бес хотел с ним подружиться. — Это все обойдется потихоньку, уж поверь. Утрясется, точно тебе говорю.
— Ты-то откуда знаешь? — поинтересовался Аймо, и Джемма невольно обрадовалась, что к шаману вернулся разум.
Бес рассмеялся.
— Да так, наблюдаю за человечками. Заметил кое-чего.
А потом Джемма увидела сад и человеческое тело под деревьями, споткнулась и едва удержалась на ногах. Ей казалось, что она утратила слух, а зрение стеклось в одну точку, к Дэвину. Близнецы тоже остановились, и Армо вздохнул и осенил лицо знаком круга.
— Ох ты господи… — проговорил он, и Джемма бросилась бежать.
Она бежала так, как не бегала никогда в жизни, так, словно от этого зависела вся ее жизнь. Земля ударяла в ноги, кровь грохотала в ушах, и с каждым шагом Джемма все острее понимала, что опоздала и уже можно не спешить. Дэвин умер. Его больше нет, его не вернуть.
Джемма упала на колени под деревьями и схватила Дэвина за руку — тяжелую, холодную. Его лицо, красивое и постаревшее, очистилось от тьмы Вороньего короля и обрело глубокое спокойствие, как у человека, который наконец-то сделал трудную и долгую работу и теперь может отдохнуть. В темных волосах искрились серебристые нити.
— Дэвин… — прошептала Джемма, гладя его по голове и не чувствуя, как по щекам текут слезы. — Дэвин, вставай, пожалуйста. Слышишь? Вставай.
Он не шевельнулся. Джемма опустила руку ему на грудь в надежде: его яблоко почувствует, что она вернулась, но ладонь куснуло холодом. Сердце не билось.
— Дэвин? — позвала Джемма, уже понимая, что все напрасно.
Он не слышит, он не вернется.
Армо, который стоял чуть поодаль, негромко подал голос:
— Ваша светлость… Джемма. Он умер.
Джемма посмотрела на него с такой яростной злобой, что самой сделалось страшно. Как этот деревенский парень может так говорить о Дэвине? Он не мог умереть, он сейчас услышит ее и вернется!
— Умер, — повторила Джемма и, уткнувшись лбом в грудь Дэвина, прошептала: — Умер.
Неизвестно, откуда пришло это понимание, но сейчас Джемма знала, что Дэвин отдал свое хрустальное яблоко, чтобы окончательно уничтожить Вороньего короля. Тьмы под болотами больше не было, она никогда не наберет силы, она никогда не вернется. Дэвин пожертвовал собой, чтобы очистить мир от этой мерзости.
— Джемма… — снова окликнул ее Армо, и болотный бес сокрушенно вздохнул и посоветовал:
— Ты помолчи лучше, паренечек. Пусть поплачет.
Армо шмыгнул носом и кивнул.
Шаман какое-то время мялся поодаль, а потом подошел к Джемме, сел в траву, скрестив ноги, осторожно дотронулся до ее локтя и негромко спросил:
— У вас сейчас целое яблоко? Правильно?
Джемма подняла голову, не понимая до конца, о чем спрашивает Аймо. Да, она вышла замуж за Тернера, свою вторую половину, да, у нее сейчас целое яблоко. Он ведь был возле алтарного камня и видел, как над лесом поднялась сверкающая звезда, которая вырвалась из груди Джеммы и опалила крылья Вороньего короля.
— Да, — глухо ответила она. — Да, у меня целое яблоко. И что?
Шаман смотрел на нее с теплом и надеждой. Где-то далеко-далеко заголосил петух, потом к нему присоединился второй. Север оживал для новой жизни.
— Иногда его можно разделить, — произнес Аймо, — чтобы оживить человека. Иногда. Так нам в церкви читали. Давно.
Разделить яблоко? Только-то? Да Джемма отдала бы его полностью, лишь бы Дэвин открыл глаза и посмотрел на нее еще раз!
— Как это сделать? — прошептала она.
Интересно, хотел ли отец оживить маму?
Надежда, уколовшая ее в висок, заставила волосы подняться дыбом.
Аймо вздохнул и ответил:
— Я не знаю. Простите, но я не знаю.
Джемме захотелось горько рассмеяться. Чего-то в этом роде она и ожидала. И скоро из Хавтаваары придут испуганные люди, которые взывали ко злу, не понимая до конца, насколько оно могущественно, заберут тело Дэвина и отнесут на кладбище. Все кончится. Джемма будет совершенно свободна — и сейчас эта свобода пугала ее почти до обморока.
Нет, ничего она не сможет исправить. Но пока можно было сидеть на мокрой траве рядом с Дэвином, держать его за руку и вспоминать тот день, когда она уехала из Хавтаваары, — последний день, когда они с Дэвином виделись по-настоящему и он смотрел на нее своими глазами, а не золотыми озерами Вороньего короля.
«Вот и все», — подумала Джемма, и именно в эту минуту хрустальное яблоко толкнулось в ней.
Над садом разливалось утро. По развалинам дома прыгала беззаботная птичка, чирикала, распушала крылышки. Джемма держала Дэвина за руку, и яблоко в ее груди росло и зрело, наливалось теплыми соками, умывалось дождем. Когда оно сорвалось с невидимой ветви и, в последний раз толкнувшись в груди Джеммы, выплыло на свободу, озарив сад золотым светом, Джемма почти перестала дышать. Сейчас она могла только смотреть.
Яблоко нависло над ними маленькой звездой, и в ее мягком сиянии Джемма увидела себя — беззаботную, легкую, заливающуюся звонким смехом. Потом появился и Дэвин — и он был жив, больше ничего не надо было. А потом яблоко взорвалось, рассеявшись над травой метелью серебряных снежинок, и издалека донеслась песня. Жизнь продолжалась. Мир жил.
Когда мертвая рука Дэвина в ладонях Джеммы дрогнула, наливаясь живым теплом, то она расплакалась снова и засмеялась от счастья.
ЭПИЛОГ
Событие было невиданным. Его величество Кормак, разумеется, ездил по стране, но так далеко на север он никогда не забирался. Что делать королю в краях стылых болот и кислой клюквы?
Но теперь он не имел права не приехать.
На том месте, где год назад стоял особняк принца Дэвина, теперь поставили памятник: скромную плиту из черного мрамора, на которой были высечены имена всех погибших во время прорыва некротического поля. Армо, который помогал с уборкой и подготовкой к празднику, несколько раз останавливался возле плиты и читал по складам.
Болотный бес высовывался из-за деревьев и сокрушенно качал головой:
— Что-то ты, паренечек, совсем уже деревенщина. По складам и я умею.
Армо хмуро смотрел на беса, который прибился к ним с братом и теперь жил на правах домашнего питомца вроде кота, и продолжал читать. Первым шло имя его высочества Дэвина. Затем — Джемма Эвилет, Артур Вудвилл, Беньямин Тернер, Матиас Штрубе и много, много других.
Армо вздыхал, и болотный бес тянул его за штанину:
— Ладно ныть, парень, идем. Дома забот полон рот, а ты — тут.
К приезду короля готовились несколько месяцев. Разумеется, первыми приехали неприметные господа с каменными лицами и оловянными взглядами — приехали за месяц, пошныряли по поселку и окрестностям, а на тех, кто осмеливался задавать вопросы, смотрели так, что поселяне считали за лучшее закрыть рот и отойти подальше. Потом они снова прошли по Хавтавааре, отбирая тех поселян, кто может стоять в первых рядах и не вызывать у владыки отвращения своим видом. Армо с братом не вошли в почетный список, но это их и не расстроило.
На приехавшего короля смотрели с разинутыми ртами. Родители поднимали детей на плечи, чтобы те запомнили: вон тот высокий седеющий мужчина с аккуратно зачесанными волосами — государь. А женщина в черном платье с крошечной бриллиантовой диадемой в волосах — королева. Толпа сопровождающих — сплошь важные чины в мундирах и сверкающих орденах — впечатляла не меньше. Армо смотрел, как его величество с женой идет к памятнику, и думал о том, что о его приезде будут рассказывать, пожалуй, дольше, чем о возвращении Вороньего короля. Ну и хорошо.
Король встал у плиты с именами и несколько долгих минут молчал — то ли молился, то ли вспоминал о погибшем сыне. Потом он обернулся и спросил:
