продвигаемся. И мне не приходится слушать безудержную оптимистичную болтовню Доминика, а это уже что-то. Он небось утопает в роскоши в своем кондиционированном раю.
Высунувшись в окно, чтобы поймать хоть намек на ветерок от движения, я вдруг с отчаянием понимаю, что поезд вновь замедляет ход. Вдалеке виднеется нечто похожее на перрон. Я плюхаюсь на сиденье и достаю кошелек. На станции наверняка найдется еда. А может, нам даже выдадут новый локомотив.
С другой стороны прохода просыпается измученная мамаша. Ребенок, к счастью, пока спит. Женщина тихонько передвигается на место у прохода. При дневном свете видно, что у нее под глазами залегли темные круги. Она моя ровесница, а то и моложе. И если бы не бессонная ночь, она была бы потрясающе красива. Ее усталое лицо прекрасно.
– Тетушка, – шепчет она, наклонившись в мою сторону. – Тетушка, можете помочь? Мне надо…
Ее голос прерывается, и она смущенно кивает в направлении туалета. Я пугаюсь, что она внезапно ослепла и приняла меня за свою родственницу, но женщина через проход встает и протягивает руки.
– Я возьму ее, чоти.
Молодая мать тоже поднимается на ноги.
Ее лицо разглаживает улыбка, усталость исчезает, и она превращается в сногсшибательную красавицу. Белые зубы поблескивают на темной коже, а золотое кольцо в носу сверкает в лучах солнца, окончательно ослепляя меня.
– Спасибо, тетушка. Мне надо в уборную и позвонить мужу. Я скоро вернусь. Тысяча благодарностей.
Вышивальщица пренебрежительно фыркает и отмахивается.
– Пустяки, – говорит она, перехватывая поудобнее так и не проснувшегося ребенка, и садится рядом со мной.
– Только принесешь мне чаю, ладно?
– Конечно, тетушка, – отвечает молодая женщина. – Я и хотела принести вам чаю. Извините, что не упомянула об этом.
Она уносится по проходу, шелестя бирюзовым шелком и звеня браслетами.
Ребенок начинает недовольно посапывать, но вышивальщица применяет незаметный магический прием, известный только бабушкам, и младенец моментально успокаивается.
А я вдруг понимаю, что не могу встать с места, не побеспокоив их. Мне тоже надо в туалет, но я не хочу разбудить это маленькое создание с легкими Селин Дион.
Почувствовав мое беспокойство, вышивальщица мягко улыбается и произносит так тихо, что я едва разбираю слова из-за скрежета и грохота:
– Она ненадолго.
Я откидываюсь на спинку кресла и тяжело вздыхаю. Пожалуй, я бы не стала рекомендовать клиентам Терезы Сайфер поездку во втором классе. Богачи нередко утверждают, что готовы переносить какие угодно лишения, но они должны иметь возможность в любой момент вернуться к роскоши. Чтобы написать полный и честный отчет, надо заглянуть в вагон первого класса.
Женщина рядом со мной тихонечко баюкает ребенка; стараясь ей не помешать, я достаю из-под сиденья впереди ноутбук, ставлю на откидной столик и начинаю печатать.
– Ты журналистка? – внезапно говорит она, сбивая меня с мысли и заглядывая в монитор.
– Э-э-э… не совсем. – Я смахиваю рукавом пот, выступивший на лбу. – Скорее…
– Блогер-путешественник? – перебивает она. – Мой племянник тоже этим занимается. Я встречаюсь с ним в Калькутте, потому что ему нужен взгляд старшего поколения на местную кухню.
Я не могу удержаться от смеха и прикрываю рот рукой, виновато покосившись на младенца. Из складок одеяльца на коленях у женщины на меня в упор смотрят два угольно-черных глаза.
– Мне очень жаль, я не хотела разбудить ребенка, – шепчу я.
– Не страшно, ее мама сейчас вернется, – пожимает плечами женщина. – А что смешного в том, что я хочу помочь своему племяннику?
Лицо моей собеседницы выражает только вежливый интерес, но я чувствую, что она обижена.
– Ничего, извините. Я скорее фотограф. Выкладываю снимки в инстаграм, знаете?
– Мой племянник тоже. Блог, инста и… как это, снэпчат, да?
– Да! Вы очень продвинутая. Мой дядя по сравнению с вами – пещерный человек. У него до сих пор кнопочный телефон.
Весело хохоча над моим старомодным дядюшкой, мы не сразу замечаем молодую мать, вернувшуюся на место с двумя чашками чая, которые она осторожно ставит на свой столик. Увидев ее, малышка открывает рот и разражается криком. Соседка без предупреждения сует ребенка мне. Даже не знаю, кто из нас более шокирован. Кроха замолкает от изумления и таращится на меня перепуганными круглыми глазищами. Ротик девочки открывается, но вместо того, чтобы возобновить крик, она тихонько икает и пытается засунуть туда целый кулачок.
Тем временем вышивальщица, дама весьма внушительных размеров, предпринимает попытку встать, и с помощью молодой матери ей это удается. Она встряхивается, и все, что на нее надето: браслеты, сари, шарф на голове – с мелодичным звоном становится на место.
Ребенок у меня на руках замечает отсутствие родных, и маленькое личико сжимается, как кулачок. Круглых черных глазищ теперь не видно. Я вижу только широко раскрытый рот: розовый, беззубый и до смешного идеальный. Девочка набирает воздуха, вышивальщица тянется через пустое сиденье, звеня браслетами, отбирает у меня ребенка и ловко передает через проход. Когда я поднимаю голову, малышка уже исчезла в складках материнского сари, а крик прекратился. Крошечная босая ножка, показавшаяся из голубого шелка, дергается и удовлетворенно замирает.
– Спасибо, тетушка, – говорит молодая мать и с улыбкой поворачивается ко мне. – И вам спасибо.
– Не за что, – мотаю головой я. – Она сама.
– Благодарю за ваше терпение. У моей Рупи очень звонкий голос. Хотите чаю?
Я захлопываю крышку ноутбука.
– О нет, я не могу забрать ваш чай. Мне надо сходить…
Я киваю в направлении уборной, не зная, каков протокол обсуждения отхожих мест с дамами в Индии. Будь я трэвел-блогером, знала бы. Насколько я помню, в рассказах Видиадхара Найпола этот вопрос никогда не поднимался, так что я в растерянности.
Старшая женщина наклоняется ко мне. Она почти допила чай, но возвращаться на место не собирается.
– Иди-иди! – говорит она, оживленно размахивая чашкой. В этот момент поезд начинает поворачивать, и несколько капель чая приземляются на ковер. – Мы подъезжаем к станции, так что поторопись.
Я поспешно вскакиваю и бегу в конец вагона. Передо мной в очереди стоят двое мужчин. Не лучший вариант, но оба справляются быстро. Когда я сливаю воду, раздается зубодробительный скрип тормозов. Едва я успеваю вымыть руки, как поток пассажиров устремляется на перрон. Я выглядываю в открытую дверь. Над входом в вокзал написано «Райпур». В тяжелом, пропитанном влагой воздухе стоит пряный аромат специй и благовоний.
У меня падает сердце. Всего лишь Райпур? Кажется, в расписании этот город расположен где-то посередине. Проводник, который спрашивал билеты, хочет пройти мимо меня на платформу, но я преграждаю ему путь, схватившись за поручень.
Тут же ловлю на себе раздраженный взгляд.
– Мы долго
