дня Семен начал провожать Олю после работы. Никаких вольностей себе не позволял, просто много рассказывал, расспрашивал Олю о ее жизни. Оля задавалась вопросом, нравится ли ей этот парень. И понимала, что ей с ним интересно. Веселый, читают одни и те же книги, смотрят одни и те же фильмы.
Еврейский мальчик из интеллигентной семьи. Но что дальше? Мальчик был уж больно стеснительным. Лет Ольге стукнуло уже двадцать пять, кандидатов особых не было. Почему? Даже странно. Не сказать, чтобы она была непривлекательной. Да нет, очень даже милая. И одевалась хорошо. После института все заработанные деньги тратила на себя. И модных вещей понакупила, и в спортклуб ходила. И очки ее никак не портили, можно сказать, даже шли. А кавалеров не было. Ну, так сложилось.
– Замуж нужно выходить в институте, иначе все, кранты, – любила приговаривать ее институтская подружка Ленка.
Почему «кранты», кому «кранты»? А у Ленки – не кранты? Выскочила за однокурсника в институте, тут же родила детей, одного за другим, и через пару лет подала на развод.
– Моим детям такой отец не нужен.
– А куда ты раньше смотрела?! – Ольга недоумевала. Как можно детей лишать отца?
– Раньше не было заметно.
– А другой, думаешь, будет лучше?
– Будем искать! – И Ленка беззаботно смеялась.
Такого отношения к делу Оля тоже не понимала. Ей хотелось выйти замуж один-единственный раз. И чтобы была семья. Настоящая. Чтобы много детей, и семейные ужины, и походы в театры. Она сама выросла в такой семье. Единственное, что огорчало, – Ольга была единственным ребенком.
– Мам, ну почему я одна?
– Так вышло. Я тоже всегда мечтала о том, что вас будет хотя бы двое.
Непонятно почему, только Сема продвигаться дальше в их отношениях не стремился. Встречались регулярно, много говорили, ходили в кино, где молодой человек даже отваживался взять девушку за руку. Но дальше поцелуев в подъезде дело не шло. Олины родители, со своей стороны, тоже нервничали за дочь. Двадцать шестой год. Еще пара лет – и все.
– Тебе он нравится? – пытали они дочь.
– Ничего.
– «Ничего» – это пустое место! – кипятился отец.
– Еврей, – шепотом говорила мама.
– Вот это как раз не страшно. Это, может, даже и неплохо. Чем занимаются его родители?
– Ой, пап, ну почем я знаю. Отца у него нет, неудобно же спрашивать, что да как. Живет с мамой. Она – врач. По-моему, терапевт в районной поликлинике.
– А жилплощадь у них какая? – не унимался отец.
– Пап, скажи, о чем мы говорим? Он меня в дом не водил, с матерью не знакомил. Значит, не считает нужным, понимаешь, значит, планов не строит!
– Что он там строит, это не так важно. Это мы ему подскажем, что строить и как. Про жилплощадь – это я так спросил, для информации. У нас, слава Богу, есть где жить. Вон, у тебя своя комната. Не в этом дело.
– Все-таки еврей, – опять неслышно проговорила мама.
– Да уймись ты! – Отец стукнул кулаком по столу. – Пусть лучше еврей будет, чем кавказец какой. С их традициями. Вон Зоя – из второго подъезда – вышла замуж за армянина. И что? Он впереди идет, она все время на два метра сзади. – Мужчина повернулся к дочери и спросил: – Ты хочешь выйти за него?
Оля ответила практически без колебаний:
– Хочу!
10
Римму всегда удивлял изысканностью накрытый стол в доме у Сидельниковых. У нее так не получалось. Вроде и скатерть дорогая, и посуда, салфетки там всякие. Даже зажимы специальные купила, ручной работы, в виде цветочков. А все равно. Еще в начале праздника стол выглядит внушительно, а к середине – не дай Бог кто фотографии начнет делать. Бомжатник, одно слово. Кости от курицы, пятна от вина.
А у Ирины – стол идеальный и в начале праздника, и в середине, и когда к чайному столику переходят. И дело тут не в Кристине. Она накрыла и ушла. А ведь не бывает у Ирины курицы на горячее! Вот вам и костей нет. Как, кстати, и оливки: либо без косточек, либо фаршированные. А вино почему на скатерть никто не льет? Вот ведь интересно. Или такой идеальный порядок никто спугнуть не решается? Уважительно относятся к труду хозяйки?
Нет, у Риммы не так. Она любит курочку пожарить с румяной корочкой. А к ней капусту квашеную, только у нее такая капуста есть! Да огурчики малосольные. Да и водочку в запотевшем графине обязательно поставит. Такого шика, как у Ирины, нет. Ну и ладно. Зато здесь вот про Кристину говорят, а в доме у Бориса – про Римму. Да и кто, собственно, про Кристину и говорил-то? Сама Римма и говорила.
– Давайте-ка партию в бильярд? – потер руки Семен.
– Идея!
– Вот и замечательно, вы идите, а мы все-таки покурить. – Римма многозначительно посмотрела на Ольгу и Ларису. – А то ничего не переварится. Жрем и жрем!
– Римма, – осторожно заметил Борис.
– А где я неправду сказала?
– Все правда, только мы тебя, Римка, не отпустим, должен же я, в конце концов, отыграться! – Семен мягко взял Римму за плечи и подтолкнул в сторону бильярдной.
Римма с детства была на редкость спортивной. А что ей еще оставалось, с ее-то ростом и комплекцией? Крестиком вышивать? Вот она и выступала за все сборные. И метала, и прыгала, и бегала.
После школы путь ей был один – в Физкультурный институт. Хотя где-то говорили, что с ее ростом можно и в модели, но только не с ее широкой костью. И плечи как у пловчихи, и руки как у гребца, и нога 43-го размера. Вечная мамина боль.
– Зато я самая сильная.
– И точно, доченька, умница ты моя. Получай специальность и пробивайся вперед. А после – каждый мужик за счастье посчитает такую жену отхватить. Ты ж у меня на все руки. А если наводнение, так и на руках его перенесешь.
– Наверное, смогу, – неуверенно отвечала Римка. – Ну это, конечно, какой мужик попадется.
Про наводнение – оно понятно, все-таки Владивосток, портовый город. Но это, безусловно, было не главной особенностью Владика. Главной особенностью были залетные морячки. И по этому поводу предупреждала Римкина мать:
– Смотри, дочура, в подоле не принеси. Нам такого добра не надо.
– А что, выкинешь?
– Не выкину! – в сердцах говорила мать. – Только и не прокормлю!
– Вот выдумывать нечего! Как раз прокормить-то прокормишь. Чего зазря говорить. – Мать кротко опускала голову. И действительно, чего это она? Мать Риммы работала заведующей столовой.
– Дело-то не в том! Ребеночку отец нужен. Что мы хорошего в жизни выдели? Вечно тебя безотцовщиной дразнили. Да и разрывалась я, все сама да сама, – тут уж начинала рыдать мать.
– Ну ладно, мам, прости. Просто хотела тебе сказать:
