- Не знаю, - огрызнулся Дуглас. - Мы с ней это не обсуждали. И я не намерен обсуждать что-либо.
- Разве можно так легко, без объяснений, бросить женщину после стольких прожитых вместе лет? - недоумевала Бекки. - Ты должен был хотя бы поставить её в известность о том, что происходит.
- Все, этот вопрос закрыт, - отрезал Дуглас. - Ты получила все, что хотела: меня, этот дом и ребенка. Лично мне тоже ничего больше в жизни не нужно. Достаточно того, что Келли и так однажды едва не удалось разрушить наше счастье. Прошу тебя, не заговаривай больше об этом.
Бекки, хотя и не переставала об этом думать, вслух на эту тему с Дугласом больше не заговаривала. Подобно миллионам других бывших любовниц, сумевших отбить мужчину у законной жены, она задавалась вопросом: если он так с ней поступил, то что помешает ему когда-нибудь и меня так же бросить? Как можно уйти от жены, которая ждет ребенка, даже не объяснившись с ней?
Однако, опять же подобно миллионам других бывших любовниц, она все же сумела выкинуть эти мысли из головы. Почти. Дуглас теперь принадлежал ей, а уж она ошибок его бывшей жены не повторит, и это самое главное.
В тот вечер Бекки превзошла самую себя, чтобы устроить Дугласу настоящий праздник. Состряпала его любимые яства - цыпленка-гриль (разумеется, без шкурки) с зеленым салатом (Дуглас где-то вычитал, что зелень предохраняет от рака предстательной железы), купила бутылку его любимого вина Пойяк Шато Линч-Баж урожая 1983 года. И набор сыров. Понаставила по всей кухне подсвечники, зажгла свечи. Бекки долго ломала голову, устроить ли ужин в кухне, или в столовой на первом этаже. Однако в конце концов решила, что сидеть вдвоем за огромным столом, рассчитанным на двадцать персон, трудно назвать интимным общением.
Кухня, как и остальные помещения в гигантском доме, была своего рода шедевром, но алюминиевые полки, раковина и американский холодильник делали её холодноватой на вид. Мраморный пол и стол со стеклянной столешницей лишь усиливали это впечатление. Бекки и Дуглас питались вдвоем дома крайне редко, и ей хотелось сделать предстоящую трапезу запоминающейся. В последнее время Дуглас вкалывал на работе как маньяк, и признаки стресса, который он постоянно испытывал, бросались в глаза.
Домой он заявился довольно поздно, поцеловал Бекки и осведомился про Фредди.
- Он давно уже спит сладким сном, - ответила Бекки. И Дуглас, как типичный любящий отец, отправился в детскую спальню и нежно поцеловал спящего младенца. Одно из редких мгновений наплыва чувств.
Придя на кухню, Дуглас уселся напротив Бекки, и та налила ему стакан вина.
- Опять трудный день выдался, да, милый? - сочувственно спросила она.
Дуглас кивнул.
- Я снова встречался с Биллмором, - сказал он. - Сделка с "Фостерс" должна быть завершена в двухнедельный срок. Все идет своим чередом. Дуглас терпеть не мог обсуждать деловые вопросы со своими женщинами. Однако меня беспокоит какое-то неясное предчувствие. Что-то не так, Бекки, но я никак не могу понять, что именно.
- Ты просто слишком устал, милый. Нам нужно куда-нибудь съездить, отдохнуть.
- Не раньше чем договор с "Фостерс" будет подписан и я избавлюсь от этих негодяев из Совета директоров. Тогда, быть может, нам с тобой и удастся вырваться на несколько деньков. Африканское воззвание тоже должно сыграть нам на руку. Блестящая рекламная акция.
- Сегодня вечером звонил Аарон, - сказала Бекки. - Они очень довольны телевизионным роликом. "Маклейрдс" даже собирается выдвинуть его на премию. Здорово, да?
- Премии тираж не повышают, - ворчливо отозвался Дуглас.
- По-моему, дорогой, тебя ещё что-то гложет, - обеспокоенно заметила Бекки.
Дуглас снова кивнул.
- Сегодня днем я получил бумаги от адвокатов Келли. Она наняла Митчелла Монтэга. Знаменитого специалиста по бракоразводным процессам. Я надеялся, что мы с ней все обсудим и уладим дело миром. Но когда предложил оставить ей квартиру и миллион фунтов наличными, она только засмеялась и бросила трубку.
- Сейчас ей слишком больно, - сказала Бекки. - Она подранена, и потому настроена так агрессивно. Пройдет время, страсти улягутся, и тогда ты с ней договоришься.
- Ты не знаешь Келли, - со вздохом ответил Дуглас. - Она не успокоится, пока своего не добьется. Не пойму, каким образом она узнала про этот дом, и про Фредди? Мы ведь, кажется, приняли все меры предосторожности. Боюсь, Бекки, что кто-то против меня всерьез ополчился. Но вот - кто? Просто не представляю, кто настолько мечтает со мной разделаться?
Эндрю Карсон сидел за обеденным столом в своей квартире, со всех сторон обложившись документами. В ближайшей стопке были аккуратно подобраны копии расходных ордеров по всем гонорарам, выплаченным "Санди" и "Дейли" за последних два года Ребекке Кершоу, родственнице Дугласа. Для сравнения были приложены отчеты по доходам других вольнонаемных авторов. Соседняя кипа бумаг содержала копии материалов, которые представила Ребекка за этот период. Почти на каждом третьем из них было начертано "отвергнуть!".
Возле следующей стопки документов громоздились аудиокассеты, ни одна из которых не была помечена. Карсон взял верхний лист. Это была расшифрованная запись разговора Леса Стрейнджлава с Джорджиной по поводу статьи про Блейкхерста. На первой странице была лишь одна цитата, набранная гигантским шрифтом:
"Тони прекрасно осведомлен про роман Дугласа с Бекки, про то, что она ждет ребенка, и про более чем сомнительные сделки, которые твой шеф заключает. Если ты опубликуешь эти материалы, Тони придется все это выложить."
Далее следовали цветные фотокопии газетных полос, подготовленных по указанию Джорджины. Тех самых, которые она показывала Лесу Стрейнджлаву.
Кончалась расшифровка записи словами:
"По непонятным причинам, "Санди Трибьюн" так и не опубликовала эти материалы".
Но предметом особой гордости Карсона была следующая стопка, над которой он пыхтел дольше всего. Это был макет первой полосы "Дейли Трибьюн" с кричащим заголовком:
"СЕРИЙНЫЙ ОБМАНЩИК"
Ниже располагалась тщательно составленная фотокомпозиция, в центре которой был ухмыляющийся Дуглас, в окружении бывших жен, Бекки, а также бывших же любовниц. Всего - двадцать фотографий, каждая сопровождалась кратким комментарием с именем "жертвы" и обстоятельствами её знакомства и расставания с Дугласом.
Общая подпись гласила:
"НИ ОНА ИЗ НИХ ЕМУ НЕ ДОВЕРЯЕТ
А ВАМ - СТОИТ ЛИ?"
Наконец, последняя, самая толстая кипа, содержала копии платежных документов и переписки Купера с генералом Лораном Мосикой, которые раздобыл Петейсон. Все эти документы были размножены в тринадцати экземплярах. Взяв верхнюю стопку, Карсон засунул бумаги в коричневый конверт и прилепил к нему самоклеющуюся этикетку, на которой значилось:
Строго конфиденциально.
Питеру Смиту,
Главному редактору
"Сан"
В следующий конверт вслед за аналогичным набором документов последовала одна из дюжины аудиокассет. Всего Карсон подготовил дюжину таких конвертов, каждый из которых был адресован одному из членов Совета директоров "Трибьюн", исключая Дугласа. Последний конверт Карсон адресовал самому себе.
Глава 18
Поначалу Джорджина даже не обратила внимания на убожество арендованной ею лачуги - уж слишком великолепен был окружающий вид. Белоснежный песчаный пляж тянулся почти до самой веранды. Вправо от хибары дугой выгибалась живописная бухта океана, влево громоздились высоченные скалы. Позади на многие мили простирался девственный австралийский буш. Изумительная была картина. Мерно рокотали набегающие волны, слышался разноголосый щебет неведомых пташек.
Войдя внутрь, Джорджина увидела, что жилая комната в домике всего одна, причем совмещенная с кухней. Посередине располагался диван с видом на бухту, у стены стояла двуспальная кровать. В задней части дома была ванная. Огромное, без занавесок; окно смотрело на океан. На веранде пристроились два плетеных кресла-качалки. Воздух был напоен ароматом эвкалиптов и запахом морской соли.
Время клонилось к вечеру, но, несмотря на разгар зимы и свежий бриз, было довольно тепло. Джорджина отважно сбросила одежду и, совершенно обнаженная, кинулась в ледяную воду. Это был настоящий катарсис. Безлюдный пляж, весь берег принадлежал ей, "Трибьюн" со всеми его проблемами растворилась где-то в миллионах миль отсюда. Впервые за много месяцев Джорджина смогла расслабиться.
Искупавшись, она прошла на веранду и, устроившись в кресле-качалке, откупорила бутылку шардонне. Смеркалось, и птичий гвалт усилился. На пол веранды спикировала юркая трясогузка. Джорджина улыбнулась; ей вдруг показалась, что суетливая птаха, тряся длинным хвостиком, попрекает её за лень. Что ж, перед сном прогуляюсь по берегу, решила она.
От дома к скалистым утесам вела плохо утоптанная дорожка. Преодолев добрых пару миль, Джорджина вышла к деревянной хижине, напоминающей её лачугу. На пороге сидел высокий седовласый старик в потрепанной широкополой шляпе, шортах и сапогах. Ничем не примечательный, если бы не его свита. Джорджина остановилась, как громом пораженная. Старика со всех сторон окружали сороки, причем одна из них сидела на его предплечье, в то время как он гладил её по шее, издавая звуки, удивительно напоминающие сорочиный стрекот. Он разговаривал с сороками!
