Не желая прерывать столь интимную сцену, Джорджина потихоньку повернула вспять и возвратилась в свой домишко.
Посреди ночи она вдруг проснулась в холодном поту, не понимая, где находится. Ей вновь приснился кошмарный сон, который преследовал её уже не первый год. Она стояла посреди своего кабинета, когда послышался страшный грохот, а поп под ногами покачнулся и заходил ходуном. Повсюду метались охваченные паникой люди.
- В башню самолет врезался! - послышался истошный вопль. - Дом рушится.
Джорджина беспомощно вцепилась в какую-то колонну, а пол вдруг ушел из-под её ног, ухнув в тартарары...
После этого, как ни старалась, уснуть Джорджина больше не смогла. Проворочавшись до пяти утра, она встала, оделась и потихоньку потрусила по обнаруженной накануне тропе. Брезжил серый рассвет, прохладный воздух звенел от птичьего гомона. Завернув за поворот, Джорджина остолбенела: буквально в десятке шагов от неё на лужайке мирно паслись кенгуру. Они вдруг дружно задрали головы, ещё не видя пришелицу, но, учуяв её запах. Джорджина застыла на месте.
- Если вы не будете шевелиться, они не убегут, - послышался вдруг за её спиной голос с характерным австралийским акцентом. Джорджина обернулась, как ужаленная. Кенгуру тут же сорвались с места и огромными прыжками унеслись прочь.
- Вы тот человек, который дружит с сороками, - узнала Джорджина.
- Угу, - кивком подтвердил старик. - Меня зовут Брайан. Брайан-Птичник, - добавил он со смешком. Кожа на его улыбчивом и бронзовом от загара лице была морщинистой от возраста и привычки щуриться на солнце.
- Рада с вами познакомиться, Брайан. А меня зовут Джорджина.
- Заходите ко мне, - пригласил он. - Я познакомлю вас со своими домочадцами.
С этим словами он двинулся по тропе к своему дому, а Джорджина машинально последовала за ним, лишь в первое мгновение спросив себя, а все ли у неё в порядке с головой, коль скоро она так охотно позволила увлечь себя куда-то едва ли не первому встречному. Но уже несколько минут спустя, подойдя к дому старика, она совершенно успокоилась. Навстречу им взлетела стайка из семи или восьми черных с белым птиц.
- Это и есть мои домочадцы, Джорджи, - с улыбкой сказал Брайан. Одна сорока вспорхнула на его плечо. - Вот это - Хромуша, - сказал он. Хромуша, познакомься с Джорджи. Мне пришлось ему шину на лапку накладывать, - добавил Брайан. - Перебил кто-то. Обожаю сорок. Они как люди. Видите вон ту малышку? Ее зовут Шарлин. Она у нас - молодая мама, двоих сорочат вырастила. А пара её - вон тот амбал. Я его так и назвал - Амбал.
Брайан заглянул в хижину, тут же вышел с пригоршней фарша, и начал кормить им сорок. Хромуша отказался от подношения.
- Нечего клюв воротить, - одернул его хозяин. - Больше ты у меня ничего сегодня не получишь. Вот, смотрите, первыми кормятся родители. Затем дядья и тетки. В сорочьей семье лишь одна пара верховодит, остальные соблюдают иерархию.
Внутри лачуги послышался громкий гвалт.
- Что там? - полюбопытствовала Джорджина.
- Мои пациенты требуют есть. Заходите, сами увидите. - Внутри целая стена была занята стеллажами с выстроившимися на них клетками. Примерно четверть из них была занята разнообразными птицами. - Это мой лазарет, пояснил Брайан. - Люди отовсюду приносят мне раненых пташек. Я их выхаживаю, а потом отпускаю. Так мне и Хромуша достался. Лапку залечил, но так ко мне привязался, что теперь и улетать не хочет. Мало того, ещё и всю свою семью ко мне привадил. Мисс Линн - так я мою старуху зову - постоянно ворчит, вот мне и приходится почти все время тут с ними проводить.
- Вы не против, если я ещё раз загляну к вам сегодня вечером? спросила Джорджина.
- Я здесь с утра до вечера, - ответил Брайан. - Приходите, я буду рад.
Так и завязалась дружба между престарелым птицелюбом из буша и молодой женщиной из далекого Лондона.
Келли играла в брошенную жену. Для встречи с Монтэгом она нарядилась во все черное. Мини-платье без рукавов от Шанель с пиджаком, отороченным белой каймой. Волосы Келли уложила на затылке, оставив длинные белокурые пряди лишь по бокам.
Нью-йоркский офис Монтэга выглядел точь-в-точь так, каким Келли его представляла: современным и баснословно дорогим. Первая беседа, состоявшаяся по телефону, носила сугубо предварительный характер, и во время сегодняшней встречи Келли рассчитывала изложить адвокату все свои претензии к Дугласу.
Монтэг встретил её у дверей и, сопроводив в свой кабинет, усадил напротив себя за огромный стол из стекла и металла. На дальнем его конце возвышалась ваза с живыми лилиями. Эти цветы неизменно вызывали у Келли аллергию, и она, не дожидаясь слез, вынула из сумочки от Шанель изящный платочек, украшенный кружевами.
- Простите меня, мистер Монтэг, - пробормотала Келли, - но от этих цветов у меня слезы градом льют. Аллергия какая-то. - В последнее время она много плакала, а потому была рада возможности выдать покрасневшие и распухшие глаза за аллергию. - Давайте сразу перейдем к делу. Я хотела бы покончить со всеми формальностями как можно быстрее.
- Я прекрасно понимаю, миссис Холлоуэй, насколько все это болезненно для вас, - учтиво промолвил адвокат.
- Сомневаюсь, - сухо ответила Келли. - Впрочем, это не имеет значения. К вам я обратилась лишь потому, что вы считаетесь лучшим из лучших. Я не хочу, чтобы пресса упивалась, смакуя подробности моего развода. И я не жадная: я хочу лишь, чтобы финансовые условия были для нас справедливыми.
- Для "нас", миссис Холлоуэй? - переспросил адвокат, вскинув брови. Мое вознаграждение будет оплачено из кармана вашего мужа, пусть это вас не беспокоит.
- Говоря "нас", я имела в виду себя и своего ребенка, - процедила Келли. - Ваше вознаграждение меня совершенно не волнует.
- Извините, - поспешно ответил адвокат. - Я не знал о том, что вы ждете ребенка. Это совершенно меняет дело. Вы ведь хотите, чтобы я затребовал от вашего мужа сумму, достаточную для пожизненного содержания вас с ребенком, так?
- Нет, - сказала Келли. - Я хочу только, чтобы у меня было, где жить, а также хватало денег на воспитание ребенка. И все. Таким образом, чтобы в дальнейшем я могла жить, никогда больше не слыша имени Дугласа Холлоуэя.
- Боюсь, что это будет непросто, - задумчиво промолвил адвокат, откидываясь на спинку мягкого кресла. - Отец по закону имеет право видеться со своим ребенком. Любой суд предоставит ему это право.
Келли посмотрела в окно, из которого открывался завораживающий вид на знаменитые манхэттенские небоскребы. По иронии судьбы, именно такой же вид сопутствовал её знакомству с Дугласом. И вот теперь небоскребы будут свидетелями её договоренностей по поводу развода.
- Учитывая, что муж предлагал мне миллион фунтов стерлингов, чтобы я сделала аборт и избавилась от ребенка, отцовских чувств к нему он питать не станет, - сухо промолвила Келли, прижимая обе ладони к животику.
Несколько минут они молчали, и тишину в кабинете адвоката нарушало лишь мерное жужжание кондиционера да завывание ветра за окном.
Наконец Келли заговорила.
- Я хочу, чтобы вы дали знать Дугласу - развод должен состояться в крайне сжатые сроки и без всякой суеты. Если он станет упираться, то я устрою ему самый громкий и скандальный бракоразводный процесс в истории. Если же он попытается войти в контакт с моим ребенком, - голос Келли зазвенел. - Я его уничтожу. Вы меня поняли?
Пятничный вечер, "Трибьюн-тауэр". Пит Феретти ворвался в кабинет Шарон, громко распевая: "Я влюблен, я влюблен, я влюблен"! И принялся вальсировать по комнате.
Шарон поморщилась.
- Прошу тебя, Пит, только не сейчас, - попросила она. - Я готовлю эту гребаную передовую в воскресный номер.
Выпроводив Хорька, Шарон закурила очередную сигарету и призадумалась. Ждать ей оставалось уже недолго. Смертоносное досье на Дугласа было уже закончено, она сама сняла с него копию. Теперь ей нужно было только набраться терпения. Ровно две недели оставалось до следующего заседания Совета директоров - судьбоносного дня для Шарон. Дуглас споет свою лебединую песню, а Джорджина в последний раз сядет в кресло главного редактора.
А в портфеле "Дейли" была самая сенсационная бомба последних лет. Идеальное время, чтобы нанести удар.
- Ну, хорошо, давайте начинать, - нетерпеливо скомандовала Шарон. Что там у вас?
Они собрались вокруг небольшого стола в её кабинете. Стол был загроможден фотографиями Эммы, а на диванчиках были разложены многочисленные фотоснимки Дианы и её отца, графа Спенсера. Вся история хранилась в строжайшей тайне, посвящены в которую были лишь присутствующие: Дейв Лейбер, редактор отдела новостей, Стив Дейнсон, его заместитель, и Фил Платтман, художественный редактор. Ну и, разумеется, сама Шарон.
- Пока все факты подтверждаются, - сказал Лейбер. - Нам удалось отыскать старого чудака, который в молодости служил у графа Спенсера загонщиком на охоте. Он помнит красавицу Стеллу. Подтвердил также, что она в то время служила официанткой в пабе "Надежда и якорь". Похоже, он и сам был в неё влюблен, как и все окрестные мужики. Красотка была просто писаная: потрясающий бюст, бедра и все такое, но только никого она к себе на пушечный выстрел не подпускала. Намекала, правда, что с графом они "дружат", но далее на сей счет не распространялась. А потом вдруг таинственно исчезла. До него только слухи дошли, что она от кого-то понесла и живет с дитем в Бирмингеме.
