— Этот триптих заказал твой отец?
— Вообще-то нет, — с улыбкой ответил Джулиано. — Он приобрел его в счет долга. Это произведение Уччелло «Битва при Сан-Романо», в которой сто лет тому назад Флоренция победила Сиену.
— Здесь столько жестокости… Это первое, что видел Лоренцо по утрам и последнее перед сном. Зачем было вешать в спальне произведение, вызывающее неприятные эмоции?
Джулиано, необычайно оживившись, вылез голым из постели и подошел к центральной панели.
— Отец любил это произведение не за жестокость, а за увековечение мужества, проявленного капитаном Николо да Толентино. Он был величайший герой. Видишь? В самом центре идет в атаку. — Он указал на всадника, единственного воина без шлема, который на переднем плане нацелился копьем прямо в сердце противника. — Он не ведает страха. Несмотря на огромную армию, против которой выступает, он уверен в успехе. А вот великолепный пример нового приема — перспективы. Посмотри сюда. — Джулиано замерил фигурку одного из павших воинов большим и указательным пальцами. — И обрати внимание, насколько мал этот человечек по сравнению с фигурой капитана.
Я пригляделась повнимательнее. Павший воин был во много раз меньше изображения да Толентино.
— Совсем коротышка! — рассмеялась я. — Но в этом есть смысл. Когда смотришь на лежащие фигуры, то они кажутся короче, чем есть на самом деле. А посмотри вот сюда. Видишь, какие маленькие эти люди? Это специально сделано, чтобы казалось, будто они совсем далеко.
Джулиано заулыбался, оставшись доволен.
— Не будь ты женщиной, я бы посоветовал тебе стать художником! Даже не знал, что ты такая умная. Да, именно в этом состоит волшебство перспективы. А Уччелло одним из первых применил этот прием. Отец всегда подмечал такие вещи. Жаль, что Пьеро и Джованни ничего не смыслят в окружающих их поразительных произведениях искусства.
Я тоже улыбнулась.
— Отец, должно быть, очень тебя любил, раз научил подобным вещам. — Я подумала о Лоренцо, больном и окруженном врагами, который черпал мужество, глядя на изображение давным-давно погибшего воина.
Джулиано кивнул, став немного серьезнее.
— Из всего семейства я понимал его лучше всех, а он понимал меня. Пьеро больше похож на мать, а Джованни…— Он коротко хохотнул. — Даже не знаю, в кого он уродился. Наверное, в нашего прадедушку Козимо. Он знает, как себя подать.
Сгустились сумерки. Джулиано зажег пару свечей от пламени камина, затем вернулся в кровать и устроился рядом со мной, вздохнув от приятной усталости.
— Зачем «плаксы» хотят, объединившись с герцогом Миланским, отобрать у Пьеро власть? — тихо спросила я.
У Джулиано сразу изменилось настроение. Он подкатился ко мне и подпер голову рукой, его лицо оказалось в тени.
— Сам точно не знаю, — ответил он. — Знаю только, что они хотят изгнать нашу семью. Отец совершил много неразумных, даже незаконных поступков. Чтобы купить кардинальскую должность для Джованни, он воспользовался городской Кассой приданого[16]. А в молодые годы безжалостно расправлялся со своими врагами. Он готов был пойти на все, лишь бы защитить семью. У многих людей, многих семейств и кланов найдутся причины его ненавидеть. Но у него была сверхъестественная способность защищаться, делать из людей союзников, он знал — особенно в последние годы жизни, — когда лучше уступить, а когда просто не обращать внимания на угрозы и брань. — Джулиано помолчал. — Мои братья, Пьеро и Джованни… по-своему умны, но до отца им далеко. Они не понимают важности того, каким тебя должен воспринимать народ. Они не знают, что нужно держаться… скромно. А Пьеро получает противоречивые советы, а потому часто теряется и вообще ничего не предпринимает. Я сказал ему, чтобы он отправлялся в Сарцану — как когда-то отец ездил к королю Фердинанду в надежде предотвратить войну. Но я хотел поехать вместе с ним. «Не слушай своих советников, — говорил я. — Позволь мне тебя направить». Но ему захотелось доказать, что он справится самостоятельно, без моей помощи. А ведь это… в общем, отец никогда не делал секрета из того, что я его любимец. И он всегда повторял Пьеро, что, когда, наконец, тот возглавит семейство, ему не следует ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной. А в Пьеро всегда жила ревность. Я не виню его, но… — Джулиано покачал головой. — Он совершил ошибку, отдав Сарцану и две другие цитадели. Я знаю Пьеро. Он не может решить, кого ему слушать, поэтому, в конце концов, не стал следовать чьим-либо советам и поступил по собственному усмотрению. В результате синьория теперь негодует и посылает фра Джироламо на переговоры с французским королем. Все запуталось. Мне остается надеяться, что Пьеро все-таки прислушается ко мне и поймет, как лучше всего выйти из этого положения. Я видела, что Джулиано расстроен. В нем сочетались быстрый ум Лоренцо и добрый нрав его тезки-дядюшки. По прихоти судьбы он не был первенцем, а потому лишился поста, для которого был рожден, — и по этой же причине Флоренция могла быть потеряна.
— Вернемся к «плаксам», — сказала я, стараясь повернуть разговор в другое русло. — Как ты думаешь, у Савонаролы есть политические цели? Быть может, он задумал получить Флоренцию… а заодно и Милан?
Джулиано нахмурился.
— Все гораздо сложнее. Мои люди как раз и работают сейчас над этим вопросом…
Одним из этих людей был Леонардо.
— Насколько сложнее? Время у нас есть… — Нас прервал стук в дверь, затем раздался мужской голос.
— Мессер Джулиано!
— Да!
— Из Сарцаны вернулся ваш брат. Он ждет вас в столовой.
— Скажите ему, что я сейчас приду.
Я тем временем успела соскочить с кровати и уже натягивала сорочку. Джулиано посмотрел на меня, затем на свою одежду, сваленную как попало возле камина, после чего снова перевел взгляд на меня.
— Пришли Лауру и моего камердинера, — прокричал он. — Пусть помогут нам одеться.
XLIV
Как только мы оделись, Джулиано повел меня вниз, мы шли по огромному пустому дворцу, и звук наших шагов эхом отражался от сияющего мрамора. Коридоры показались мне опустевшими — большая часть произведений искусства исчезла.
— Наверное, мне лучше не ходить с тобой, — прошептала я, держа мужа под руку. — Пьеро захочет обсудить политические вопросы.
В действительности меня волновала перспектива встречи с родственниками. Несмотря на заверения Джулиано, я вовсе не была уверена, что старший брат Медичи с восторгом согласился на наш брак. После болезненной стычки с отцом я не готова была вытерпеть еще одну, на этот раз с Пьеро.
Джулиано словно прочел мои мысли.
— Это правда, брат поначалу даже слышать не хотел о моей женитьбе на тебе. Но я настаивал. Я убедил его, что такой шаг имеет огромный политический смысл. Народ ведь выражал недовольство тем фактом, что Пьеро был наполовину Орсини да и женился на представительнице этого семейства. И тогда я сказал брату: «Ты уже заключил сильный союз со знатным родом Орсини, а Джованни стал кардиналом, что делает нашими союзниками Папу и церковь. Пришла пора заключить связи с народом, показать, что мы не считаем себя королями, как все говорят». И брат, в конце концов, прислушался. И хотя Альфонсина и Джованни против, я не сомневаюсь, что твое обаяние поможет тебе их завоевать.
Мы остановились перед темной полированной дверью, украшенной резьбой. Джулиано распахнул створки и жестом пригласил меня войти.
Я окунулась в тепло и свет. У противоположной стены ярко пылал огонь в огромном камине, на длинном обеденном столе стоял канделябр с дюжиной свечей, источавших аромат нагретого воска. Все стены были украшены фресками с пасторальными сценами: Вакх с виноградом, нимфы и сатиры, скачущие под мелодии, которые пан наигрывал на своей дудочке.
В комнате находились двое. Первый расхаживал перед камином, оживленно жестикулируя. Одет он был как принц: в тунику из толстого сапфирового бархата с пурпурной атласной отделкой. На шее у него висела толстая золотая цепь с огромным аметистом, на пальцах поблескивали бриллианты, в которых отражались языки пламени. Он был широкоплеч и узок в талии, рейтузы обтягивали сильные бедра и мускулистые икры. Его легко было представить гоняющим мяч на улицах Флоренции.
— Как они смеют так меня оскорблять! — бушевал он. — Как они смеют, ведь я только что спас город! Меня нужно встречать как героя, а вместо этого…— Он поднял на нас взгляд и нахмурился, недовольный тем, что его прервали.
Второй человек сидел за столом и невозмутимо отделял мясо жареного фазана от костей. На нем была алая кардинальская сутана, красная шелковая шапочка и кольцо с рубином. Когда мы вошли, он развернулся вполоборота на стуле, чтобы получше нас разглядеть. У него были толстые пальцы, полные губы, большая голова и широкая грудь. Отставив нож и вилку, он поднялся.
— Джулиано! Кто это? — Он был удивлен, но держался вежливо. Говорил он низким, завораживающе красивым голосом, хотя лицо у него было простое, а глазки маленькие, подозрительные.
