— Вы ведь теперь замужняя женщина, — сказала она, — так что не годится ходить с распущенными волосами.
Затем она показала мне весь дом, включая кухню и покои жены Пьеро Альфонсины, а также их детей, и, наконец, провела в библиотеку с высокими резными стеллажами, где хранились бесчисленные тома в кожаных переплетах и пергаментные свитки.
Я выбрала томик Петрарки — его «Канцоньере», собрание более трехсот сонетов. Большинство книг было на греческом, коего я совершенно не знала, или на латыни, о которой у меня было весьма приблизительное представление. Я отнесла маленький томик в спальню Лоренцо и, улыбнувшись стражнику-голиафу, дежурившему у дверей, устроилась в кресле возле только что растопленного камина.
Я думала, что Петрарка — хороший выбор. Он писал на тосканском наречии, а потому от меня не требовалось усиленной сосредоточенности, и его любовная поэзия могла напомнить мне о причине радоваться: о Джулиано. Но, листая страницы, я не находила ничего, кроме страданий. Сонет за сонетом описывал не красоту страсти, а только печаль и муку, которые она вызывает. Бедный Петрарка оплакивал смерть Лауры, предмет своей неразделенной любви:
«Я пел о золотых ее кудрях, Я воспевал ее глаза и руки, Блаженством райским почитая муки, И вот теперь она — холодный прах»[18].
На глаза у меня невольно навернулись слезы, и я смахнула их, ругнув себя, — раньше я никогда не плакала над стихами. И все же еще одна строка отозвалась в душе болью:
«Жестокая звезда — недобрый знак — Отражена была в моей купели»[19].
Жестокая звезда. Я вспомнила то, о чем давно не думала: случай с астрологом и те обидные слова, которые бросила в лицо маме, хотя она всего лишь пыталась оградить меня от волнений. У меня в голове вновь зазвучал голос астролога: «В твоих звездах я разглядел акт насилия, который связан с твоим прошлым и будущим».
Я вспомнила, как мама умирала по вине Савонаролы, и меня охватил беспричинный страх, что Джулиано — мое будущее — станет следующей жертвой.
— Прекрати, — вслух велела я себе и виновато оглянулась на дверь, не услышал ли меня великан, сидящий по ту сторону.
Но реакции никакой не последовало — ни голосов, ни движения, — и тогда я, слегка тряхнув головой, чтобы прийти в себя, нахмурилась и начала читать дальше. Мне хотелось найти какие-нибудь яркие, радостные строки, что послужило бы хорошим знаком, зачеркнувшим все дурное. Пролистнув несколько страниц, я наткнулась еще на одно стихотворение, написанное на тосканском:
«Благой король, на чьем челе корона Наследная, готов громить врага И обломать поганые рога Безжалостным сатрапам Вавилона»[20].
Я захлопнула книжку, отложила в сторону и подошла к огню. Пламя горело яростно. Я сложила руки на груди и крепко их сжала, словно стараясь сдержать страх. Все они связаны каким-то образом: Леонардо, третий человек, умирающий Лоренцо, «плаксы»… И я.
Подняв глаза, я увидела «Битву при Сан-Романо» Уччелло, с яркими знаменами, развевающимися на воображаемом ветру. Капитан Толентино по-прежнему выглядел решительным храбрецом, но на этот раз мне показалось, что ему очень одиноко и вскоре его одолеет враг.
Джулиано не возвращался до самого вечера. Приближался час, когда ему предстояло идти в синьорию, и я не выдержала, вызвала Лауру и послала ее за мужем, чтобы повидаться с ним перед его уходом.
Он больше не старался казаться веселым и озабоченно хмурил лоб. Вместе с Джулиано пришел его слуга, который помог мужу облачиться в строгую тунику темно-серого цвета без всяких украшений. Когда слуга ушел, я сказала, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно:
— Ты теперь похож на одного из «плакс». — Джулиано не улыбнулся.
— Скоро мне придется уйти. Лаура успела показать тебе, где расположены покои Джованни?
— Да.
— Отлично. — Он замолк, и я поняла, что он старается подобрать слова. — Если по каким-либо причинам мы с Пьеро задержимся… если припозднимся или если что-то случится и ты забеспокоишься, сразу ступай к Джованни. Он знает, что делать.
Я нахмурилась, стараясь скрыть тревогу за маской неудовольствия.
— А почему вдруг я должна беспокоиться? И зачем мне идти к Джованни?
Решение быть откровенным далось мужу нелегко — у него задергались губы.
— Все вещи упакованы. Джованни знает, где они находятся и куда можно отвезти тебя. Мы с ним заранее договорились о месте, где сможем встретиться. Поэтому, если мы задержимся…
— Я хочу пойти с тобой. Не могу оставаться здесь. — Он невесело рассмеялся. Разумеется, моя просьба была неосуществима: я женщина, а женщин не пускали во Дворец синьории. К тому же я достаточно хорошо успела узнать Джулиано и понимала, что он ни за что не позволит мне сопровождать его в такой опасной поездке.
— Лиза. — Он нежно обнял меня за плечи. — Мы договорились с королем Карлом, и синьории это может не понравиться. Я глупо поступил, что позволил Пьеро прислушиваться к Довици — все его советы, которым последовал брат, привели к тому, что наша семья теперь выглядит в дурном свете. Мне не следовало доводить до того, что случилось теперь. Я был слишком занят нашими банковскими делами, предоставив брату заниматься политикой. Ему это не понравится, но отныне я намерен больше вникать в его дела. Довици сегодня же будет отказано от дома. Теперь Пьеро станет слушать только мои советы.
Джулиано замолчал и бросил взгляд на окно. Я знала, он ждет звона колоколов.
— Тебе пора идти?
В ответ он взял в ладони мое лицо.
— Я люблю тебя. — Он легко и нежно меня поцеловал. — Скоро вернусь, обещаю. Не волнуйся.
— Хорошо, — сказала я. Каким-то образом мне удалось говорить и вести себя довольно спокойно. — Я позволю тебе уйти без меня только с одним условием.
— Каким? — Он постарался изобразить веселость.
Связь между письмом Леонардо и словами умирающего Лоренцо все еще не давала мне покоя, и я опасалась, что потеряю шанс узнать правду.
— Ответь мне на один вопрос. Кто этот третий человек? Этот кающийся грешник?
Он опустил руки и уставился на меня с удивлением.
— Прошло столько времени… а ты все еще помнишь отцовские слова? — Тут он взял себя в руки. — Отец умирал. Он сам не знал, что говорил.
— Ты ужасный лгун. Кого он имел в виду? — Джулиано покорно сдался.
— Одного человека, которому удалось бежать, — ответил он, и в эту секунду раздался звон колоколов.
Мы оба вздрогнули, но я не отступила от своего. Время утекало как вода, а я должна была все узнать, словно от этого зависели наши судьбы.
— Откуда бежать?
— Все, кто участвовал в заговоре, когда убили моего дядю, были пойманы. Но один человек ускользнул.
— Твой отец его видел?
Джулиано покачал головой и повернулся к двери, ему явно не терпелось уйти.
— Леонардо. Леонардо его видел, — ответил он. — Мой дядя умер у Леонардо на руках. Лиза, мне пора. Поцелуй меня еще раз.
Мне хотелось закричать от страха, но я просто поцеловала мужа.
— Снаружи стоит охрана, — быстро произнес он. — Они скажут тебе, если нужно будет обратиться к Джованни. Из комнаты не выходи. Лаура принесет тебе поесть. — Он распахнул дверь, потом оглянулся на меня в последний раз. Глаза его светились тревогой. — Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — эхом отозвалась я.
Он закрыл дверь. Я подошла к окну и распахнула его, не думая о холоде. Облака, наконец, разошлись и открыли кораллово-оранжевое солнце, стоящее уже у самого горизонта. Перегнувшись через подоконник, я послушала колокола, а потом увидела, как Пьеро и Джулиано отъезжают верхом в сопровождении примерно тридцати всадников.
— Леонардо, — произнесла я, хотя меня никто не мог услышать.
Все равно мы были с ним связаны и оба чувствовали, как неминуемо приближается беда.
XLVI
Я слушала гармоничный перезвон церковных колоколен до последней звенящей ноты, повисшей в воздухе. Я понимала, что мне следует спуститься вниз, в часовню, где сейчас Джованни и Микеланджело присутствуют на вечерне. Я чувствовала, мне следует молить Всевышнего, чтобы он защитил моего мужа. Но чрезмерное волнение не позволило беседовать с Богом или вообще с кем бы то ни было. Я не смогла даже послушаться Джулиано и терпеливо дожидаться в комнате.
На мне было свадебное платье. Дзалумма так и не приехала с моими вещами. Помня, что на улице холодно, я надела прелестную парчовую накидку, отделанную мехом. Что-то заставило меня остановиться и забрать свои два золотых медальона со стола, куда накануне положила их Лаура, готовившая меня ко сну. Я сунула их во внутренний карман накидки и вышла в приемную.
Великан тут же вскочил со стула.
— Вам что-нибудь нужно, монна Лиза?
— Нет. Я просто иду на кухню, хочу перекусить, — весело солгала я и одарила его своей самой лучезарной улыбкой.
Мой стражник встревожился.
