***
Эта мысль стала для меня навязчивой. Я засыпала по вечерам и просыпалась утром, перебирая в голове все возможные варианты обнаружения чужого псионика до того, как он атакует нас. По всему выходило, что для того, чтобы противник не заметил ловушки, входить в гиперпрыжок, и выходить из него нужно было с активной следящей пси-сетью. Раскидывать ее я умела уже давно. Но здесь был нюанс: безнаказанно для себя я могла ее удерживать не более двух-трех часов. А промежуток между двумя прыжками обычно составляет не менее суток. Почти в восемь раз больше, чем мои скромные возможности. Вывод прост и оригинальностью не блещет: я загнусь, но не удержу сеть. А даже если мы выйдем из гиперпрыжка с сетью, а потом я ее не удержу, псионик это обязательно заметит. Скрыть подобные изменения от опытного спеца, а псионик уже поднаторел в своих действиях, совершенно невозможно. Это однозначно. Следовательно, мы будем раскрыты раньше времени.
Я раздумывала над этой проблемой каждую свободную минуту. Принимала ли я пищу в столовой, плескалась в душе или шла куда-то по коридорам «Церероса», в голове заезженной пластинкой крутилось одно: как помочь экипажу? Иногда даже случалось так, что ко мне обращались, а я не слышала, занятая своими мыслями. Только в одном месте я не думала о псионике, поджидавшем нас где-то впереди, как паук в центре сплетенной паутины: на когге, когда Виннеалсон стажировал меня в открытом космосе.
Пилот оказался еще тем энтузиастом. Думаю, если бы мои сокурсники или командор Верген узнали бы, чему меня учит яоху, они бы или умерли бы от зависти, или заработали бы инфаркт. А я… Я пьянела от возможностей и от того, что моя мечта уже почти сбылась. Виннеалсон не только позволял мне привыкнуть к реальному кораблю и реальному космосу, он безжалостно гонял меня, заставляя доводить до автоматизма навыки взлета и посадки, в нашем случае приучая стыковываться с крейсером и отстыковываться практически вслепую. Учил летать без штурмана и в малоизученных областях космоса. Щедро делился опытом и различными хитростями нашей профессии. Мне повезло с наставником, это однозначно. Он, словно крестная-фея из сказки, проводил со мной каждую свободную минуту, оставляя себе необходимый минимум времени, чтобы поесть и поспать. Дошло до того, что команда начала отпускать по поводу меня и яоху сальные шуточки и далеко не всегда безобидные шпильки.
Я игнорировала все, что придумывали члены команды. Чувствовалось, что они это делают не со зла, просто нашли себе развлечение, не входящее в обязательную программу. А Виннеалсону и подавно было все равно. Он был холост и не имел никаких обязательств. На подколки товарищей просто равнодушно махал рукой. Мол, болтайте, болтайте. Главное, чтоб не путались под ногами.
Самыми пострадавшими от этой двусмысленной ситуации оказались Вилларс и Айминь. И если Энрик по большей части бесился молча, просто скрипел зубами. То Айминь…
С альдебаранцем все было крайне сложно. Каждое наше совместное занятие, каждая встреча вне выделенной для тренировок с даром комнаты, начинались совершенно одинаково: Айминь, бледнея от корежившей его злости, отчитывал меня за фривольное поведение.
Сначала я молча глотала упреки. Потом начала злиться и огрызаться в ответ. А в один прекрасный (вернее, совершенно ужасный) день Айминь довел меня до ручки. И я спросила его в глаза:
— Ты что, меня ревнуешь?
Фраза вырвалась случайно, под влиянием сильнейшего раздражения. Но в этот момент я сделала странное открытие: Айминь обычно не скрывал от меня свои эмоции. Я всегда точно знала, что чувствует он. Но в этот миг, потянувшись к альдебаранцу тонкими ниточками пси-излучения, я с удивлением поняла, что он наглухо от меня закрыт! Неужели я случайно угадала?
Айминь мне так ничего и не ответил. Но вспышки ярости с его стороны прекратились. Да и блок рядом со мной он больше не снимал. Я терялась в догадках: он обиделся? Или я попала в точку? Но на наших занятиях эта история никак не отразилась. Так что мне оставалось только смириться.
С Энриком обстояли дела иначе. На «Цереросе» килл снова начал меня избегать. Иногда, ловя на себе его хмурые взгляды, я думала, что по ошибке попала в какую-то машину времени и вернулась в первые дни своего обучения в Академии. Разве что Энрик больше не стремился сделать мне какую-то гадость, и не твердил больше о ненависти. Но и вот та ночь, когда он признался мне в своих, далеких от братских, чувствах, и когда мы с ним создали пси-канал, мне будто приснилась. Ничто не напоминало о ней ни во взглядах, ни в поведении килла. Словно я все выдумала сама. Но однажды все опять изменилось…
Спустя шесть дней после второго гиперпрыжка «Церероса» крейсер вплотную приблизился к точке выхода из гиперпространства, за которой нас должны были встретить спутники. Этой ночью дежурный пилот отключит установку. И в течение суток «Церерос» будет маневрировать на вспомогательных двигателях, ожидая, пока окончательно сформируется караван. В последний момент, уже после старта «Церероса» и его вхождения в гиперпространство, правительство Альянса приняло решение о выделении дополнительных кораблей сопровождения, которые должны проследовать с нами до границы сектора, в котором засел псионик.
Этим вечером я мучилась выбором: пойти ночью на мостик, чтобы поприсутствовать при маневрах и пропустить возможное формирование каравана. Или выспаться, а завтра наблюдать, как пилоты взаимодействуют друг с другом в группе. Наш план полета менялся постоянно, и в равной степени позднее могло не предоставиться шанса ни на то, ни на то. Первый выход из гиперпространства я пропустила по причине подготовки выхода в открытый космос и первого тренировочного полета. Следующий будет уже непосредственно в зоне воздействия псионика. А формирование каравана вообще возможно лишь раз.
Сигнал о том, что у меня гости, раздался от входной двери как раз в тот момент, когда я уже почти решилась рискнуть и пренебречь ночным отдыхом ради того, чтобы ничего не пропустить. Наученная горьким опытом, я сначала проверила свой внешний вид, а потом посмотрела, кто стоит за дверью. И застыла в шоке.
В коридоре стоял бледный, замученный, непривычно растрепанный Энрик Вилларс.
Словно во сне я подняла руку и разблокировала электронный механизм. Дверь, тихо всхлипнув сжатым воздухом, будто о чем-то сожалея, медленно скрылась в пазу, открывая доступ в каюту. Энрик поднял голову, и я тихо охнула: вживую, не на дисплее, килл выглядел еще хуже. Передо мной практически стоял оживший мертвец.
Повинуясь какому-то неясному порыву, я схватила его за руку и втянула в каюту:
— Что случилось? Ты заболел? Почему не обратился в медчасть?
Энрик помолчал, поднял голову, горько усмехнулся, а потом шлепнул по кнопке «Закрыть дверь». И только когда мы оказались отгорожены от всего корабля тонкой переборкой, мучительно простонал:
— Да, я заболел. Но медкапсула это не в состоянии вылечить.
Я охнула и вцепилась в килла двумя руками:
— С чего ты взял? Медики сами разберутся, лечится это или нет! — Я шагнула к двери и попыталась увлечь Вилларса за собой: — Пошли, чего встал? Или… Лучше сюда кого-то позвать?
У меня испуганно грохотало в груди сердце. Ладони покрылись липкой пленкой пота. Казалось, что, если промедлю еще секунду, что Энрик упадет прямо на пороге моей каюты и умрет.
— Энрик?..
Килл вдруг перехватил меня за талию и неуловимым жестом притянул меня к себе. На секунду прижался всем телом, жадно вдохнул воздух где-то возле моего уха, и вдруг шепнул:
— Не нужно никого звать. Я точно знаю, чем болен. Тобой. — Он вдруг опустил меня и даже на шаг отошел. Серьезно взглянул в глаза: — Марго, я точно знаю, что так нельзя. Ты моя сестра по отцу, мы одной крови. Но меня так тянет к тебе, что я не могу ни спать, ни есть, ни дышать. Не представляю, что я буду делать, когда тебя официально признают моей кровной родственницей. Меня ломает каждый раз, когда я вижу, как к тебе прикасается этот скользкий альдебаранский хлыщ. И я боюсь, что брошусь на него и сверну ему его тоненькую шейку! Так быть не должно. Шварх! — Он вдруг закрыл лицо руками и с силой его потер. — Я извращенец!..
