толпе. На нее показывали пальцами, в нее бросали нечистотами и гнильем. Толпа жестока к тем, на кого можно излить свою злобу безнаказанно. А мальчишки злы особенно. Куски навоза и гнилая репа летели в ведьму, которая с равнодушным видом шла к столбу. Она так мечтала умереть все это время, да не попустил господь. Вдруг, не доходя до места казни пяти шагов, она как будто бы очнулась.
— Люди! Я не виновата! Не губила я королей! Пытку не вынесла, вот и оговорила себя!
Ее поволокли к месту казни и притянули рот веревкой к столбу. Она могла теперь только мычать. Референдарий Марк зачитал обвинение и дал команду палачу, который запалил хворост. Сухой валежник весело затрещал, а несчастная страшно закричала, теряя последние силы. Крик прекратился быстро, и колдунья обвисла, пожираемая пламенем.
Король смотрел на казнь, и не видел ее. Его это не интересовало вовсе. Его беспокоило другое. У него больше не было наследника. И у брата Гунтрамна его тоже не было. А это значит, что он должен завещать свои земли сыну убитого по его приказу Сигиберта, который может унаследовать всю Галлию. Вот такой вот нелепый поворот судьбы.
Глава 22
Год 6089 от Сотворения Мира (октябрь 581 год от Р.Х.)
Нейстрия. Городок Новигентум[79]. Недалеко от Парижа
Дворец недалеко от бывшей столицы Хариберта был любимым местом Хильперика. Тут не было лицемерного благочестия южных городов, неотесанности севера и торгашеской суеты Парижа. Старинная вилла, к которой прилепились домишки простолюдинов, стояла на краю глухого бора, изобилующего дичью. Это много позже охотничьи угодья короля превратятся в Венсенский лес, и будут скорее похожи на ухоженный парк, но сейчас дворец окружала настоящая чаща, прибежище оленей, волков и косуль. Нечасто, но и медведя, загнанного собаками, случалось взять на копье королям франков. Они в то время еще были настоящими воинами, и любили забавы, приличествующие мужчинам. В просторном зале горел очаг, дым от которого хлопьями сажи оседал на деревянных балках потолка. Скоро король с семьей уедет отсюда, а слуги начнут скоблить и чистить дворец до следующего приезда повелителя. Епископ Турский, самый авторитетный из сторонников Брунгильды, прибыл к королю Хильперику на поклон. Он даже с королевой перемолвился парой слов, натянув на лицо умильную улыбочку. Фредегонда улыбалась ему от души, она могла быть обворожительна, когда ей это было нужно. Да и красота ее мало кого оставляла равнодушным. Кроме Григория, пожалуй. Он был аскетом, и женщины не переступали порог его кельи. Служение Богу и своей епархии, так он понимал свой долг. И этот долг призывал сейчас его к смирению.
— Государь, — епископ Григорий униженно склонился перед ненавидимым им Хильпериком. Ему ничего больше и не оставалось. Он чуть не потерял все, попав под суд, и теперь был куда осторожнее. Королева Брунгильда, которой он преданно служил все эти годы, сама ходила по лезвию меча, и на поддержку верных ей людей сил уже не имела. Хильперик, прожженный хитрец, смотрел на Григория с понимающей усмешкой. Всех сторонников Брунгильды за эти годы они с женой скрутили в бараний рог. Кое-кого из знати даже пришлось четвертовать на потеху публике, но все тлеющие угли бунта были безжалостно затоптаны.
— Государь, брат Венанций шлет вам элегию на смерть молодых королей Дагоберта и Хлодоберта. Мы скорбим вместе с вами, — Григорий протянул королю свернутый папирус.
Тот с любопытством развернул его и погрузился в чтение. Вскоре он закончил, и задумчиво сидел, переваривая тяжеловесные вирши. Продраться сквозь громоздкие рифмы было нелегко, но король справился, и довольно хмыкнул. Венанций писал про Каина и Авеля, а значит, не собирался устраивать инсинуаций по поводу смерти принцев. Он поддержал официальную точку зрения, а следовательно, оправдывал убийство Аудоверы и расправу над Базиной. А ведь изнасилованная дочь Хильперика была сейчас в том же монастыре Святого Креста, что и он. Они постоянно общались, но хитроумный поэт все-таки публично оправдал короля. Это была полная капитуляция духовенства в захваченных южных землях, и Хильперик ее милостиво принял.
— Святой отец, — обратился он к Григорию. — Мы приготовили дары на украшение церквей в вашей епархии. Вы возьмете их?
— Безусловно, мой король, — оживился Григорий. — Ведь это богоугодное дело. Господь не оставит вас милостью своей. Мы будем молиться за вас.
— И за королеву… — многозначительно сказал Хильперик.
— И за королеву, — проглотил комок в горле Григорий. — И за королеву тоже, конечно же.
— Мы ждем послов из Австразии, — сказал Хильперик со змеиной улыбкой на тонких губах. — Не желаете подождать? Епископ Реймса Эгидий прибудет… Мы обсуждаем мир с Австразией. Мой горячо любимый племянник Хильдеберт станет моим наследником.
— Нет-нет, государь, — засуетился Григорий. — Меня ждут в епархии. Вы же понимаете, каково это, оставлять паству надолго. Надо спешить в Тур.
Епископ все прекрасно понял. Хильперик и его жена купили знать Австразии, а значит, скоро будет новая война. Только в этот раз — война с Бургундией. Ему срочно нужно домой, надо готовить свой город к обороне, крепить стены и башни. Опять же, ворота нужно подновить. Бог даст, обойдет беда стороной.
* * *
Через два месяца. Шампань. Австразия
Этого не должно было случиться никогда, но случилось в самый неподходящий момент. Умер Гогон, и страна немедленно провалилась в гражданскую войну. Шесть лет он держал на себе непомерный груз. Шесть лет он не давал герцогам передраться между собой. Шесть лет он гасил любые намерения Хильперика и людей в Австразии, преданных ему. Епископ Реймса, герцоги Урсион и Бертефред были его сторонниками, и они вцепились в горло Лупу, который вместе с Гогоном верно служили Гунтрамну Бургундскому. Брунгильда, закусив губу, смотрела на то, что разворачивалось перед ней. Два войска выстроились на равнине под Реймсом, и участь ее союзника Лупа была незавидной. Бертефред привел куда больше войск, чем смог собрать герцог Шампани. Если его убьют, ей конец. Посадят в дальнюю каморку и будут выпускать по большим праздникам. А то и вовсе не дадут дожить до совершеннолетия сына. Фредегонда запросто могла это устроить. Судьба Аудоверы была посланием ей, Брунгильда это прекрасно понимала. Ей так и не простили брак с Меровеем. Что же делать? Решение пришло неожиданно, как гроза зимой.
Королева надела воинский пояс с мечом и села на коня по-мужски. Через пару минут она скакала между рядами воинов, которые изумленно тыкали в нее пальцами. Баба, да еще и королева! В воинском поясе![80] Да что же это делается то!
Брунгильда дернула удила и, не
