– До сих пор не вижу тут проблемы. – Джекс пожимает плечами и стукается кулаками с парнем, сидящим рядом.
– Серьезно? Не видишь проблему? Что, если бы мой отец заплатил тебе, чтобы ты на мне женился? Я тебя на дух не переношу, и тебе определенно не нравлюсь. Ты не видишь тут проблемы?
– Тебе бы пришлось спать со мной, потому что ты легально моя жена, и все такое. – Он ухмыляется. – А еще тебе бы пришлось делать все, что делают жены, типа, убирать, готовить, стирать мою одежду. Я б так жил, даже если ты…
– Джекс, достаточно, – миссис Кирби перебивает его, прежде чем он успевает назвать меня словом похуже мегеры, но уже поздно. Я знаю, что Джекс собирался сказать. Остальная часть класса тоже знает. Пытаюсь скрыть свою боль, только теперь она стала частью меня.
– Ты считаешь меня шлюхой.
– Грэйс…
– Нет, миссис Кирби, все нормально. Ты это хотел сказать, верно, Джекс? Мы все прекрасно знаем.
Джекс не отвечает. Он просто закидывает руку на спинку стула и улыбается так, будто он – царь мира.
– Почему ты так думаешь? Я не помню, чтобы мы занимались сексом, и мне бы хотелось знать, почему ты пришел к такому мнению.
– Грэйс, довольно. Мы обсуждаем Шекспира, не тебя.
– Отлично. Давайте поговорим о Шекспире. – Я разберусь с придурком Джексом позже. – У Кэт не было выбора. Не было вариантов. Не было надежды. Появляется Петруччо, уже соблазненный обещанной платой, а потом решает, что ему нужно еще и дух ее сломить – так же, как дрессируемому животному.
– Птице, – поправляет меня миссис Кирби.
– Без разницы. Это отвратительно.
– Эту пьесу часто называют женоненавистнической из-за того, как в ней относятся к женщинам. Тем не менее, другие литературоведы не соглашаются и говорят, что это фарс – якобы Шекспир пытался пролить свет на положение вещей в те времена. А некоторые вообще откровенно заявляют, что Шекспир был феминистом.
Я задумываюсь на мгновение. Это объясняет финал пьесы. Когда я прочитала его в первый раз, ощутила разочарование. Словно Кэт сдалась. Но сейчас?
– Миссис Кирби? Монолог Катарины в конце пьесы, тот, что про пари? Она ведь не всерьез говорила, верно?
– Не знаю, Грэйс, как тебе кажется?
Если он был феминистом, значит, я абсолютно неправильно поняла финал.
– Она просто уступила. Сказала то, что хотел услышать от нее муж.
– Ага, потому что она усвоила, где ее место, – говорит Джекс, смеясь.
– Нет! Нет, она не была укрощена. Кэт не была сломлена. Она осталась собой, той же умной женщиной, действующей продуманно. Мне кажется, они с Петруччо заключили сделку. Я думаю, если отбросить позерство перед любопытными, они по-настоящему нравились друг другу. Кэт поняла, что для нее все могло сложиться гораздо хуже, и согласилась отказаться от своего стервозного поведения в обмен на помощь Петруччо. – Когда все продолжают безучастно сидеть, я машу рукой. – Да ладно вам, разве это не очевидно? Кэт по-прежнему думает, по-прежнему плетет интриги. Она просто нашла партнера, готового делать это вместе с ней.
– Это потому что она – секси. Горячие девчонки всегда заставляют парней делать то, что им захочется.
– Да, а потом врут.
– Эй-эй, довольно, – миссис Кирби пытается восстановить контроль над ситуацией, когда по классу проносятся громкие одобрительные возгласы, но я встаю и поворачиваюсь лицом к мелкой противной ведьме, сидящей около окна. Ее зовут Камрин; она и словом со мной не обмолвилась с начала девятого класса. Камрин маленькая, с гладкими темными волосами, спадающими на плечи, мягким взглядом и приятной улыбкой, которую я не вижу, потому что в данный момент она слишком занята, ядовито ухмыляясь мне. Сначала Джекс, теперь она?
Ладно, с меня хватит игр.
– Я не врала. Когда захочешь услышать правду, можешь в любой момент меня найти.
– Грэйс, сядь на место и не разговаривай.
Я резко оборачиваюсь к учительнице.
– Я не буду молчать, когда ученики в вашем классе оскорбляют меня, миссис Кирби. – Пристально смотрю на нее. – И им это сходит с рук, – добавляю, отчего ее брови ползут вверх.
– Камрин, извинись перед Грэйс.
– Но я не…
– Ты назвала ее обманщицей. Извинись, иначе пойдешь к мистеру Джордану.
Камрин скрещивает руки на груди, пронизывая меня убийственным взглядом.
– Извини.
– Что? Я не расслышала…
– Я сказала, извини. Теперь довольна?
Поворачиваюсь к Джексу.
– И?
Он похлопывает себя по груди и смотрит на миссис Кирби, чтобы та его спасла, но она кивает.
– Ты тоже, Джекс.
– Ах, черт. Ладно. Мне жаль, что ты шлюха.
– Джекс!
– Хорошо-хорошо. – Он прочищает горло. – Извини. Но если люди не хотят, чтобы окружающие замечали, как они одеваются, тогда, может, им не следует одеваться так, чтобы на них обращали внимание.
– Джекс, последнее предупреждение.
Он поднимает обе руки; я же сажусь на место, про себя смеясь над тем, как лицо Камрин приобретает интересный оттенок пунцового. Но я еще не закончила. Я сказала маме, что больше не буду прятаться, не буду молчать. Я не шутила.
– Знаете, немногое изменилось со времен Шекспира. Люди до сих пор не могут быть самими собой, не опасаясь того, что подумают о них другие.
– Хорошо, Грэйс, ты высказала свою точку зрения.
Звенит звонок; скрип парт по полу и звуки захлопываемых учебников заполняют кабинет. Я усвоила урок – лучше дождаться, когда толпа рассеется, прежде чем выйти самой. Собираю свои вещи, разворачиваюсь к двери и замираю на месте. Робин Нилсон и Кхатири Сони стоят передо мной. Робин кусает губу. Скрестив руки на груди и выпятив бедро вперед, готовлюсь.
– Что?
Робин поднимает руки.
– Ничего, ничего. Просто… это было здорово.
Мои брови взметаются вверх.
– Что было?
Она смеется, затем быстро замолкает, словно ее смех был заточен в подземелье и случайно вырвался наружу.
– То, как ты осадила Джекса, Камрин и даже миссис Кирби.
– Ты такая отважная, – добавляет Кхатири с нотками восхищения в голосе.
Моргнув, наконец-то киваю.
– Спасибо. – Я прохожу мимо них, но Робин останавливает меня, положив руку мне на предплечье.
– Мы тебе верим.
Учебник литературы выпадает из моих рук и шлепается на пол. Мне хочется схватить Робин и закружить ее по классу, как мама раньше кружилась со мной, а потом заставить ее подписать заявление, которое я могла бы растиражировать и опустить в каждый шкафчик, вычищенный мной на каникулах.
Улыбнувшись и кивнув, они уходят. Остальные мои одноклассники злобно смотрят или шепчутся, прикрываясь ладонями, только я едва замечаю их, потому что кто-то считает меня отважной.
