— Он тебя услышал, — сказал Роджер, думая о том, что обувная мастерская находится всего в паре кварталов от его магазина.
— Нет, — не соглашалась Лиз. Они шли по тротуару. — Ничего он не услышал. Останови любого — меня не услышат.
— Не надо, — сказал он.
— Ты ведь не передумал? — спросила она. — Ты ведь хочешь продолжения?
Он кивнул.
— Просто хочется точно знать, — объяснила она.
Роджер не понимал, что с ней делать, когда она такая. Ему нужно было возвращаться в магазин, но он боялся оставить ее. И все же они не могли так торчать на тротуаре, нужно было куда-то двигаться, на что-то решаться.
— Я лучше пойду домой, — сказала Лиз. — Мне не следует быть здесь, находиться в этом районе. Но надо зайти в ювелирный магазин, а то Чик будет допытываться, чем я сегодня занималась. Он может позвонить домой, пока меня там нет, и нужно будет что-то сказать. Лучше не ходи со мной в ювелирный. Там нас видели вместе с Чиком. Я заберу часы, пойду домой и буду ждать тебя.
— Слишком рискованно, — заколебался Роджер.
— Что? А, тебе заходить в наш дом? Да, теперь это слишком рискованно.
— Позже, — сказал он.
— Да, — согласилась она. — Правильно. Объясни. Ты хочешь отложить все на неопределенное будущее?
— Нет. Я не это имею в виду.
— Это, — упрямо сказала Лиз. — Ты имеешь в виду, что хочешь все отложить на неопределенное будущее.
Он молчал.
— А если бы я не пришла? Ты бы меня нашел?
— Да, — сказал он.
Выгнув брови, она всматривалась в его лицо.
— Ты что, пытаешься со мной за что-то расквитаться? Я не виновата в том, что Чик явился в твой дом и твоя жена узнала, где ты был.
— Знаю, — ответил Роджер.
— Ты не можешь сказать мне, что происходит у тебя в голове? Я не хочу от тебя уходить и не хочу, чтобы ты ушел от меня. Давай попробуем, может, у нас получится.
Она вся спряталась в пальто, как нахохлившаяся птица.
— Конечно, давай, — сказал он. — Но нужно быть осторожными.
— Ну, я не понимаю. Как знаешь. Я не могу заставить тебя делать то, чего ты — как сам же сказал — хочешь. — Она медленно пошла прочь от него. — Может быть, позвонишь как-нибудь.
— Я считаю, что я прав.
— Да ты, наверное, и не позвонишь, — сказала она. — Но я все равно буду думать о тебе. — У нее задрожал голос. — Удивительно. Вначале ты ничего не сказал.
— Я тебе позвоню, — сказал Роджер, нагнал ее и обнял одной рукой.
Лиз прижалась к нему, потом крепко обняла и поцеловала. Из седана «Меркьюри», в котором ехала компания подростков, громко засвистели, просигналили и замахали руками. Она отпустила его и серьезно посмотрела ему в глаза.
— Дети, — сказал он.
— Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я пришла сюда, чтобы в последний раз увидеться с тобой. Я хочу снова увидеть тебя, но не могу. Береги себя, обещаешь?
— Да, — сказал он и, расставшись с ней, пошел к своему магазину.
Вокруг прилавка столпились клиенты, закрывая собой Пита. Роджер почувствовал себя виноватым. Это же его собственный магазин.
— Извините, — сказал он, вставая за прилавок.
Пит, пробивая чек на продажу настольного радиоприемника, сказал:
— Эта женщина хочет забрать свое радио. Вот номер.
Он передал Роджеру квитанцию.
Обслужив клиентов, Роджер стал перебирать у кассы ярлыки — он включился в работу.
— Хорошо за час наторговали, — сказал он Питу. — Олсен внизу?
— Вышел, — ответил Пит, занося в книгу продажу радиоприемника. — Кофе пьет.
В дверях появилась пожилая дама с объемистой матерчатой хозяйственной сумкой.
— Это вы радиомастер? — спросила она у Пита. — Мне тут радио надо починить. — Она принялась расстегивать сумку. — Взяло и заглохло. Тринадцать лет верой и правдой служило, не понимаю, чего это оно вдруг. Может, проводок оборвался.
Или по голове твоей диплодок прогулялся, сказал про себя Роджер. Он помог ей вытащить приемник из сумки и включил его в сеть. Пит принес из шкафа в глубине магазина веник и принялся подметать пол.
— Боюсь, вам придется его оставить, — сказал Роджер. — Сейчас выпишу ярлык.
Он снял с ручки колпачок и вписал в верхнюю часть ярлыка дату.
— Боже мой! Я без него пропала — как же я буду слушать новости?
Когда пожилая дама ушла, он сказал Питу:
— В витрине валяются дохлые мухи. А табличка перед 21-дюймовым «Эмерсоном» лежит лицом вниз. Может, достанешь, не сдвигая остальное?
— Хорошо, — подчинился Пит, продолжая мести пол. — Послушай, вид у тебя сегодня как с похмелья. Сходил бы ты в финскую парилку, что ли, посидел бы там. Сразу поправишься.
Зазвонил телефон. Пит прислонил веник к стене, подошел и взял трубку.
— «Современные телевизоры», — сказал он.
В магазин вошла молодая пара и остановилась перед стеллажом с телевизорами «Вестингауз».
— Доброе утро, — поздоровался с ними Роджер. — Показать вам что-нибудь?
Он очень старался, но безуспешно. Молодые люди поблагодарили его, сказали, что вернутся и купят телевизор в корпусе цвета слоновой кости или незатейливом пластмассовом, и ушли, прихватив несколько рекламных буклетов.
— Время только отнимают, — бросил Пит, снова принимаясь подметать пол.
К одиннадцати часам, съев булочку и выпив кофе в аптечном магазине «Рексолл», вернулся Олсен. Проходя мимо Роджера, он показал назад большим пальцем и сказал:
— Там один старый пердун хочет тебя видеть — этот сосед, старикан.
— Джул Ним, — сказал Пит. — Я видел, он там крутился чего-то.
— Меня? — отозвался Роджер и подумал: «Боже, только этого еще не хватало».
— Опять садовые качели, — сказал Пит. — Закатывай рукава, за работу.
Положив пиджак под прилавок, Роджер направился в соседний аптечный магазин. У буфетной стойки, крупный и неопрятный, сидел и поедал сэндвич с ростбифом Джул Ним. Верхняя пуговица на его ширинке была расстегнута, за ворот рубашки была заправлена бумажная салфетка, свисавшая как слюнявчик. Увидев Роджера, он жестом пригласил его сесть на свободный стул рядом с ним.
— Здравствуйте, друг мой, — улыбаясь ему, сказал Ним.
— Добрый день, Джул, — ответил Роджер.
— Как у вас дела?
— Да ничего, — сказал Роджер. — В общем, неплохо.
— По-разному бывает, да? Никогда не знаешь, что будет. Я считаю, нужно радоваться тому, что мы имеем. Не стоит заглядывать слишком далеко вперед, надо сейчас наслаждаться. — Ним откусил от сэндвича и заговорил с набитым ртом: — Вот так, мистер Линдал. Это мы знаем, но что еще мы знаем? Вот, говорят про небеса, про жизнь после смерти. По-моему, лучше об этом не беспокоиться. Жизнь коротка. Мы мучаем себя мыслями об этом, как будто у нас и без того не о чем волноваться. Страданий у нас в жизни и так хватает. Винить себя бесполезно. Нас мучает мир, из-за этого мы мучаем сами себя. Надо же — какого мы о себе плохого мнения, раз ведемся на это. Наверно, мы соглашаемся, что окружающие про нас говорят правду. Мы не чувствуем себя достойными счастья, а когда вдруг получаем его крупицу, то нам кажется, что мы украли что-то чужое.
Слушая старика Нима вполуха, Роджер вертел в руке сливочник, который официантка поставила на стойку.
— Доброе утро, мистер Линдал, — поздоровалась хорошенькая официантка в красной блузке и крошечной белой шляпке. — Как сегодня идут дела?
— Прекрасно, — ответил он.
— Что закажем сегодня?
— Кофе, — сказал Роджер, доставая десятицентовую монету.
Ним остановил его.
— Мистер Линдал, позвольте мне заплатить.
Роджер пожал плечами:
— Спасибо.
— Вы какой-то грустный сегодня, — сказал Джул Ним, когда официантка ушла. — Что там вас ни гложет, надеюсь, все это окажется несерьезным. Вы достойнейший человек, мистер Линдал. Поверьте моим словам. Я знаю, как вы ведете дела, как относитесь к своим работникам и клиентам. В нашем районе вас все очень уважают. Если я чем-то могу помочь вам, вы только скажите. Вы для меня большой авторитет, я очень вам доверяю. Говорят — я иногда слышу такое, — что в каждом человеке много хорошего, но я с этим не согласен. По мне, вот так брать на себя роль судьи — это ужасно. Судить всех по заранее изготовленной мерке, как будто люди способны отличить хорошее от плохого. Человек сам для себя должен определять, что для него лучше. И те, кто любят его, если они действительно его уважают, дают ему право самому принимать решение. Знаю, религиозные люди так не считают, а жаль. Человек важнее, чем разные теории нравственности. Знаете, в юности я увлекался философией. Вам не приходилось читать великого мыслителя Спинозу? Он где-то пишет о процессии музыкантов — уличном оркестре, который — ну, как это происходит на Юге — проходит мимо похорон. И музыка этого оркестра… — и он продолжал свою бессвязную речь.
Принесли кофе, и Роджер машинально взял чашку, не обращая внимания на чудаковатого старика, сидевшего рядом.
