— Попейте, будет легче.
— Гнида мелкая, — еще раз пнув лежащего мешком Вову под ребра, процедил Хохол, — скрути-ка его, Леон, вон хоть скотчем, что ли…
Пока Леон выполнял поручение, Женька поднял Марину на руки, отнес на небольшой диванчик у окна и уложил:
— Вот ты не можешь, чтоб не обострить.
— Кто же… знал… что он… — еле выдохнула Коваль, продолжая кашлять, — что он такой… шустрый…
— Видимо, вы его хорошо чем-то напугали, — заметил Леон, покручивая на пальце бобину с остатками скотча, — выбора не оставили.
— Ты не мог не бить его… в голову-то? — недовольно спросила Марина, глядя на мужа.
— Ага, надо было выбрать место, пока он тебя душил, — огрызнулся Хохол, — пусть спасибо скажет, что не сломал ничего.
— Скажет, если очнется.
— Куда он денется? — не совсем уверенно сказал Женька и посмотрел на неподвижно лежащее тело Вовы со скрученными скотчем руками и ногами.
— Ты бы хоть иногда силу свою рассчитывал, а? Ведь знаешь же…
— Ну, прости, родная, в следующий раз, когда тебя за горло будут держать, я сперва прикину, не сильно ли наврежу чужому здоровью! — чуть повысив голос, отозвался он и, взяв из ее рук стакан, шагнул к кулеру.
Наполнив емкость, он присел на корточки рядом с Вовой и принялся лить холодную воду ему на лицо и шею. Потребовалось еще три стакана и энергичные оплеухи, пока Вова наконец открыл мутные глаза и застонал:
— Кто… кто вы?
— Это не важно, — радостно отозвался Хохол и сделал жест в сторону Марины — мол, смотри, все нормально, клиент дышит и разговаривает.
Она встала с дивана и подошла к Вове, постояла пару минут, разглядывая его:
— Ну что, прыткий? Еще хочешь?
Вова мотнул головой и снова застонал — видимо, резкое движение причинило боль и дискомфорт. Удар у Хохла был сильный, и в том, что у Вовы как минимум сильное сотрясение мозга, Марина не сомневалась.
— Ну а раз не хочешь, давай говорить без эмоций. Кто дал тебе то, что ты насыпал в чашку?
Вова долго молчал, закрыв глаза, и Марина хорошо понимала причину затянувшейся паузы. Любое слово сейчас могло повредить Вове — равно как и молчание. Тяжелый выбор…
— Ты не тяни время, парень, так будет лучше, — посоветовала она, — все равно рано или поздно я из тебя вытяну все, что мне нужно, и даже, возможно, чуть больше, как ты понимаешь, — Марина кивнула в сторону Хохла, сидевшего на стуле, как на коне, и облокотившегося на спинку. — Так что давай не будем доводить вот этого человека до противоправных действий — поверь, он их совершает с удовольствием и легко.
Хохол демонстративно сжал изуродованные кулаки, и Вова вздрогнул.
— Я повторяю свой вопрос — кто дал тебе то, что ты насыпал в кофе?
— Му… мужик один… здоровый такой, и лицо как у олигофрена… — пробормотал Вова и вдруг заплакал: — Что теперь со мной будет?
— А выбирай, — невозмутимо разрешила Марина, — если хочешь, мы тебя ментам сдадим, пальчики-то твои на чашке имеются. Отсидишь за покушение на убийство. Или… — Она наклонилась к самому лицу Сурикова и прошептала: — Или я невзначай проговорюсь, откуда у меня информация, тому самому мужику с лицом олигофрена, потому что знаю, кто это, понял?
Вова в ужасе задергался на полу, как червяк, и замотал головой:
— Не надо… не надо, пожалуйста… он сказал… сказал, что маму…
Коваль разогнулась и сказала:
— Про маму вспомнил? Молодец какой. А когда отраву сыпал — не думал о маме, нет? Идиот. Много денег-то хоть заплатили?
— Много… — облизывая губы, прошептал Вова.
— Все не нажретесь никак, — брезгливо сказал Леон, — все вам мало. У тебя зарплата такая, как твои соседи всем этажом зарабатывают, а тебе еще и не хватало?
Вова молча плакал, даже не стесняясь своих слез. Он действительно хорошо зарабатывал у Воронцова и до того самого дня, как в баре вечером к нему подсел этот злосчастный мужик, был всем доволен. Но незнакомец как-то очень быстро убедил его в том, что для специалиста уровня Вовы это не деньги, а слезы. И что его не ценят, не принимают во внимание заслуги, словом, он, Вова Суриков, всего лишь пешка — ничем не примечательная и не значимая. Вова к тому моменту был уже прилично пьян, и подогретый алкоголем разум его оставил. Наклонившись к незнакомцу, Вова выложил все, что знал о своем хозяине, много лишнего сказал, как понял утром, протрезвившись. Мужик же внимательно слушал, не перебивал, только кивал головой и подливал в Вовину рюмку водку из большой бутылки, заказанной как-то незаметно для Сурикова. Они обменялись телефонами, и через три дня новый знакомый по имени Саня позвонил и предложил деньги — большую сумму — за небольшое одолжение.
«Твой патрон сделал много зла моему другу, — рассказал Саня, — и друг не выдержал, с собой покончил. Я не хочу ничьей смерти — мне надо просто напугать. Если вот это насыпать в кофе, он уснет и проспит больше суток, а потом не будет ничего помнить. А ты положишь ему вот этот конверт, — и Саня протянул небольшой пузырек с каким-то порошком и белый конверт без надписей, — чтобы, проснувшись, он прочитал и понял…»
Вова согласился — очень уж значительной оказалась сумма вознаграждения…
Все это он, захлебываясь слезами, рассказал сидящим в его кабинете людям.
Марина выслушала молча, не перебивая. Она прекрасно поняла, о ком говорит Суриков, — не узнать по красочному описанию Сашку Бармалея было невозможно.
— А где конверт? — вдруг спросил Леон, и Марина с уважением глянула на телохранителя — от нее этот момент ускользнул.
— Я его сжег… — прошептал Вова, слизывая слезы с губ, — сжег сразу, как только… ну, когда Мария Андреевна чашку разбила…
— Плохо, — процедила Марина, — но не смертельно. Вряд ли там было что-то очень уж важное. Ладно, юноша, с тобой все понятно. Сейчас Леон тебя развяжет и отпустит. Беги отсюда, у тебя выходной. Завтра, как штык, чтоб на работу явился, понял?
— А… как же… как же… — бормотал Вова, пока Леон канцелярским ножом разрезал витки скотча, — Михаил Георгиевич…
— Я ему не скажу, — улыбнулась Марина, — но ты теперь будешь дышать только так, как я тебе скажу, понял? И имей в виду — у меня шансов тебя достать сильно больше, чем у твоего приятеля Сани.
Освобожденный от липких пут Вова согласно закивал. Леон помог ему подняться и подтолкнул в сторону двери:
— Тебе, надеюсь, не нужно объяснять, что о нашем разговоре никто не должен знать?
— Нет-нет, конечно, нет…
— Все, пошел отсюда! — рявкнул Хохол, открывая дверь, и через секунду юриста и след простыл.
Марина прошлась по кабинету от окна к двери и обратно, провела пальцем по столешнице и спросила, ни к кому не обращаясь:
— Надеюсь, все узнали в незнакомце из бара знакомца из дома Беса? Гриня не мелочится — единственного «своего» человека подписал. А если бы этот Вова кинулся в милицию?
— В полицию, — на автомате поправил Леон.
— Какая разница? — отмахнулась Марина. — Как ни назови, суть не поменяется, Вова мог сдать Бармалея.
— Да не мог он — ты ж его видела, — брезгливо сказал Женька, — на него из-за угла топни — он от паралича свалится.
— Как знать… Бес рисковал, подсылая Бармалея, но ему очень важно было напугать Ворона. Предлагаю, кстати, Мишке обо всем этом пока не говорить — согласны? — Леон и Хохол кивнули. — Отлично. С этим разобрались. Когда приедет твой Влад? — обратилась она к Леону.
Тот бросил взгляд на часы:
— Должен уже подъехать, пойду гляну.
Он вышел из кабинета, а Марина, закурив, посмотрела на Хохла:
— Ну, чего скажешь?
— Ты о чем?
— О жизни. Еще будешь выступать, как вчера?
— Ты нашла же время отношения выяснять… — начал было Женька, но осекся, наткнувшись на холодный взгляд жены.
— Я ничего не выясняю, не имею такой привычки. Но мое терпение не безгранично. Не мотай мне нервы, сейчас вообще не тот момент, — жестко сказала она, выпустив струйку дыма.
— Я понял, — опустил голову Хохол и шагнул к ней. — Ты знаешь, — обнимая жену и прижимая к себе, сказал он, — я ведь вчера Дашку нашу встретил.
— Дашку?! — вскинулась Марина, и ее глаза потеплели. — Где?!
— Да случайно… в супермаркете. За водкой пошел, — виновато ответил Хохол, — а на кассе на Дарью наткнулся. Понятное дело, водку она брать не разрешила, в гости зазвала. Мы Грегу звонили, и он ее узнал, представляешь? Я ей пообещал, что мы к ней с тобой вдвоем приедем, очень она хочет тебя увидеть.
— Обязательно приедем, я безумно соскучилась по Даше. Но сейчас первоочередная задача — Ветка.
В дверь постучали, и Марина быстро высвободилась из объятий мужа:
— Вечно ты меня расслабляешь…
Хохол фыркнул и отошел к дивану, уселся, закинув ногу на ногу, и взял со столика журнал. В кабинет вошел Леон в сопровождении коренастого парня лет двадцати пяти.
