— Фрик, — повторил он и кивнул через плечо на оскверненный склеп: — Знаешь, кто нашел тело?
— Я нашел — поутру. Уже светало, я стал обходить — ну, и вижу, дверь взломана…
— Ясно, — оборвал он, — стало быть, только ты мне и нужен. Мне нужен только он, — повторил Курт четко, повысив голос. — Это значит — прочие могут быть свободны. Нечего толпиться.
На сей раз возражений не последовало, и слушатели, недовольно ворча, нехотя и медлительно стали разбредаться прочь, пытаясь при том держаться поблизости в надежде, вероятно, уловить хотя бы обрывок грядущего разговора. На фон Вегерхофа, оставшегося рядом, сторож посмотрел опасливо и непонимающе, вопросительно поглядывая на майстера инквизитора.
— Господин барон оказывает помощь следствию, — пояснил Курт и, опершись о камень ладонью, уселся на ограду рядом. — При нем можешь говорить спокойно.
— А я все уже сказал. Нашел его утром; всё…
— Наверняка работенка та еще? — оборвав сторожа на полуслове, осведомился он участливо. — И не выспаться толком; днем ведь ты тоже тут?
— Круглые сутки, майстер инквизитор, но днем здесь тихо; кто ж полезет могилы грабить при свете? Днем сплю — в подсобке тут. Если кому что надо — будят. Вообще, каюсь, не положено, но… Помощник у меня имеется, но он так — временами только приходит, у него другая еще работа есть.
— И ночами клонит в сон, верно? — уточнил Курт с сочувственной улыбкой, и тот нервно усмехнулся в ответ:
— Случается, что тут говорить. Бывает, что и забываешься на минуту-другую; работа ж муторная, скучная, тоскливая — бродишь тут туда-сюда…
— … а кругом могилы, — договорил он со вздохом, — покойники, склепы… Не боязно?
— Поначалу было. Теперь стерпелся, а прежде, бывало, дергался, если кошка где мяукнет или ветер в листве, все дрожал…
— … прикладывался как следует, — снова окончил Курт и благодушно отмахнулся, когда тот буркнул что-то невнятное, отведя взгляд в сторону: — Да полно тебе. Понимаю.
— Ну, бывало, — неохотно согласился Фрик. — Тоже — поначалу. Примешь немного — и уже не так жутко. Только с этим я быстро завязал; на такой работе закладывать нельзя — сопьешься, и толку от тебя будет, как с рыбы шуба. Был тут прежде сторож — славный старикан, но вот он как раз с вечера нагружался, после чего отрубался намертво; приходи и делай, что хочешь. Поперли его. А мне оно надо? занятие, сами понимаете, майстер инквизитор, хоть и не особо приятное, а все же довольно необременительное. А платят недурно.
— Да уж я думаю, — кивнул он понимающе и понизил голос, вкрадчиво поинтересовавшись: — Ну-ка, Фрик, честно: спал сегодня?
Сторож вздрогнул, опустив взгляд в траву, и Курт толкнул его локтем в бок:
— Да ладно. Я же не стану тебя за это арестовывать или гнать с работы — не моя это епархия. Просто — ну, рассуди сам: взломать склепную дверь (запечатанную, как я видел) — это ведь не тихое дело; скажи, что ты просто ничего не услышал — и я скажу «врешь». Давай-ка, Фрик. Правду. Как ты мог это прохлопать?
Тот отодвинулся, бросив беглый взгляд на молчаливого фон Вегерхофа и вновь опустив глаза в траву.
— Спал, — выговорил он через силу. — Днем выспаться не вышло, а ночь была теплая; присел на траву — так, передохнуть просто — ну, и… Уснул.
На понурую макушку Курт смотрел молча с минуту, краем глаза отмечая, как нахмурился стриг, кажется, увидевший то, же, что он уже понял и сам. Слишком просто и быстро, слишком спокойно; слишком легко.
— Врешь, Фрик, — тихо произнес он, и тот вскинул голову, глядя на следователя с испугом и растерянностью.
— Так ведь вы сами велели сказать, что спал… — начал он, и Курт возразил все так же тихо и доброжелательно:
— Я велел сказать правду.
— Я сказал! — заспорил тот горячо. — Я просто уснул, я ничего не видел!..
— Видел, Фрик, — мягко оборвал он. — Знаешь, большинство людей на белом свете просто не умеют лгать; у них это не получается. В мелочи какой-нибудь — жене, матери, брату, торговцу, нанимателю — могут; а когда дело доходит до чего-то серьезного, вот тут-то и начинаются проблемы. Как у тебя, к примеру. Не возражай; это ни к чему. Я все равно не поверю ни единому твоему слову. Давай-ка лучше я разъясню тебе кое-что, а уж после будешь говорить ты, идет?.. Я в этом городе, Фрик, человек не слишком-то желанный, меня здесь не любят — причем все; никто не упускает случая напомнить, что здесь хозяева они, а не я. А вот ты со мною говорил вежливо, учтиво, я бы сказал, ни разу не надерзил, отвечал на все вопросы, точнее, пытался отвечать; я завел разговор по душам — ты его поддержал, хотя только слепой не увидит, что говорить со мною тебе не нравится и не хочется. И ты с превеликим удовольствием попросту встал бы и ушел, махнув на меня рукою, но этого ты не сделаешь, потому как любое твое действие, могущее вызвать мое недовольство, тебя пугает. Любое слово, движение, любой свой поступок ты сверяешь с вопросом «а подозрительно ли это»; потому ты и сидишь тут до сих пор, потому слушаешь меня и стараешься говорить со мной. Только лишь потому, что тебе есть что скрывать. Есть чего бояться. А теперь, когда ты понял, что я все понимаю, начнем с самого начала. Итак, Фрик. Этой ночью ты не спал. Не спал ведь?
— Нет, — согласился тот не сразу, вновь отведя взгляд. — Не спал.
— И что-то видел. Что?
— Не знаю, — отозвался сторож неуверенно. — Люди. Слышал, как дверь ломали, подошел проверить; смотрю — люди…
— И почему же ты не вмешался? Ведь для того тебя и брали на эту работу — молодого, здорового парня — чтобы ты мог вмешиваться в подобные ситуации. Даже оружие, как я погляжу, имеется.
— Какое еще оружие, — возразил тот тоскливо. — Нож да дубина? Тоже мне… А те были с мечами. Я видел. Я работу исполняю честно, но какого толку, если я тут лягу? Все равно ничего не сделал бы, не смог бы.
— И мечи в темноте разглядел? — усомнился Курт, и сторож передернул плечами:
— Да. От луны отражалось — лезвия, длинные…
— Этой ночью было холодно, — впервые за время разговора разомкнул губы фон Вегерхоф, и парень вжал голову в плечи, вздрогнув. — На небе — тучи. С полчаса даже прокапало. И луны, соответственно, видно не было.
— Что скажешь? — по-прежнему благожелательно поинтересовался Курт, когда тот не ответил, все так же сидя с опущенной головой. — Даже и без этого я вижу, что врешь. Снова. Фрик, послушай меня внимательно. Обыкновенно я говорю это при допросах иного рода, когда тот, от кого я жду ответа, упирается и молчит, однако все то же самое применимо и к тебе. Так вот: я все равно все узнаю. Понимаешь? Осознай, что ты от меня не отвяжешься, пока я не услышу правды; и если ты не скажешь ее здесь, сейчас, в простом разговоре — ты скажешь ее в ином месте чуть позже при разговоре более вдумчивом. Как бы ни зарывались твои сограждане, а на одно я имею право: на использование в случае нужды камер местной тюрьмы и на помещение любого, живущего в этом городе, в одну из этих камер. Кстати сказать, насколько мне известно, кроме камер, что здесь имеются, местное узилище — это еще и просто пара ям, закрытых решеткой сверху; наверняка во время столь частых весенних дождей там весьма уютно. Однако для того, чтобы поговорить с тобою более душевно, мне камера и не нужна; достаточно любого другого места, довольно отдаленного, чтобы не распугивать окружающих. Ты ведь не герой, Фрик, и в случае такого развития событий не сможешь устоять — расскажешь все. Ну, и к чему тянуть время и доставлять самому себе неприятности вместо того, чтобы просто поговорить?
— Я все сказал… — начал тот, и Курт оборвал — теперь требовательно и жестко:
— Довольно, Фрик. Хватит. Бессмысленные препирательства тебе не помогут, тебе поможет твой ответ на мой вопрос — на сей раз ответ честный. Говори сейчас, или тебе придется сказать все позже, когда я буду не просто спрашивать.
— Я не могу, — выдавил сторож тихо. — Меня попрут с работы. Нормальную работу в Ульме сейчас не найти, а у меня семья.
— Вот и подумай о семье. Если ты проведешь в каталажке с неделю, на твое место здесь все равно возьмут другого, и как ты полагаешь, примут ли тебя обратно, когда… если ты выйдешь? Сомневаюсь. И пойдешь ты, Фрик, уголь грузить с утра до ночи… Давай. Колись. Рассказывай все как есть, а там посмотрим, быть может, все и обойдется.
— Не обойдется, — отмахнулся тот обреченно. — Вы ведь все расскажете совету, там ведь тоже свое расследование начнут, наверняка. Черт меня дернул… Просто деньги нужны очень. Вы себе даже не представляете, как дорожают продукты по весне.
— Ну, отчего же, вполне даже представляю. И что такое «очень нужны деньги» — тоже знаю отлично. Рассказывай, — поторопил Курт, вновь сбавив тон. — Все равно ты, считай, уже сознался, так давай подробности. Что тут было этой ночью?
— Не этой ночью, — кисло возразил тот. — Много раньше. Я… Платят тут неплохо, это верно, но тогда я еще только-только начал работать, долгов куча, на шее жена, ребенок только родился, да еще мать — хоть и при последнем издыхании, но ведь и она тоже ест. И тут мне предложили денег; не так, чтоб очень, а все же неплохая была прибавка.
