Поднимаясь по длинной лестнице к квартире, она в который раз удивилась, почему ее подруга живет в этой части города. Бельвилль — в переводе «красивый городок» — вовсе не соответствовал своему названию.
Это был странный район, лишенный элегантности и даже слегка неопрятный, никак не соответствующий вкусам такой женщины, как Мария-Тереза.
Но обняв и поцеловав француженку в крохотной прихожей, Ники огляделась и увидела, что гостиная большая и хорошо обставлена. Да и сам воздух в этом доме казался напоенным радостью и уютом.
Мария-Тереза была, как всегда, прелестна и жизнерадостна, ее большие темные глаза озорно искрились, а благородно очерченный смешливый рот не переставал улыбаться, как и много лет назад.
— Ну вот, теперь ты видишь, почему мне трудно передвигаться, — сказала она, показывая на свою левую ногу, заключенную в гипс до самого колена. — С этой штукой скакать по лестницам не так-то просто.
Ники сочувственно кивнула.
— Я была так огорчена, услышав о твоем несчастье. Как жаль, что не удалось пригласить тебя пообедать в «Релэ-Плаза».
— Знаю, знаю, моя дорогая, но что поделаешь, такая вот незадача. — Мария-Тереза постучала тросточкой по гипсу и поморщилась.
— Это тебе, — сказала Ники, протягивая ей небольшую коробочку.
— Ники, ну зачем тратиться на подарки?! И все же как это прекрасно — что-то от Шанель.
— Надеюсь, тебе понравится. Я зашла к ним в магазин сегодня утром. Мне сказали, что ты сможешь это обменять, если захочешь.
— Не сомневаюсь, что мне понравится, спасибо. Ну проходи же, не стой на пороге, пойдем сядем, чтобы я смогла рассмотреть твой подарок. Ты такая внимательная, такая добрая, моя крошка.
Они сели в кресла напротив друг друга, и через несколько секунд Мария-Тереза уже открывала коробочку, вытаскивая из нее элегантный красно-белый шелковый шарф. По выражению ее лица было ясно, что он ей понравился. Ники была рада.
— Дорогая, спасибо, как это мило с твоей стороны. — Встав с кресла, Мария-Тереза подошла и поцеловала Ники, а затем сказала: — У меня припасена бутылочка белого вина и немного настоящего деревенского паштета, который ты когда-то так любила.
— Надеюсь, что и корнишончики у тебя к нему тоже есть, — усмехнулась Ники.
— А как же. Я бы не осмелилась предложить тебе паштет без них. Я не забыла твои вкусы. Вы с твоей подружкой Натали поглощали их в огромном количестве, как леденцы!
Ники прыснула.
— Я их еще не разлюбила. Натали тоже.
— Где же теперь наша красавица Натали?
— Живет в Лос-Анджелесе, работает в кино.
— Еще в детстве она была прелестна — настоящая звезда экрана.
— Она все так же красива. Но работает в кинопроизводстве, за кадром, а не перед камерой.
— Зато ты, моя Ники, все время в кадре и всегда великолепна. Одна из французских телекомпаний недавно показала документальный фильм, который ты сделала для Эй-ти-эн о женщинах Бейрута и их отношении к войне. Он был таким проникновенным. Я горжусь тобой.
— Спасибо, — пробормотала Ники. — Если память мне не изменяет, они перевели фильм на французский.
Ковыляя по гостиной, Мария-Тереза сказала:
— Да, ты права. Пойду достану вино из холодильника. Давай-ка выпьем.
— Я тебе помогу. — Ники вскочила.
— Мерси, дорогая.
Ники проследовала за Марией-Терезой через прихожую по короткому коридору на кухню. Там она открыла вино и поставила бутылку на поднос, вместе с паштетом, жареными хлебцами и хрустальной тарелкой с корнишонами. Мария-Тереза положила на поднос несколько бумажных салфеток, и Ники отнесла его в гостиную.
Когда они расположились в креслах и чокнулись, Ники оглядела уютную комнату.
— Твоя мебель здесь очень хорошо смотрится, и квартира достаточно большая, но почему все-таки ты сюда переехала? Тебе же было удобно на левом берегу, не так ли?
— Что правда, то правда. Но в той квартире была только одна спальня. Втроем там стало тесно.
— Втроем? Значит, Поль с женой теперь живут с тобой?
Француженка покачала головой.
— Нет-нет, дорогая, они живут отдельно. А переехала я из-за Марселя, моего друга. Он вдовец, у него есть сын, и у него уже к тому времени была эта квартира. Оказалось проще перебраться к ним. Мы с Марселем тут кое-что подремонтировали, и я перевезла вещи… — Мария-Тереза пожала плечами. — Мы здесь хорошо устроились.
— Я рада, — ответила Ники. Тут только она поняла, что ее бывшая няня выглядит намного моложе своих сорока восьми лет. Короткие вьющиеся волосы по-прежнему темны, без признаков седины, румяное лицо свежо, а теплые карие глаза, которые она так хорошо помнила с детства, сияют счастьем.
— Да ты, я полагаю, без ума влюблена в своего друга! По глазам вижу! — воскликнула Ники.
Мария-Тереза кивнула и зарделась, словно маленькая девочка.
— Наверное, вы с Марселем отличная пара.
— Верно, Ники, я уже много лет не была так счастлива. Марсель хороший человек, очень добрый, и мы в самом деле счастливы с ним.
— Ты собираешься за него замуж?
— Может быть, может быть. Мы не торопимся. — Мария-Тереза пожала плечами. — Поженимся, когда захотим. — Она наклонилась к Ники и спросила: — А как ты? Когда мы разговаривали по телефону вчера вечером, ты сказала, что у тебя есть друг в Париже. Ты здесь из-за него?
— Да. Он фотограф. Мы познакомились в Бейруте два года назад. А потом, после возвращения из Китая, мы… ну словом, мы стали неравнодушны друг другу. Это случилось в конце июня.
— Вот уж никогда не думала, что ты заинтересуешься французом. Еще маленькой ты была американка до мозга костей.
— Думаю, что такой я и осталась, — рассмеялась Ники. — А мой друг — американец, хотя и живет здесь. Его зовут Клиленд Донован. Или просто Кли. Я уверена, что ты видела его фотографии в «Пари матч».
— Да, да, — воскликнула Мария-Тереза. — Видела! И ты собираешься за него замуж?
— Наверное, — ответила Ники.
— Как было бы замечательно, если бы ты поселилась в Париже. Может быть, мы тогда стали бы видеться чаще, чем раз в два года, — размечталась Мария-Тереза.
Зазвонил входной звонок, и она сказала:
— Ники, пожалуйста, не могла бы ты открыть дверь? Это принесли обед, я заказала его в соседнем ресторане.
Ники заторопилась в прихожую, а Мария-Тереза, с трудом поднимаясь на ноги, крикнула ей вслед:
— За все уплачено, надо только поставить тарелки в духовку. Она уже включена.
— Хорошо, — ответила Ники через плечо и открыла дверь. Приняв из рук официанта большой поднос, она поблагодарила его. Подошедшая Мария-Тереза сказала:
— Мерси, Оливер, мерси.
Официант поклонился.
— Не стоит, мадам Буре, — ответил он и удалился вниз по лестнице.
— Я заказала кускус с цыпленком. Очень вкусно, — сообщила Мария-Тереза, прислонившись к дверному косяку в кухне, в то время как Ники ставила тарелки в духовку.
— Пахнет удивительно. — Ники распрямилась и откинула волосы с лица.
— А теперь пойдем обратно в гостиную, выпьем еще по бокалу вина, и ты мне все-все расскажешь о своем друге Кли. — продолжила Мария-Тереза.
— С радостью. — Ники весело улыбнулась. — Если хочешь, я начну прямо сейчас. Он просто замечательный!
— Ага! Не означает ли это, что ты тоже влюблена?
— Не исключено, — ответила Ники.
32
В ту же минуту, как Ники в понедельник вечером распахнула перед Кли дверь, настроение ее переменилось. Следы ужасной тоски мгновенно улетучились, и все, что беспокоило ее в последние дни, отошло на второй план. Кли затмил все.
Он стоял молча, широко улыбаясь и излучая тепло, а в темных глазах его сияла любовь.
Она просияла в ответ и посторонилась, давая ему войти.
— Я скучал по тебе, Ник, — сказал он и, заключив ее в объятия, ногой захлопнул дверь. — Как же долго мы не виделись! — Он ласкал ее щеку губами. — Слишком долго. По крайней мере, мне так показалось.
— Мне тоже, — ответила Ники, крепко обнимая его. — Я ужасно скучала.
— Я рад. — Кли нежно поцеловал ее в губы и, обняв за плечи, повел в маленькую гостиную.
Там он слегка отстранил ее от себя и воскликнул:
— Ники! Как же я рад видеть тебя. Я истосковался по тебе.
— А уж как я по тебе истосковалась! — ответила Ники, застигнутая врасплох своим собственным страстным признанием. Обычно она была сдержанной в словах, предназначавшихся Кли, но теперь ей так хотелось сбежать в Прованс, забыть обо всем, что случилось со времени ее приезда в Европу, но больше всего ей хотелось быть с Кли и вычеркнуть из памяти Чарльза Деверо.
— Ну что ж, я полагаю, мне лучше сразу вывалить тебе все свои несчастья, — объявил он с грустной миной.
— Что еще за несчастья?
Вместо ответа Кли спросил:
