— Не согласна, — замотала головой Ники. — То был лучший пикник в моей жизни. Ты приготовил столько вкусных вещей, арахисовое масло и сандвичи, и желе.
Кли запрокинул голову и расхохотался.
— Если тебе этого достаточно для счастья, у меня с тобой хлопот не будет.
Ники тоже рассмеялась и потянулась за бокалом сухого вина на ночном столике.
— Ты же знаешь, кое в чем я совсем не подарочек.
Они сидели по-турецки посередине огромной кровати, в белых гостиничных халатах. Между ними стояло блюдо с цыпленком и хлебница. На столике на колесах, доставленном прислугой, который Кли прикатил из гостиной, было блюдо с салатом, корзинка со свежими фруктами и бутылка шампанского в ведерке со льдом.
— Неужели все девушки путают тебя с Кевином Костнером? — вдруг спросила Ники, оценивающе глядя на Кли.
— С чего ты взяла?
— С того, что он твой двойник. Так-то.
Кли не ответил, продолжая пить вино.
— Я спутала его с тобой, если честно.
— Что ты говоришь, Ник?
Тогда она рассказала об ошибке, которая вышла с ней в Афинах, и о том, как она купила журнал, решив, что это он изображен на обложке.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, — запротестовал Кли. — Так вот оно что? Значит, тебе подавай кинозвезду?
— Нет. Мне нужен ты.
— Вот он я, малышка, весь твой, если ты еще не осознала этого.
Ники улыбнулась.
— Я рада.
— А вот как обстоит дело с тобой? Ты-то в самом ли деле есть у меня?
— Ты прекрасно знаешь, что да, дорогой.
Кли ухмыльнулся и послал ей воздушный поцелуй.
Ники выпила вина и долго сидела в задумчивости, бережно держа бокал в ладонях. Наконец она проговорила:
— Кли, когда я звонила тебе в Берлин из Лондона, перед отлетом в Рим, то сказала, что гостила в Пулленбруке у Анны Деверо…
— Ты ездила туда извиняться и исправлять ошибки?
— Да, это так, отчасти. Но у меня была еще и другая причина, по которой мне необходимо было увидеться с ней. — Ники откашлялась, набираясь храбрости. — Я решила, что Чарльз может быть жив. Что он подстроил все так, чтобы все думали, будто он погиб.
Кли замер на мгновение, потом положил цыплячью ногу на тарелку и воскликнул:
— Ты меня разыгрываешь! — Он помотал головой и рассмеялся. — Послушай же, Ник, ты думаешь, я тебе поверю? Брось эти шутки.
— Я не шучу. Я говорю серьезно. Серьезней не бывает.
Ее суровый тон возымел свое действие, и Кли задумался, взвешивая то, что она ему сообщила. Наконец он спросил:
— Почему ты так решила? Ведь прошло столько лет.
Ники рассказала ему все самое существенное, но лишь о пребывании в Риме и Афинах. Мадрид она не упомянула вовсе.
Когда она закончила, Кли произнес, почему-то понизив голос:
— Какого дьявола ты таскаешься по Европе в поисках покойника? Хорошо, хорошо, допустим, что он предполагаемый покойник. Но разве он не причинил тебе довольно боли? Или ты все еще что-то чувствуешь к нему, Ник? Это так?
— Нет, ничего я к нему не чувствую. Душой я свободна от Чарльза Деверо уже давно. Задолго до того, как полюбила тебя, если хочешь.
Кли просто посмотрел ей прямо в глаза и тихо произнес:
— Если это действительно так… я верю тебе, Ник. Скажи мне только, почему ты отправилась его разыскивать.
— Хотела докопаться до правды. Послушай, Кли, я была потрясена, не поверила своим глазам, когда вдруг увидела его лицо в телерепортаже из Рима. Он был настолько похож на Чарльза, что я решила, что мне надо съездить к Анне. У меня просто не шло из головы это лицо. Меня ведь всегда беспокоило то, что тело Чарльза так и не нашли. — Ники помолчала, потом покачала головой. — Я полагаю, что в природе человека желать, чтобы всех, включая его самого, похоронили как подобает… Думаю, мне понадобилась правда для того, чтобы поставить точку в этой истории.
— И ты поставила ее? В самом деле поставила последнюю точку? Или же призраки прошлого снова будут преследовать тебя?
— Да нет же, я ведь сказала тебе, что все кончено.
— Тогда скажи мне еще вот что, Ники. Почему ты так уверена в том, что Чарльз действительно покончил с собой, что он точно мертв? Что заставило тебя переменить мнение?
— Я повсюду натыкалась на глухую стену. Ни в Риме, ни в Афинах — никаких следов.
— А почему ты поехала в Мадрид? — Кли слегка нахмурился и потянулся за бокалом. — Что ты надеялась найти там?
— По правде говоря, я вовсе не была уверена, что найду там ответы на все вопросы. Просто я хотела показать фотографии бывшему партнеру Чарльза в Испании. А скорее всего хотела услышать от дона Педро да или нет.
— Ну и что говорит этот испанец?
— Мы с ним не встретились. Как ты уже слышал по телефону сегодня утром, я вылетела из Мадрида в субботу и остановилась здесь.
— Но почему ты вдруг передумала?
— Потому что решила, что если я так легко могла принять Кевина Костнера на обложке журнала за тебя, то, возможно, приняла кого-то за Чарльза Деверо.
— Фотографии и правда могут быть очень обманчивы. Дай мне взглянуть на них, Ники.
— Я выкинула их… Надеюсь, ты не сердишься, Кли.
— Нет, не сержусь, только удивлен немного и обеспокоен. Жаль, что ты не рассказала мне обо всем тотчас же, как увидела репортаж. Я бы понял, Ник, я ведь давно привык к мысли, что Деверо жив и может составить мне конкуренцию.
— У тебя нет соперников, Кли. Я люблю тебя.
— А еще я хотел бы, чтобы ты доверяла мне, — я не так глуп и уважаю тебя, твои чувства, ум, профессионализм. Твою независимость, наконец. Я бы никогда не стал вмешиваться в твои дела, за одним лишь исключением: если посчитал бы, что моя любовь может причинить себе вред. Господи Боже, ты взрослая женщина, опытный тележурналист, военный корреспондент, с которым я проработал бок о бок два года. Неужели ты думаешь, что я не знаю тебя и не доверяю тебе? По-моему, Кли никогда не обращался с тобой как с ребенком.
— Спасибо, дорогой, все это так, ты и в самом деле знаешь меня, наверное, лучше, чем кто бы то ни было. Я рада, что ты доверяешь мне, и знаешь, что твои чувства взаимны.
Они помолчали. Через пару минут Кли сказал:
— Итак, его мать не согласилась, что человек на фотографиях похож на ее сына?
— Нет. Она совершенно отрицает сходство. То же самое считает Филип Ролингс, ее друг. Тот, кто был с ней в Ле-Бо, помнишь?
Кли кивнул.
— Помню. А какова юридическая сторона дела? В том, что касается Чарльза Деверо?
— Его посчитали пропавшим без вести, так как тело так и не нашли. Прощальная записка самоубийцы не в счет. Я все же не уверена, что полиция закрыла его дело и прекратила розыск. Мне не пришло в голову спросить об этом Анну.
— Мы никогда раньше не говорили с тобой о Чарльзе Деверо — все то немногое, что я знаю, мне известно от Арча Леверсона. Но он мастак держать язык за зубами, из него слова не вытянешь, так он тебе верен. Я даже не знал, что Деверо написал предсмертную записку. Он адресовал ее тебе?
— Нет, своей матери.
— Что в ней говорилось? Ты знаешь?
— Да, она показала ее мне, когда я прилетала в Англию на несколько дней после исчезновения Чарльза. Ничего особенного, всего пара строчек, коротких, даже сухих. Он писал, что больше не хочет жить и собирается поступить единственно возможным для него образом — покончить счеты с жизнью, и надеется, что она сможет его простить.
— И она его простила?
— Честно говоря, не знаю — она все еще оплакивает его, в этом я уверена, хотя и старается, не без успеха, не подавать вида.
— А тебе письмо было?
— Нет.
— Тебе это не показалось странным?
— Показалось. Но, может статься, у него не нашлось слов для меня.
— Почему ты так считаешь?
— Потому что в течение нескольких месяцев до самоубийства он действовал по заранее обдуманному плану. Он продал свою долю акций в виноторговой компании британскому и испанскому партнерам, продал квартиру, составил завещание и привел в порядок все свои дела. Кли, он делал все очень методично. Так что, если бы у него было, что написать мне, он, конечно, написал бы. Тебе не кажется?
— Надо полагать, — пробормотал Кли. — Кто унаследовал состояние?
— По завещанию наследницей является Анна, но она не вступила еще в права наследства, так как ее сын не считается умершим. По британским законам Анна может обратиться в суд с просьбой признать его умершим лишь спустя семь лет, не ранее. Ей осталось ждать еще четыре года.
Кли наклонился вперед, нахмурился. Взгляд его был задумчив.
— Если человек ни с того ни с сего исчезает среди бела дня, чтобы начать новую жизнь, этому должны быть веские причины, — не торопясь, рассуждал он. — Когда ты решила, что Деверо может быть жив, ты не задумалась над тем, почему он это сделал?
— Задумалась, конечно, но уверенности у меня не было. Когда мы виделись с Арчем в Риме, я призналась ему, что причина может быть настолько невероятной, что никому и в голову не придет. По правде говоря, я подумала, что Чарльз может быть замешан в чем-то незаконном.
