– Вот он, капитан.
– У них во главе скачет Клаус Бретон, хочу его ссадить, если получится – живым, нужно только метить в коня. Ересиарх нынче в цене, награды за него мне хватит на полгода безбедной жизни. Эй, парни – не стрелять! Это мое и только мое дело, кто высунется с самострелом без команды, пожалеет, что родился…
Галера забила веслами, вспенивая зеленый залив, и тяжело развернулась по дуге. Конница между тем рассеялась, уничтожая беглецов, и вновь собралась, всадники тоже сделали разворот и уже собирались вернуться к дамбе, кони в бешеной скачке разбрызгивали тонкий слой воды на береговом песке. Лохнер хладнокровно зарядил арбалет, вскинул его и прицелился, болт сорвался с тетивы, устремляясь к цели.
– Вот так.
Рослый каурый жеребец первого всадника, того самого, который сразил Нострацельса, рухнул, переворачиваясь на скаку, пораженный тяжелым болтом прямо в шею. Всадник скорчился в неловкой позе, его нога оказалась придавленной тушей животного.
– Чистая работа. А теперь стреляйте по остальным, – приказал довольный капитан Кунц. – Покажите еретикам, что значит Империя.
Рой стрел взвился, поражая живые мишени, многие всадники уже устремились к дамбе, не пытаясь выручить беспомощного командира – и вовремя. Конница императора, обратив внимание на незапертые ворота, уже выехала к насыпи, намереваясь ворваться в крепость, холмистая местность не позволяла пуститься во весь скок, однако положение становилось критическим для осажденных – вылазка грозила обернуться сокрушительным поражением. Еретики, как могли, перестроились, намереваясь атаковать отборную рыцарскую конницу Церена.
– Дьявол в помощь! – захохотал Лохнер. – Видно, каждый сам ищет свою погибель – глупое мужичье не умеет воевать. Причаливай к берегу, кормчий, мы подберем добычу.
Капитан императорских гвардейцев тяжело спрыгнул на песок и подошел к упавшему Бретону. Тот не шевелился, Кунц перевернул пленника и выругался.
– Дрот святого Регинвальда! Во-первых, этот парень безнадежно мертв – он сломал себе шею, во-вторых, он все равно не Бретон. Вся возня оказалась бесполезной, удача верткая особа, и моя награда меня покинула. Теперь, ребята, поищите Нострацельса – тело или что там от него осталось…
Солдаты добросовестно обшарили камни и редкие, низкие, жестколистые кусты, перевернули несколько неподвижных мертвецов.
– Магуса не видно.
– Должно быть, его растоптали в лепешку, впрочем, искать все равно некогда. На борт! Покажем еретикам, что значит противиться воле государя и обижать его любимцев…
Флагманская галера отплыла от берега, занимая свое место в строю, а центр событий тем временем переместился к насыпи – на подступах к воротам завязался отчаянный бой.
Кавалерия мятежников сшиблась, столкнулась с ленной конницей Церена. Оружейники Толоссы свершили чудо – всадники-бретонисты почти не уступали в вооружении баронам Империи, однако проигрывали рыцарям в выучке. Построившись колено к колену, клином, латники Гагена ответили ударом на удар, и конница мятежников дрогнула, теряя строй. Падали под копыта выбитые из седла, ломались копья и трещали щиты. Большая часть мятежников полегла, раненые лошади с ржанием, похожим на плач, метались по берегу, выжившие всадники пробились сквозь строй имперской конницы и вырвались на дамбу, в последнем отчаянном усилии пытаясь уйти.
Некоторым это удавалось – редкая цепочка беглецов быстро втягивалась в ворота, на отстающих уже наседали преследователи. Барон фон Финстер до того стремился на плечах беглецов ворваться в город, что первым из имперцев достиг ворот – он успел увидеть, как едва ли не перед головой его лошади упала, замыкая проход, тяжелая решетка. Финстер с досады ткнул преграду кончиком копья, с гребня стены ему ответил громовой хохот…
Однако повод для смеха мерк перед драмой разгрома – конница мятежного города почти вся полегла на берегу залива. Финстер повернул коня, мудро избегая насмешек и стрел. Кто-то ухватил его за стремя.
– Они спалили наш таран серным огнем. Я чудом уцелевший солдат Империи, мессир!
Гуго Финстер слыл человеком доброжелательного толка. Он презрительно поморщился, оглядел чернобородого, перепуганного, в опаленной куртке толстяка-пехотинца.
– Можешь подержаться за стремя. Или ладно – садись позади меня. Надеюсь, никто не обратит внимания, какой груз я везу вместо спасенной красавицы.
Лакомка тут же с благодарностью в душе взгромоздился на широкий лошадиный круп. Мертвый, утыканный стрелами Марти, широко распахнув светлые глаза, так и остался лежать возле ворот. Имперская конница отступала под брань еретиков, пение боевых псалмов и выкрики, уходя от выстрелов, не дожидаясь на свою голову серного огня…
Тем временем императорские галеры вышли в залив и полукольцом охватили остров. Гребцы работали вовсю. На флагманском судне худощавый лейтенант с поцарапанной щекой подошел к Кунцу Лохнеру.
– Что будем делать, капитан, опробуем на еретиках медные трубы волшебника?
– А твои парни умеют обращаться с ними?
– Как будто бы да. Это не сложно, если в достатке волшебный порошок.
– Лучше обождем, мне не внушают доверия подобные штуковины и прочее скверное колдовство, живо, готовьте метательные машины и серный огонь. Просигналь об этом на другие галеры.
Лейтенант замешкался.
– Капитан…
– Ты хочешь что-то сказать, Ожье?
– Там, в Толоссе, кроме бретонистов полно народу – они честные подданные Империи.
Кунц прищурился, рассматривая неприступные бастионы, шпиль и смятую тряпку церенского флага на нем.
– Не думай об этом, Ожье, гони прочь ненужные мысли, ты сам знаешь, как это бывает: если замахнулся – руби, или сам упадешь под ударом. Мы или они, а третьего пути просто нет, кого бы я ни жалел, эта память останется в моей душе – для зимних вечеров в старости, а сейчас иди. Иди, нам надо приготовиться.
Лейтенант ушел и строй кораблей чуть развернулся и заскрипели метательные машины, и в чаши их легли бочки с подожженной смесью. Багрово-черные, косматые клубы огня полетели в сторону острова. Чахлая растительность подле стен, обращенных к морю, сгорала дотла.
– Недолет. Нужно подобраться поближе.
Галерный строй хищно скользнули к острову.
– Заряжайте снова.
Метательные машины опять плюнули огнем и на этот раз он попал в цель – снаряды рухнули по ту сторону стены. Крепость не отвечала, не пыталась атаковать корабли ответными выстрелами – должно быть, у еретиков оказались малы запасы горючей смеси.
– Что теперь, капитан Кунц?
– Подождем результата, Ожье. Мы просто будем стрелять снова и ждать, когда их припечет. Заряжайте.
– Там будет настоящее пекло.
– Отлично, этого мы и добиваемся.
Галеры проворно опустошали запасы бочек, забрасывая крепость негасимым огнем. Дома близ стен уже курились дымом, мутные космы его заслоняли небо.
– Славно полыхает. А что будем делать, когда кончится зажигательный припас? – поинтересовался худощавый лейтенант.
Лохнер молчал. Он стоял на шаткой палубе, уверенно расставив ноги и, запрокинув голову, следил за полетом комка яростно клубящегося огня.
– А? Что ты говоришь, Ожье?
– Я говорю, бочки с зельем у нас кончаются.
Капитан Кунц жестко усмехнулся.
– Когда они кончатся, тогда и пойдут в дело медные трубы покойного Нострацельса!
* * *
– Кажется, мы дождались штурма, Бенинк, – сказал Людвиг фон Фирхоф.
Округлое окно судейского чердака позволяло рассмотреть отсветы и дым пожара. Гильдейский вор подошел и остановился за плечом имперского советника, отблески серного огня отражались в печально-красивых глазах альвиса.
– А ведь это место казалось таким надежным – оно далеко от насыпи и ворот. Должно быть, солдаты стреляют с галер, со стороны залива. Я уйду на время, мне нужно перекинуться словечком с графом Гильдии.
Бенинк вернулся мрачным, его тревога явно сменилась поспешностью с примесью страха.
– Прямо над подвалом графа что-то горит, наверное, рухнул дом, потолок там раскалился и просел – я трогал камень, рука едва терпит жар. Проход к морю до сих пор завален бутовым камнем, к тому же, даже сев в лодки, мы тотчас же угодим в самое пекло. Отсюда надо уходить, мессир советник; крыша пристройки уже немного тлеет, я не поклянусь, что до полудня дом судьи не займется словно майский костер.
– У тебя есть на примете другое место?
– Самое надежное место сейчас – это тот самый форт, из которого нам с таким трудом удалось сбежать. Быть может, если туда вернуться… Сейчас, когда город в огне, никто и не подумает спрашивать тессеры, мы легко и просто сумеем раствориться в толпе. Правда, когда дело дойдет до уличных боев, в толпе-то нас и перережут. Настал день волка, советник, и содержимое жил добрых горожан скоро потечет в залив.
Фирхоф вздрогнул, пораженный мрачным совпадением. «Хронист принял имя Вольфа Россенхеля. Вольф – это волк, приходит мистическое время Адальберта, и самый страшный поворот событий способен наступить в любой момент. Я больше не маг и почти не чувствую астрального эфира, однако моя интуиция все равно осталась при мне – я еще увижу Хрониста, и дай Бог, чтобы эта встреча не оказалась худшей из возможных встреч».
