отражении появилось лицо… Нет, лица.
Каменцев. Бабушка. Дед – то же лицо, что и на портрете, но моложе и живее. И я сама, глупая мордашка с расползшимися в хныканьи губами.
Значит, именно так вы меня видите? Так это же прекрасно! Постараюсь, сколько возможно, оставить вас в этом заблуждении.
– Извините, Марк Михайлович, но вы говорите странные вещи. Я своего деда ни разу в жизни не видела и не могла видеть, он умер за два года до моего появления на свет. Каким образом я могу отдать вам вашу долю неизвестно в чём?
– Деньгами, дорогая моя. Деньгами, – мурлыкнул успокоившийся Лобанский. – Обещаю, что буду честен при подсчёте суммы.
– Не пойдёт.
– То есть?
– Ну, вы вроде взрослый человек, а говорите смешные вещи… Документы у вас есть о том, что дедушка вам что-то задолжал? Бумаги, расписки, письма? Это первое. Второе: деньги – это прекрасно. Вам сказать, какая у меня зарплата? – на его лице промелькнула брезгливость. – А сколько оставалось на бабушкином банковском счету к моменту её смерти? Так что советую вам пересмотреть запросы. Кстати, балалайку я вам тоже продавать не собираюсь. Память предков, знаете ли. А теперь прошу прощения, но вам пора.
Неуловимым движением «Ролекс» оказался у меня за спиной, я не успела и глазом моргнуть, как к подбородку прижалось что-то холодное и неприятно острое.
Больше всего я боялась, что Стас не выдержит и вмешается, а ведь я ещё не всё услышала и узнала!
– Ах, Танечка, – укоризненно покачал головой Марк Михайлович. – Ну зачем же вы так? Грубите пожилому человеку, выгоняете гостей… Нехорошо. Давайте начнём с начала.
– Ладно, – ответила я, стараясь не шевелить нижней челюстью. – Начнём с начала. Тогда скажите вашему лакею, чтобы меня отпустил. Просто смешно: двое здоровых сильных мужчин нападают с ножом на слабую женщину. Фи!
«Ролекс» отреагировал на «лакея» ожидаемо – чуть посильнее нажал на лезвие, после чего прошептал мне на ухо:
– Жди, я до тебя доберусь.
И оттолкнул.
Я вернулась на свой стул и села, вытянув вперёд ноги и сунув руки в карманы.
– Так ещё раз. Чего вы хотите? Балалайка вам не нужна, денег у меня нет. Давайте будем реалистичнее.
Марк Михайлович хохотнул.
– Так-то лучше. Итак… В твоём наследстве, девочка, помимо этой глупой тренделки, – он толкнул указательным пальцем инструмент, – есть и ещё кое-что. Если ты в состоянии слушать и не грубить…
– Я молчу, как куча дров.
– Хорошо. Итак, в одна тысяча триста девяносто четвёртом году…
– Глубоко копаете, – не удержалась я.
Марк Михайлович сверкнул глазами и продолжил.
– В одна тысяча триста девяносто четвёртом году епископом Арсением был основан Свято-Успенский монастырь на левом берегу речки Тьмаки при въезде в Тверь со стороны Старицы. История монастыря нас интересует мало, важны два момента: во-первых, епископ был знатным книжником, и ему принадлежала либерея, по различным сведениям, числом от сорока до пятидесяти четырёх книг, на латыни и греческом языках.
– А я считала, что слово «либерея» применяется исключительно к мифической библиотеке Ивана Грозного, – заметила я.
– А мне нравится именно такое название! – Марк Михайлович отпил глоток остывшего кофе и поморщился. – Итак, книжное собрание епископа Арсения хранилось в Жёлтиковом монастыре вплоть до одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда монастырь был закрыт. Тогдашний архиепископ Пётр был взят заложником местной ЧК, а позднее выслан на Соловки, книги же по его приказу успели вывезти. Сюда, в Бежицы. Вывезти и спрятать.
– Прекрасная романтическая история, – я взглянула на настенные часы. – Мне уходить через двадцать минут, напоминаю.
– Обойдёшься, – непримиримо сообщил Владимир Всеволодович.
– Всё равно это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Не знаю, зачем вы мне всё это рассказываете.
– Помалкивай, и поймёшь, – Лобанский тоже съехал на «ты». – Итак, возвращаемся к твоему семейству. Доступ к арсениевой либерее унаследовала твоя прапрабабка Анастасия, а от неё твоя бабка. В сорок девятом году было решено пару книг из собрания продать, потому что жить было не на что. Это было сложно в то время, очень сложно, и в продаже участвовали пять человек. Одним из них был Василий Голубев, который женился на Александре.
– Концессионеры, – хмыкнула я. – Привет от Остапа Бендера. Только вот вы никак не могли участвовать в этом противозаконном деянии, поскольку вряд ли вам в сорок девятом году было больше пяти лет.
– А я и не участвовал. Ты унаследовала эту историю от бабки, я – от отца. Вашим паролем была балалайка-пикколо, его – свирель. Вот только мой отец не смог получить свою долю по независящим от него причинам.
Я поморщилась.
– Хорошо, предположим, всё это правда, я даже не прошу доказательств. Хотя, конечно, вот этот ваш «пепел Клааса стучит в моём сердце» выглядит несколько… из третьеразрядного мексиканского сериала. Но вы всё ещё не сказали, чего хотите от меня? Даже если у кого-то из моих предков был, чисто гипотетически, доступ к некоему собранию старинных книг, я-то тут при чём?
Мужчина осклабился, и я снова испугалась. Исчез куда-то цивилизованный вальяжный жулик, остались уголовник и его подручный.
– У тебя, деточка, даже есть выбор. Ты можешь забрать из монастыря ещё пару книг, я даже не прошу все, мне такой кусок не проглотить! Или отдать мне другую часть твоего наследства, гримуар с записями.
С трудом справившись с челюстью, я только пальцем возле виска покрутила.
– Гримуар? Серьёзно? А волшебную палочку не хотите? Или уздечку для розового пони?
– Я буду добр к тебе, Танечка, – Марк Михайлович наклонился вперёд и снова улыбнулся. – У тебя есть время подумать, целых… – он тоже взглянул на настенные часы. – Целых десять минут. Потом ты отправишься в монастырь к своей родственнице и заберёшь оттуда гримуар, потому что я-то знаю, к нему у тебя доступ есть, а к хранилищу – нету.
– Хммм… И что помешает мне по дороге завернуть в участок и написать заявление?
– Не что, а кто. Я помешаю, – раздался за моей спиной голос «Ролекса». – Я тебя провожу до ворот монастыря, а там уж за тобой присмотрят.
– Угу… Ну, в принципе я так и думала, что вы прикупили себе кого-то из монахинь. Значит, десять минут?
– Уже восемь.
– Ладно…
А теперь последний этап. То, ради чего сегодня матушка Евпраксия отложила все свои дела и вместе со мной изучала, повторяла и оттачивала технику точечного воздействия на собеседника. Взгляд в глаза Владимиру Всеволодовичу, и глаза эти помутнели, закатились, словно их обладатель стал смотреть внутрь себя.
Теперь его хозяин… Зрачки Марка Михайловича расплылись, стали огромными, я знала, что теперь он видел и
