ты и считаешь его своим, близким человеком, «дядей Мишей», но суть от этого не меняется: он точно такой же хищник, и вряд ли остановится, если что-то или кто-то ему помешает. Стас, ты со своей стороны что-то можешь сделать?
Бекетов молча помотал головой.
– Может быть, я всё же попробую с ним поговорить? – предложила я. – Бабушка ведь ему верила…
– Александра в своей жизни полностью доверяла только одному человеку, – перебила меня Евпраксия. – Себе.
– Но так же нельзя! – я говорила тихо, почти шепотом, но горло вдруг сдавило, будто я ору. – Так невозможно жить! Я доверяю тебе, Стас, и тебе, тётушка, и вам, матушка Евпраксия. Если бы не это, если бы не вы все, я бы сегодня и не справилась!
– Короче, твоё предложение? – ах, как жёстко вопрошала Розалия, как сурово!
Я бы поверила, если бы не видела её глаза. Да тётушка издёргалась вся! А ведь лет ей уже ого-го сколько, и случись что, целительской-то магии у меня немного, а умений ещё меньше. Впрочем, и матушка Евпраксия сильно немолода, хоть и выглядит этаким существом вне возраста и времени. Пора заканчивать дискуссию.
– Я поговорю с Михаилом Николаевичем при первой возможности, и постараюсь донести до него мою точку зрения.
– А если он упрётся? – Стас подался вперёд. – Может, стоит заглянуть в его коробки?
– Если упрётся, тогда посмотрим. Не полезу я читать чужую переписку, уволь. Мне доверили две закрытые коробки, вот я их в таком виде и верну. Всё, точка.
* * *
Долго ждать не пришлось. Михаил Николаевич Каменцев вернулся в Бежицы двадцать девятого декабря.
Надеюсь, никто не думает, что четыре дня я пролежала на кровати кверху пузом? Вокруг всё кипело и бурлило так, что я иной раз чувствовала себя варящеейся креветкой, разве что без укропа обходилось.
Во-первых, концерт, переназначенный на тридцатое, упал на головы всем, и детям, и учителям. Мы-то все расслабились, думая, что до тринадцатого января ещё уйма времени, а оказалось, что зря. И школа с утра до вечера звенела голосами, взрывалась какофонией настраивающегося оркестра и прорывавшейся иной раз фальшивой нотой.
Во-вторых, не было у бабы забот, купила себе порося. В смысле – приехала Эсфирь. Её попытку пожить у меня хотя бы до нового года я жёстко пресекла, но пришлось отговариваться всеми способами, в частности – грядущим замужеством. Снежная королева отправилась в свою казённую квартирку и теперь смотрела на меня с обидой.
В-третьих, хотя и перечисленного хватило бы, господин директор решил, что вступительное слово перед концертом буду говорить я.
– У тебя лицо свежее, молодое, а наши морщинистые физиономии за столько лет примелькались, надоели и детям, и родителям.
– Вон, Эсфирь Литвакова тоже молодая и свежая, – сердите ответила я. – Речь эту ещё написать надо и выучить, не по бумажке же читать!
– Ну Та-ата! – Николай Егорович посмотрел с такой укоризной, что сердце моё дрогнуло.
– Ладно. Но только аккомпанемент ей тоже не отдавайте! Всегда Розалия Львовна была за роялем, и в этот раз она будет.
– Хорошо, договорились!
И директор радостно потёр руки.
В-четвёртых… Нет, приезд мамы и её жениха я считаю событием радостным. К тому же они остановились в гостинице, что всем было удобно: в моей половине дома спальных мест было ровно полтора, а поселиться на половине Розалии им было бы совсем уж неловко. Почти молодожёны как-никак…
Ну и, разумеется, занятия с матушкой Евпраксией и гримуаром тоже никуда не делись. Крутись как хочешь, Татьяна Константиновна, но четыре часа в день на это отдай.
Живя в таком ритме, я наловчилась бегать по нечищеным скользким дорожкам со скоростью хорошего спринтера, засыпала, не донеся голову до подушки и похудела на три килограмма, хотя и ела как не в себя. Если вообще вспоминала о том, что надо поесть. Стас поклялся, что, когда всё это закончится, он возьмёт отпуск, увезёт меня в какой-нибудь дом отдыха в лесу и будет кормить пять раз в день…
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я скакала резвой ланью от монастыря домой, чтобы пообедать. На обед было отведено двадцать минут, потому что через полчаса у меня была назначена примерка в школьной костюмерной.
– Слушаю, – сказала я, поскользнулась и села в сугроб. – Ай!
– Таточка, это дядя Миша. Что там у тебя случилось, ты в порядке?
– В полном. Просто поскользнулась.
– Ты что, на улице?
Ну а где ещё я могу быть, а? Где можно поскользнуться в городе, где снег расчищают и лёд скалывают только у входа в мэрию?
– Да, домой иду.
– Вот и славно. Тогда я к тебе загляну через полчасика, – и отключился.
Ах, чтоб тебя! Примерку придётся откладывать, неудобно. И я абсолютно, совершенно, чудовищно не готова. Рядом не будет никого – Стас работает, тётушка в школе, Евпраксия в монастыре, там именно сегодня какие-то непрерывные службы. Конечно, позвоню, но толку не будет.
Бекетов откликнулся не сразу, и слышно было очень плохо, словно через ватное одеяло.
– Татка, я чёрт знает где! Тут в Малых Городищах двое мальчишек пропали, так что мы с самого утра про это.
– Сбежали к пиратам? – попыталась я пошутить.
– К пиратам теперь не бегают, кому они нужны, сомалийские-то? Ладно, мне надо идти. Вроде что-то мои ребята отыскали, какой-то след. Как вырвусь – приеду, держись!
Отличный совет, главное – выполнимый. За что держаться-то?
Матушке Евпраксии я звонить не стала, отправила сообщение. Как сможет – прочтёт.
Вынесла из спальни пресловутые коробки, поставила на кухонный стол и села. Что, собственно, я так нервничаю? Каменцева я знаю всю жизнь, и большую её часть он был для меня дядя Миша, почти член семьи, человек, который обо мне заботился, со мной играл, заметил музыкальный слух, помогал учиться, ни разу не сделал мне ничего плохого. «Или ты об этом просто не знаешь» – добавил внутренний голос, и я с ним согласилась. В конце концов, бабушка рекомендовала обращаться к двух людям, Розалии и Евпраксии. А про Михаила Николаевича не написала ни слова. Так что нервничать надо прекращать, а вот вести себя с разумной осторожностью – это да, это самое то.
В дверь постучали.
– Входите, открыто! – сказала я громко.
Пошебуршившись в прихожей, Михаил Николаевич вошёл в кухню.
Отличный костюм, белоснежная рубашка, сверкающие ботинки, шикарная стрижка, гладкое лицо без морщин, без признаков возраста… И этого человека я пыталась спасать? Или он так хорошо играл?
– Таточка, здравствуй! – сказал он, оживлённо потирая руки. – Отлично выглядишь – похудела, помолодела.
– Ещё немного, и надо будет закупать
