Солдаты, однако, восторга не выказали, более того — поморщились, но пиво разобрали. Истомившийся Родригес улучил момент, когда щупленький baes[26] в очередной раз пробегал мимо стола, и ухватил его за рукав.
— Слышь, уважаемый, — коверкая слова, проговорил он по-фламандски. — Найдётся у тебя в погребе бутылочка хорошего винца?
— Вина? — прищурился тот. — Как же, как же-с! Красного, белого? Розового?
— Красного. Как у него, — он указал на одинокого посетителя корчмы.
— Сейчас велю достать, — кивнул корчмарь и снова вознамерился куда-то побежать.
— Э, э, — попридержал его солдат. Прищёлкнул пальцами. — Быть может, у тебя и оливки найдутся?
— Оливки? А как же-с! Есть. Желаете?
— Caramba! — вскинулся Родригес; его навощённые, торчащие кверху усы плотоядно задвигались. — Желаю ли я?! А для чего, по-твоему, я спрашиваю? Тащи скорее, да смотри про остальную жратву не забудь!
— Не извольте беспокоиться.
— Однако, — хмыкнул испанец, глядя ему вслед, — если так пойдёт и дальше, эта таверна будет первой, которая мне здесь понравится. Ну и ладно. Санчо, сдавай.
За окном смеркалось. В камин подбросили угля, помещение постепенно наполнялось теплом. Парень с вином переместился от камина в уголок и оттуда с мрачным видом поглядывал на испанцев.
Стол заполнялся, как по волшебству. Вино, оливки, сыр само собой, два каплуна, зажаренных на вертеле, грибы, сосиски и яичница, тушёная баранина с бобами и большое блюдо с маслеными лепёшками. Корчмарь опустошил, похоже, всю кладовую.
Впрочем, и солдаты не остались в долгу. Расчувствовавшийся Родригес отхлебнул вина, оказавшегося к тому же весьма недурственным, заел его оливками и сыром и пожертвовал корчме пять полновесных флоринов без сдачи. Святой отец со своим учеником вкушали тут же, за одним столом с солдатами. Последним это явно льстило. Брат Себастьян от мяса отказался, но вина отведал с удовольствием. Томас следовал его примеру и тоже соблюдал умеренность. Солдаты же ели и пили в два горла.
Тем временем беловолосый парнишка в углу уже доцедил свой разнесчастный стакан и теперь понуро сидел просто так.
— Hola, muchacho! — жестом подозвал его Родригес, ставший после выпивки словоохотливым и добродушным. — Чего ты там сидишь, как старая сова? Подсаживайся к нам.
Тот вздрогнул, и солдаты замолчали выжидательно. Взгляд кнехта был какой-то испытующий и в то же время неуверенный. Что сделает? Подсядет к ним? Откажется? Все пятеро прекрасно знали, что местные простолюдины считают зазорным пить с испанцами, тем паче — с испанскими солдатами.
Однако этот парнишка колебался недолго и приглашение принял.
Санчес подвинулся, зыркнул на парня исподлобья. Стасовал колоду, срезал, раскидал на четверых.
— Ты местный? — буркнул он. — Играешь в карты?
— Местный, — отозвался парень. — Не играю.
— Зараза... А в кости?
— Нет.
— Но хоть вино-то пьёшь?
— Вино? — на лице его впервые замаячило подобие кривой улыбки. — Вино пью.
Он был высокий, страшно бледный, чуть кривился набок и старался поменьше шевелить левой рукой. Намётанный солдатский глаз мгновенно распознал недавнее ранение — куда-то в бок, под рёбра, а быть может, между рёбер.
Обидели парня, ой, обидели... Интересно, кто?
Брат Себастьян с учеником уже закончили трапезу, сдвинулись на дальний край стола и там вели неспешную беседу. Никакой вульгарщины, одна латынь, уверенно-спокойная у старшего монаха, немного сбивчивая у того, что помоложе. Белобрысый парнишка их почти не заинтересовал: так, глянули разок и снова отвернулись.
Родригес крякнул, пододвинул парню кружку и щедрой рукой плеснул туда вина.
— Пей, — сказал он, — от ранений помогает. Кровь, вино — невелика разница, и то и это красное... Да будет тебе вздрагивать, — старого вояку не проведёшь. Давно порезали?
— Вчера, — угрюмо буркнул тот.
— Подельники, друзья?
— Девчонка, — отмахнулся тот и в два глотка опорожнил свою кружку.
Наёмники переглянулись, Санчес снова потянулся за бутылкой.
— Да, парень, дело худо, — признал он. — Вот не думал я, что местные девахи такие горячие. Хотя встречалась мне парочка, другая таких девок, что... Эх, да что там! Выпей-ка ещё.
— Она не местная, — ответил тот. — Пришла откуда-то, сказала, что идёт на богомолье, потом мы это... это самое... Мы решили развлечься, но она вдруг ударила меня. Ножом. Ты представляешь, а, испанец? Представляешь?
— Меня зовут Санчес, hombre. Алехандро. Я из Мадрида, там все девки со стилетами, как пчёлы с жалом. Скажи-ка лучше, девка-то красивая была?
— Ничего.
— Ну, ничего, раз ничего. А кровопускание тебе не повредит. Считай, к цирюльнику сходил.
— Да уж... сходил...
— Так ты будешь играть?
— У меня нет денег.
— А мы из интересу. — Санчес передвинул ему карты. — Денег не возьмём.
Михель равнодушно сгрёб расклад, развернул веером.
— Что козыри?
— В колоде по-испански, hombre, нету козырей.
— А много здесь бывает постояльцев, сын мой? — внезапно поинтересовался монах.
— Не так, чтоб очень, — повернулся парень к Себастьяну. — А что?
Вместо ответа тот извлёк на свет и развернул листок бумаги с нарисованным портретом.
— Вы давно живёте здесь?
— С рождения.
— Видели когда-нибудь этого человека?
— Нет. А кто это?
— В здешних краях он известен как Лис. Вглядитесь повнимательней. Между прочим, цвет волос у него рыжий. Вам доводилось его встречать?
— Лис? — нахмурился беловолосый. — Лис, Лис... Я, кажется, припоминаю что-то... А! Ну конечно. Та девчонка, которая меня порезала, она тоже спрашивала меня про какого-то Лиса, я всё никак не мог понять, какого... Вы его ищете?
— Да, сын мой, мы его разыскиваем. — Монах подался к собеседнику, в глазах его проглянул интерес. — Быть может, ты припомнишь что-нибудь ещё?
— Не, ничего, — тот покачал головой. — Мне нечего припоминать, я никогда не слышал ни о каком Лисе. Но вот если вы хотите выслушать меня, святой отец... Вы ведь инквизитор, святой отец? Вы ведь стоите на страже законов божьих, а что это такое, если женщина ударит парня ножом, что это такое, как не беззаконие? Ведь сказано же в Библии: «Жена да убоится мужа своего»... Вы ведь преследуете еретиков и ведьм. Она сказала, что идёт на богомолье, а сама всё спрашивала Лиса, а потом... п-потом... ножом... Кто, если не ведьма, способна на такое?
Парнишка мотал головой и помаленьку впадал в пьяную патетику, язык его всё больше заплетался, и вскоре монах потерял к нему интерес. Однако услышанное заставило его задуматься. Он задал ещё пару-тройку вопросов о девушке, поинтересовался, как та выглядела и о чём ещё расспрашивала. Кончилось всё тем, что беловолосый парень уснул прямо за столом. Расталкивать его не стали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
