Филипп пришпорил коня и вскоре был далеко от гикающих всадников. Перед глазами мелькнула зеленовато-серая полоска Меотийских вод. Копыта коня утонули в розовом вереске. Он ехал не оглядываясь. На горизонте зазеленели плавные линии курганов. Сзади послышался топот копыт. Ракса, опередив его, вздыбила коня. Сдерживая дыхание, горячо заговорила:
— Останься! Что тебе, скифу, Митридат, Эллада или Рим? И для тех и для других ты презренный варвар. — Она положила руку на его плечо. — Разве тебе плохо у нас? Брось свои бредни, живи, как мы…
— Ракса, пойми: на римлян надо идти всем вместе. Митридат уже воюет. Ему очень тяжело. Разбив Митридата, волки пойдут на Скифию. Ты веришь мне?
Ракса вздрогнула, но тотчас же овладела собой.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, но я никому в угоду не пролью кровь скифов. Запомни, брат мой! — Она хлестнула коня и ускакала прочь.
Ночью она сидела в кибитке старого Гиксия и плакала.
— Дедушка, он уезжает!
— Угу, — Гиксий качнул головой — он дремал.
— Его избрала Табити для меня, но чужие боги похитили сердце твоего внука. Опять я буду одна.
— У нас много хороших воинов. — Гиксий сплюнул и заложил за щеку душистую траву. — Не плачь.
— Он не любит меня, но, я украла от него искру жизни.
— Угу, это хорошо, — снова промычал Гиксий.
* * *С Меотийских вод ползли густые туманы, низины обволокло плотной белесой мутью. Жалобно кричали большие зобастые птицы-бабы. Невидимые, они хлопали сильными крыльями и плескались где-то у самого берега.
Трое старейшин вручили послу царя Понта ответные грамоты и триста дорогих звериных шкурок. Царица занята. Она желает послу доброго пути и не смеет задерживать.
Неподалеку от царского шатра заезжий купец разложил товары: ножи, казаны, наконечники для стрел, копья, зеркала, ткани, бусы и пестрые ленты. Статный, белолицый, он щедро отмеривал скифским женщинам тонкое льняное полотно, соблазнял мягкими теплыми плащами иберийской шерсти.
— Берите, добрые люди, берите! — приговаривал он. — Последний раз приезжаю к вам! Почему? — Он деланно возмущался: — Ты, кажется, ослеп, добрый человек, и не видишь, что это римский товар? Торговать с Римом — значит изменить Митридату. За это головы рубят. Простись с египетскими льнами, красавица. Носи скифскую дерюгу, ведь тебе дорога свобода, а не наряды! Не спрашивай, милый юноша, крепкого клинка. Он из римской Иберии. Довольствуйся старым мечом. Им ты завоюешь для Митридата Вселенную.
Подъехав ближе, Филипп в статном белотелом купце узнал Бупала.
VII
На этот раз Гарм брал на свои биремы лишь бывших гелиотов. Строго-настрого внушал: это плавание — не обычный вылет морских ласточек за кормом, а подвиг. Если им дорога память Аристоника Третьего, они окажутся достойными имени гелиотов, воинов Солнца Свободы. Гарм уверен в храбрости любой морской ласточки, но тут дело не в отваге, а в мужестве. Не диво для пирата битва, трудней удержаться от нападения на беззащитную добычу. Однако на этот раз морским ласточкам придется забыть свои привычки. Под видом купцов, везущих в Рим редкостные плоды, проникнут пираты в глубь Адриатики. В уединенной бухте выгрузят оружие для воинов Свободы. Разве морские ласточки не слыхали о Спартаке? Среди гладиаторов появился фракийский царевич, муж необыкновенной силы, разума и доблести. Он бежал с друзьями из Капуи. Рабы из латифундий, пленные варвары из каменоломен, гладиаторы из своих школ-тюрем стекаются к нему. Фракиец сокрушит державу квиритов, и на берегах Тибра воссияет царство Разума и Свободы. Отныне Италия — страна друзей, и грабить ее берега — преступление. Римские военные корабли — другое дело.
— Много возьмешь с легионера, — вздохнул кто-то.
— Сломанный меч да болячки от старых ран, — в тон отозвался другой.
Гарм блеснул глазами.
— Вы не морские ласточки, а навозные жуки! Не поедете!
— Им — о свободе, а они — о брюхе… Без них обойдемся! — поддержала ватага. — Если победят гладиаторы, сколько наших вернется из римского рабства!
— Освободим своих!
— Гарм, твои сестры тоже там где-то томятся?
— Сестер нет в живых, — грустно ответил киликиец. — Да теперь везде у меня родня: кто волков бьет, тот мне и брат…
* * *На Адриатическом берегу маленькая застава легионеров оберегала водные границы Республики Рима от узурпаторов, восточных тиранов и морских хищников.
Молодой центурион, окончивший весной военную школу, в упоением читал греческую повесть о злоключениях эфиопской царевны Андромеды и афинского героя Персея. Они любили друг друга, но сколько препятствий ставила им судьба! Особенно трогательные места центурион декламировал вслух и повторял:
— Вот были люди, а? Какие люди!
— Врут книжки, — насмешливо перебил его товарищ — квирит, сбежавший из столицы от долгов. — Этот, как его… грек… все-таки вояка, герой и… чтоб из-за эфиопки… ведь на них смотреть страшно!
— Не говори, — вмешался внимательно слушавший немолодой воин. — Я сам, было время, чуть голову в Африке не потерял и службу хотел бросить — такая попалась, да хорошо, трибун призвал к себе и начал стыдить: «Нельзя римскому солдату из-за какой-то чернокожей худеть и не спать. Если ты уж такой привязчивый, возьми на воспитание новобранца. Всегда около тебя будет, и служить тебе веселей. А африканка или сирийка что? Сегодня с тобой, а завтра — прощай! Товарищ лучше бабы. Привязчивому нельзя в варварских девушек влюбляться…»
— Ну? Послушался трибуна?
— Нет. Только как всыпали сотню горячих, остыла моя любовь. — Ветеран вздохнул. — Стал я по притонам шататься, а по правде сказать, двенадцатый год пошел — а все не могу забыть африканку…
— Да, — задумчиво протянул центурион. — Любил и я, но она богатая, а у меня мать — вдова, девять братишек, я старший.
Он грустно поглядел в морскую даль. Густая, мутная синь млела в солнечных лучах, и розовые паруса на рейде казались причудливым цветком далекой Африки.
— К нам!
— Трубить тревогу? — лениво спросил ветеран.
— Зачем? — недовольно отозвался центурион. — Какой-то купчишка.
От биремы отчалил челн и направился к берегу.
— Может быть, лазутчик? — вставил квирит. — Зачем купцу сюда? С чайками торговать?
— А лазутчику от чаек военные тайны выведывать? — Центурион с сожалением отложил книгу. — Пойдем встретим.
Челн врезался в песчаный берег. Пираты в степенных купеческих одеяниях выгружали корзины с вялеными плодами. На морском берегу повеяло душистой пряностью.
Судовладелец, маленький, плотный, с серебряной серьгой в ноздре и коралловыми подвесками в ушах, переваливаясь на кривых ногах, важно поплыл к центуриону. Молодой стратег уже сумел выстроить воинство и, опершись на меч, выжидал.
— Сын Марса и Венеры! — Киликиец хотел поклониться, но животик перевесил, и он шлепнулся на землю. Компаньоны почтительно подняли главу фирмы. — Сын Марса и Венеры! — еще с большей напыщенностью повторил Гарм. — Везу в Рим для продажи пах-пах.
— Что? — Центурион подозрительно покосился на корзины. — Может, это запрещенное восточное снадобье?
— Пах-пах! — Купец торжественно принял из рук компаньона и поднес центуриону на золотой тарелочке кусочки вяленой дыни, уложенные в затейливую мозаику. — Пах-пах, — повторил он. — Отведай, славный воин.
Центурион отведал и передал тарелочку ближайшему легионеру.
— Хорош, очень хорош. Что еще?
— Засахаренные персики, цукаты…
Компаньоны подносили важному купцу одно за другим невиданные в бедной деревушке лакомства, а тот, кланяясь, протягивал их центуриону.
— На солнцепеке разговаривать трудно. Зайдем в дом, — пригласил молодой стратег, — там я осмотрю твои товары.
— Надо бы и солдатикам их отведать, — посоветовал ветеран, с трудом откусывая от тягучего, неведомого лакомства. — В Египте и то не едал.
— Я послал доблестным воинам несколько корзин, привезенных сюда для осмотра, — предупредительно пояснил Гарм, — и прошу тебя, сын Марса и Венеры, не задерживай мой товар. Подпиши пропуск. Я хочу на ослах перевалить через горы и по Кавдинской тропе — прямо в Рим.
— Кто же ездит через горы в Рим? Почему ты не повел свой корабль в Остию?
— Военная тайна. Мне надо побывать в одной горной деревушке. — Гарм хитро подмигнул. — Там моя душенька…
— Кто? Кто? — захохотали воины.
— Любовь моя, Арна, — толстенький, низенький купец приосанился. — Я и корабль нарочно привел сюда, чтоб она, моя голубка, своими небесными глазками….
— Я об этой Арне слышал, — перебил квирит. — Какой-то варвар выкупил ее из рабства. Значит, это ты? Знаю, знаю твою девушку. Она к нам приносила на продажу шерстяные шапочки — подшлемники.
