Веньеро приблизился, словно тоже хотел получше рассмотреть то, на что указывал поэт.
— Да, — сказал он наконец. — Очень точно. Ему хватило одного взгляда в тайный архив нашего монастыря Сан Паоло в Риме, чтобы все сразу понять. За один миг он узнал то, что Орден Храма разыскивал многие годы. И он захотел всем об этом рассказать. А ведь я предлагал ему за молчание несметные богатства!.. Нет, все-таки он был безумен… — С этими словами венецианец внезапно извлек из одежд короткий меч и приставил его острие к груди поэта.
Данте почувствовал холодное железо у самого своего горла и попятился, но Веньеро шагнул вслед за ним. Мореплаватель сурово сжал губы, в глазах появился опасный безжалостный блеск. Поэт осознал, что ему пришел конец.
Однако Веньеро не спешил убивать свою жертву, видимо желая до конца насладиться своим триумфом…
— А ведь никто из ученых Третьего Неба так вас и не заподозрил. Ни вас, ни Антилию, спрятанную в публичном доме под видом проститутки. Но скажите все же, зачем вы убили Теофило? Что именно погубило аптекаря? — спросил Данте. — Мотивы этого убийства остались мне непонятны.
Поэту оставалось только заговаривать венецианцу зубы, льстить его самолюбию и тянуть время в надежде, что ему удастся изменить ситуацию в свою пользу.
— Аптекарь знал тайны металлов и камней. Он подозревал, откуда на самом деле взялась Антилия, потому что видел чистейшую медь, добытую у нее на родине. Теофило понимал, что в известных христианам землях такую чистую медь не добывают. Я и его хотел заставить молчать, подарив ему бутыль чанду, надеясь, что это чудодейственное снадобье успокоит и утешит его больше золота. Но он возжелал другого. Он захотел слишком много… — сказал Веньеро, покосившись на изображенную на стене женщину.
— Он тоже стал бы искать ответы и нашел бы их, как и вы, — добавил он, улыбаясь одними губами. — Его, как и вас, погубил выдающийся ум. Наверное, спокойнее всего живется посредственностям. Они никому не мешают.
Данте почувствовал, что венецианец заговорил таким тоном, словно произносил приговор, явно намереваясь вонзить меч ему в горло. Поэт ломал голову, как бы спастись. У него в кармане лежал кинжал.
Надо попробовать его выхватить, прежде чем меч вонзится в горло!..
Данте бросился вперед на пол, вытаскивая из кармана кинжал. Застав венецианца врасплох этим маневром, он успел схватить левой рукой руку, в которой Веньеро держал меч, а правой — ударить его кинжалом в шею.
Удар пришелся венецианцу сбоку, ниже уха, но лезвие кинжала скользнуло по металлическому кольцу, которым Веньеро защищал себе шею. Данте тут же приготовился ко второму удару, гораздо ниже, в самое сердце, но Веньеро вырвался, и кинжал вместо сердца пронзил его плечо. Поэт тут же почувствовал, как обмяк противник.
Данте уже занес руку с кинжалом для смертельного удара, когда кто-то перехватил его руку из-за спины. Поэт тут же повернулся, чтобы прикончить нового противника, не отпуская горло венецианца, и увидел позади себя Антилию.
Он не смог ударить ее кинжалом. Женщина смотрела мимо Данте, на Веньеро, и глаза ее были полны слез.
Поэт замер с занесенным кинжалом, не зная, что делать. От напряжения у него болело все тело.
Антилия, кажется, только сейчас его заметила и пробормотала:
— Прошу вас, мессир! Не надо!
Она больше ничего не сказала, а только смотрела на Данте загадочно, но поэту показалось, что луч света пронзил тень, в которой раньше скрывалась от него ее душа.
— Не надо! — повторила Антилия.
Тут ярость покинула Данте, и он опустил кинжал.
Веньеро, которому поэт все еще сжимал горло, с трудом пошевелился. Данте разжал пальцы, чтобы тот перевел дух, а потом встал и отошел в сторону.
Антилия тут же бросилась на колени над венецианцем. Ее движения были настолько плавными, что она казалась змеей, и поэт вспомнил рассказы путешественников, вернувшихся из заморских стран, о любовных танцах огромных змей в свете Луны, озаряющей своим неверным светом пески пустыни.
Покрыв Веньеро своей накидкой, Антилия пыталась привести его в чувства, что-то негромко приговаривая на непонятном языке. Она прижалась к его телу и стала тереться о него, словно пытаясь вдохнуть в него частицу собственной жизни.
Венецианец ожил и закашлялся, а Антилия повернулась к поэту.
— Сжальтесь над нами! — пробормотала она тихим дрожащим голосом. Всхлипывая, она с трудом выговаривала слова, словно говорила на плохо знакомом ей языке и боялась, что ее не поймут. — Дайте нам вернуться туда, откуда мы пришли. Вы знаете, как плохо на чужбине, Я слышала, как вы это говорили…
В свете факелов на залитом слезами лице Антилии играли красноватые отблески.
Веньеро пришел в себя, пошевелился, открыл глаза и посмотрел на Данте, но тут же повернул голову к Антилии. В его глазах не было страха. Только бесконечная боль…
Антилия повернулась к Данте, но заговорил с ним Веньеро. Он говорил спокойно. В его голосе больше не звучали ни злоба, ни ненависть. Бледный как смерть, он зажимал рукой пронзенное кинжалом плечо.
— Мессир Алигьери! Давайте договоримся.
— О чем?
— Нам нужен час времени. Один только час.
— И что же я за него получу?
Немного поколебавшись, моряк сказал:
— Теперь вы знаете о существовании новой земли. Но просто зная о ней, вы не найдете ее. Ведь не может же никто найти Атлантиду! Чтобы туда добраться, надо знать направление ветров и морских течений, водовороты и рифы. В обмен на час времени я дам вам карту новой земли.
Венецианец замолчал. Антилия тоже молчала, глядя на Данте широко открытыми от ужаса глазами.
— Нам нужен час, — повторил Веньеро. — Потом вы можете пуститься за нами в погоню… На побережье ждет корабль моего ордена. Сейчас полнолуние, и мы быстро доберемся до берега моря. В час отлива мы покинем землю Тосканы.
Данте не мог оторвать взгляда от тамплиера.
Не светится ли в его глазах дьявольский огонь?
Антилия тоже смотрела на поэта. Теперь его пожирали две пары глаз, и он почувствовал легкое головокружение.
— Покажите мне то, о чем говорите!
Застонав, венецианец извлек из-под одежды несколько листов бумаги.
— Это карты, которые составил Теофило. Он тоже хотел сообщить нашей тайне материальную форму… — пробормотал Веньеро, покосившись на стену с мозаикой. — Конечно, не такую роскошную…
Среди бумаг был большой сложенный в несколько раз лист. Веньеро развернул его, и Данте с жадностью впился глазами в карту. Он узнал изображения, которые изучал под руководством своего учителя Брунетто.
Очертания земли, какой ее знал великий Птолемей, нанесенные на пергамент умелой рукой. Отдельные ее части. Горные цепи. Извилистые реки. Великий океан… А за ним — новая огромная земля! Широко раскрытыми глазами Данте изучал знаки на карте, сравнивая их с их точными аллегорическими изображениями на церковной стене.
Выходит, древние не ошибались, называя рекой то, что современники пока считают безбрежным океаном! У него есть конец! На западе у него другой берег! Он прекрасно виден на карте с его заливами и островами, простершимися параллельно берегам Европы и Африки. Бескрайняя земля в форме песочных часов. Два огромных куска суши, соединенных узким перешейком…
Пятая часть суши, замкнувшая собой загадочную пентаграмму! Земля, к которой направился мозаичный гигант!
На запад! Туда, куда устремился его взор! Так вот какой секрет хотел раскрыть мастер Амброджо своим произведением! Новый континент за океаном! Земля, наполненная золотом!
Данте взглянул на браслеты Антилии, покрытые загадочными узорами.
Женщина прочитала его мысли и сказала дрожащим голосом:
— Там много этого металла, так будоражащего ваши души. Но мы его так не ценим. Для нас бесценно вот это…
С этими словами Антилия извлекла из-под одежды ожерелье из тускло поблескивавших зеленоватых камней.
— Возьмите. Если вы отпустите нас, оно ваше и сделает вас бессмертным…
По-прежнему жадно разглядывая карту, Данте рассеянно протянул руку за ожерельем. На карте значились не только очертания суши, но и морские глубины, направления ветров и течений, удобные для высадки бухты и опасные рифы, а также число дней, необходимых, чтобы пересечь океан и оплыть побережье новых земель.
Попав под власть любопытства, поэт совсем забыл о венецианце. Внезапно вспомнив о нем, он отскочил назад и приготовился к обороне, но Веньеро, кажется, совсем не собирался на него нападать, а лишь с замиранием сердца ждал его ответа.
— Теперь в моих руках и вы, и ваш секрет, и ваша сообщница. Почему же я должен с вами о чем-то договариваться? — спросил поэт, помахивая сжатой в кулаке картой.
