— Уверен. А что это еще может быть?
— Да мало ли, — пожал я плечами. — Может быть, наш Василиск был не петушком, а курочкой. И эта курочка снесла яичко не простое, а страусиное. Которое она и высиживала, отпугивая любопытных с завидным рвением.
— Нет, — покачал головой менестрель. — Василиски сами яйца не несут, они вылупляются из яйца, снесенного петухом в навозную кучу. А высиживает это яйцо жаба.
Вот ведь Средневековье! Верят, понимаешь, в разную чушь и смущают просвешенные и цивилизованные умы своими дурацкими выдумками.
— Где вы, дорогой Бернар, видели петуха, несущего яйца? Это же противоречит всем законам природы. Яйца несут курочки. А у петуха задача совсем другая и всем хорошо известная.
— Из куриных яиц вылупляются цыплята, — стоял на своем упрямый менестрель, — а из петушиных — василиски.
Мне этот дурацкий спор с типичным представителем Средневековья о петушиных яйцах откровенно надоел, и я решил здесь же на месте опровергнуть суеверие и тем снять с петухов вину за воспроизводство драконов и василисков.
— Я сейчас разобью это яйцо, дорогой Бернар, и вы сами увидите, что там находится зародыш монстра.
Недолго думая, я взял яйцо из треножника и бросил его на пол в надежде, что хрупкая скорлупа не выдержит соприкосновения с камнем. Увы, урок биологии у меня не задался с самого начала. Наглядное пособие ни в какую не хотело приносить себя в жертву науке. Оно то прыгало, как резиновый мячик, то крутилось юлой, приводя меня своим упрямством в тихое недоумение.
— Дед бил, бил — не разбил. Бабка била, била — не разбила, — вспомнил я древнюю сказку. — Осталось только найти мышку, которая согласится махнуть хвостиком.
— А что я говорил! — воскликнул довольный де Перрон.
Я вынужден был с сокрушением в сердце признать, что средневековое суеверие посрамило современную науку в моем лице. Правда, справедливости ради надо заметить, что я по образованию экономист, а уж никак не биолог. Возможно, опытный специалист нашел бы этому факту научное объяснение, мне же ничего другого не оставалось, как развести руками да с умным видом покачать головой.
На первый взгляд это было самое обычное яйцо, размерами хоть и превосходящее куриное, но все же не настолько, чтобы поразить воображение. Скорлупа у яйца была голубоватая, но этим его странности, пожалуй, и ограничивались. Я подошел к окну и попробовал посмотреть яйцо на свет. К сожалению, луна слишком слабое светило, чтобы взор мой мог проникнуть внутрь этого странного предмета, то ли природного, то ли искусственного происхождения.
Более ничего примечательного мы с Бернаром в замке Сергамор не обнаружили, хотя вроде бы излазили его вдоль и поперек, убив на это несколько драгоценных часов. Так неужели все эти доблестные воители, нашедшие свою гибель в страшном замке, приходили сюда именно за яйцом?
Подземный гул заставил меня насторожиться и прекратить бесполезные поиски. Замок вдруг опасно завибрировал от фундамента до крыши, грозя в любой момент рухнуть на наши головы.
— Самое время уносить отсюда ноги, Бернар, тем более что и клубок уже выкатился наружу.
Скорость мы с менестрелем развили довольно приличную, несмотря на то что пол буквально ходуном ходил под нашими трясущимися ногами. Нам повезло: замок хоть и рухнул, подняв тучи пыли, но все-таки не на наши головы. Грохот при этом был такой, что у меня заложило уши. И я не сразу расслышал, что говорит мне Бернар:
— Вы в рубашке родились, сир Вадимир.
Я не стал спорить с де Перроном. Тем более что нам действительно повезло, и мы сумели убраться из зловещего замка Сегамор не только вовремя, но и с прибытком. Я имею в виду яйцо, которое мне удалось сохранить, несмотря на выпавшие на нашу долю потрясения. Причем потрясения в прямом смысле этого слова, а не в переносном.
— Тропа, — облегченно выдохнул менестрель.
Мы вновь увидели подсвеченную тропу, по которой резво покатился шерстяной клубок, неоднократно уже выручавший нас в затруднительных ситуациях. Переход через пропасть не занял много времени. После того что мы пережили в стенах рухнувшего замка, это наше путешествие можно было считать легкой прогулкой.
— А вот и наши друзья! — обрадованно воскликнул Бернар, ступая ногой на плато, где по-прежнему продолжали безумствовать электрические разряды.
В отличие от менестреля, я не стал бы называть собравшихся здесь господ — а это были Крафт, Ключевский, Якун, Агапид и Анастасия Зимина — своими друзьями, но тем не менее я рад был их увидеть в добром здравии.
— Наконец-то, — выдохнул Вацлав Карлович. — Неужели вам это действительно удалось?
— А что именно?
— Вы принесли Грааль?
— Ну если это яйцо, охранявшееся Василиском, и есть Грааль, то да.
— Это оно! — неожиданно взвизгнул Якун и, вместо того чтобы кинуться ко мне с объятиями, шарахнулся в сторону. — Ему это удалось! Я не верил, не верил, клянусь! Это же невозможно!
— Господин Якун свихнулся от переживаний? — полюбопытствовал я у Крафта.
— Очень может быть, — отозвался Вацлав Карлович треснувшим голосом.
— А это точно Грааль?
— Можете не сомневаться, Чарнота. В этом яйце заключена энергия нашего мира, а возможно, и всей Вселенной. Помните рассказ волота Имира? Он ведь говорил именно об этом яйце.
— Вы меня разочаровали, Вацлав Карлович, я-то полагал, что речь шла о космическом корабле.
— При чем тут корабль! — возмутился Крафт. — Неужели вы не понимаете, что у вас сейчас в руках энергия Вселенной. Вы можете стать повелителем мира, Чарнота!
— Мне нужна моя жена, Вацлав Карлович, и только.
— И вы собираетесь отдать Грааль монсеньору Доминго?
— А почему бы и нет, если он ему так нужен. Вацлав Карлович посмотрел на меня как на сумасшедшего и прекратил бессмысленный спор. Я подозреваю, что поклонник Мерлина успел уже сговориться со служителями храма Тьмы и выторговал для себя и своей организации немалую толику земного могущества. Очень может быть, что Крафт поторопился с участием в дележе шкуры еще не убитого медведя, но я не стал до поры до времени разочаровывать своего старого знакомого.
— Он покатился! — крикнул Бернар де Перрон. — Скорее.
Речь менестрель вел о клубке, который вновь принялся разматывать нить моей судьбы, петляя среди камней. Надо признать, что клубок очень хорошо знал дорогу, во всяком случае, он без проблем вывел нас сначала из саркофага, где хранились главные сокровища атлантов, а потом и из подземного мира прямо на центральную площадь славного града Катаджа. Здесь мне еще некоторое время довелось побыть богом и героем-освободителем масс от страшного ига Ящера. Метаморфизировать в волосатое чудище я не стал, дабы не пугать и без того напуганных ором младенцев. Да и с какой стати бог должен напрягаться, являя свою мощь и удаль народу. По-моему, я совершил в граде Катадже достаточно подвигов, чтобы моя слава здесь гремела в веках. Ренегат и сукин сын жрец Якун прятался за моей спиной, боясь народного гнева. У меня возникло желание выдать его на суд горожан вместе с Агапидом, но природный гуманизм взял свое. Я не любитель кровавых зрелищ. Поэтому я клятвенно заверил жителей града Катаджа, что бывший жрец и его подручный будут препровождены мною прямехонько в ад, где их ждет такая кара, о которой на грешной земле никто еще не слыхивал.
— Благодарю вас, царевич Вадимир, — защебетал бывший жрец, как только мы выехали из отторгшего его славного града.
— А вы зря так обрадовались, Якун, — усмехнулся я. — Ад — это ведь не шутка. Не говоря уже о монсеньоре Доминго. Вы ведь отлично знаете, какие чувства питает к изменникам и еретикам ваш бывший коллега по храму Тьмы. Я буду очень удивлен, если он не подвесит вас на дыбу.
После столь решительной отповеди жрец увял и даже попытался улизнуть во время одного из привалов, но был схвачен Марком и вразумлен при помощи пудовых кулаков. Я сделал вид, что не заметил инцидента. Бывшего Ящера, Агапида, взял под свою защиту Вацлав Карлович Крафт, заявивший, что вышеозначенный субъект действовал в состоянии умопомрачения, а посему судебной ответственности за свои действия не несет. Да и прокуратуре, несмотря на обилие свидетелей, будет трудно доказать, что благообразный Агапид и ужасный Ящер — это одно и то же лицо.
— Вас же присяжные не поймут, Чарнота!
— Так я ведь не прокурор, Вацлав Карлович, а бог. Или демон, кому как нравится. А этот ваш ублюдок убил моего отца. И еще многих других людей.
— Агапид не злодей, он — жертва. Жертва безответственных лиц, именовавших себя атлантами. Вы тоже жертва, Чарнота, хотя и пытаетесь надувать щеки и корчить из себя крутого парня. Мы все здесь жертвы, а следовательно, спрос с нас невелик.
Очень удобная позиция у Вацлава Карловича, настолько удобная, что хочется присоединиться. Вот только Вадим Чарнота никогда не был щепкой, плывущей по волнам чужой воли, а всегда выгребал, выгребает и будет выгребать к своему берегу, что бы ему там ни советовали доброхоты.
