— Да здравствует Волосатый!
Я был, разумеется, тронут этим незамысловатым выражением народной любви и пожелал всем скорейшего возвращения к родным и близким.
— Земноводные тоже свободны, — обернулся я к болотным тварям. — И чтобы больше духу вашего не было в Тартаре, иначе превращу всех в лягушек и заставлю квакать по утрам.
Гвардейцы низложенного Ящера, похоже, не чаяли столь легко отделаться. Во всяком случае, упрашивать себя они не заставили. Не прошло и тридцати секунд, как они испарились из поля моего зрения, словно их никогда и не было.
— Я бы осмотрел саркофаг, — вопросительно глянул на меня Вацлав Карлович. — Возможно, мы обнаружим там что-нибудь интересное.
Возражений с моей стороны не последовало. Уж коли мы спустились в Тартар, то следует вызнать все здешние тайны. К сожалению, а может и к счастью, Ящеру не удалось взломать оболочку грандиозного сооружения атлантов. Следы его неустанных трудов мы видели по всему периметру саркофага. Ящер подступался к нему с разных сторон, но неизменно терпел поражение. Кирки и ломы были слишком слабым инструментом, чтобы пробить броню из неизвестного нам строительного материала. Несколько более успешно работала паровая машина, она сумела углубиться в стену приблизительно на метр.
— Такими темпами вы бы долбили саркофаг еще лет пятьдесят, — усмехнулся Крафт. — Надо было попробовать взрывчатку.
— Пробовали, — хмуро бросил Якун, — но результат был нулевой. Если не считать того, что от взрыва пострадали более сотни рабочих.
У меня уже не было сомнений, что верховный жрец в Катадже человек пришлый, тем не менее я уточнил кое-какие существенные детали:
— Вы давно рассорились с монсеньором Доминго?
— Давно, — криво усмехнулся Якун. — Этот самозванец вообразил себя новым Асмодеем и решил устроить на земле ад.
— А почему новым? Разве существовал когда-то старый Асмодей?
— Представьте себе, Чарнота, — ответила за Якуна Анастасия, — Асмодей был основателем храма Тьмы. В то время его власть распространялась едва ли не на все народы мира. Впрочем, это было очень давно. Много тысяч лет тому назад.
— Я еще понимаю, когда люди хотят построить на земле рай, — пожал я плечами, — но строить ад — это, по-моему, очень глупая претензия.
— Если нет дьявола, Чарнота, то люди перестают верить и в Бога, — возразил мне подошедший Марк. — А без Бога нет ни нравственности, ни морали. Нет понятия греха, нет и понятия воздаяния за грех. Люди перестают понимать, что плохо и что хорошо, и это неизбежно приведет человеческую цивилизацию к гибели. Мир всегда держался на страхе — так было, так есть и так будет. Но если нет дьявола и ада как олицетворения Зла, то всяк начинает примерять на себя его личину и творить произвол по собственному почину.
Глобально, однако, мыслит монсеньор Доминго. Истинный инквизитор! Мне бы до такого вовек не додуматься — вводить людей в грех с помощью сук-кубов и инкубов, чтобы потом спасать их души для Бога с помощью очистительного огня: Ну и в назидание другим.
— И вам, Марк, нравится такой способ просвещения масс?
— Цель оправдывает средства, Чарнота. А цель у монсеньора Доминго благородная.
— Он что же, искренне верующий в Бога человек?
— Боюсь, что он вообще в него не верит, но это не мешает ему искоренять ересь во все эпохи и времена. Ибо ересь — это инакомыслие, а инакомыслие разрушает общность гораздо сильнее, чем все дьявольские козни.
— Так монсеньор Доминго хочет сотворить ад, чтобы запугать инакомыслящих и покончить с ересью?
— Вы правильно ухватили суть дела, Чарнота, — кивнул Марк. — Но для осуществления наших планов нам нужен Грааль.
— Но ведь у вас есть конкуренты, Ключевский. Вот, скажем, господин Крафт с его Обществом почитателей Мерлина или жрецы храма Йопитера.
— Жрецы храма Йопитера — это выжившие из ума старцы, которые пытаются осуществить давно уже никому не нужный проект. А что касается почитателей Мерлина, то с ними мы договоримся. Они очень скоро поймут, как им выгоден ад нового Асмодея.
— В таком случае остаюсь еще я, Вадим Чарнота, человек, не верящий в старого Асмодея и не видящий причин, чтобы поверить в нового.
— Причина у вас есть, Чарнота, — возразила Анастасия. — Это ваша жена и ваши еще не рожденные дети. И прежде чем бросить вызов новому Асмодею, вы должны вырвать самых дорогих вам людей из рук монсеньора Доминго.
— Один вопрос, господа… Служители храма Тьмы подбираются по тому же принципу, что и служители храма Света?
— Да, — кивнул Марк. — Мы все рождены в двадцатом веке. И всего лишь генетически совпали с нашими далекими предками атлантами. Мы часть их грандиозного плана, но мы мыслящая часть, способная внести коррективы в грандиозный проект своих предшественников.
Я оказался перед трудным выбором — сотрудничество с силами Тьмы или гибель близкого мне человека. Меня утешало то, что передо мной всего лишь люди, правда, это было слабое утешение. Тем более что этим людям очень захотелось стать демонами, и не только по обличью. По-моему, игра в сатанизм завела их слишком далеко.
— Вы слишком актер, Марк, — сказал я Ключевскому, — и, похоже, не видите разницы между быть и казаться.
— Но ведь это не я демон, Вадим, а вы. Не я бог Велес, повелитель подземного мира, а вы.
— Я не был ни богом, ни демоном, Марк, я всего лишь играл их роли в написанном кем-то спектакле. А вот вы, похоже, утонули в навязанном вам монсёньором Доминго образе. Мой вам совет: попытайтесь всплыть и посмотреть на мир трезвыми глазами. Ваш ад очень скоро перестанет быть театром, он станет образом жизни для тех, кто возьмется играть сатанинские роли. И дорога к Богу для этих людей будет закрыта.
— И это говорите вы, атеист Чарнота? — насмешливо спросил Ключевский.
— Я решаю только за себя, Марк, но не собираюсь решать за все человечество. Ибо допускаю, что человек по фамилии Чарнота может заблуждаться и в большом, и в малом. Потому что он всего лишь человек. Один человек. А перед ним вся Вселенная.
Наш спор с Марком был прерван Крафтом. Вацлав Карлович долго ходил кругами вокруг саркофага со своим мигающим прибором, пока не огласил зал истошным воплем:
— Эврика!
— Это в каком же смысле? — удивился Марк.
— Он открывается! — воскликнул потрясенный Агапид, и оказался прав.
Толстенная стена, которую Ящер с Якуном не сумели пробить даже с помощью паровой машины, дрогнула и стала медленно отползать в сторону, открывая широкий проход. Саркофаг готов был поделиться с нами своими тайнами, но мы не спешили воспользоваться его любезным приглашением. Это сооружение атлантов таило в себе столько сюрпризов, что любой вменяемый человек испытывал невольное опасение и за свое будущее, и за будущее всего человечества.
Самым невменяемым из нас оказался Крафт. Вацлав Карлович слишком долго стремился к древней тайне, чтобы теперь в растерянности стыть на пороге величайшего открытия. Всем остальным не оставалась ничего другого, как последовать за обезумевшим авантюристом. В саркофаге загорелся свет. Источник этого света мы пока не видели, зато могли во всех подробностях рассмотреть, как устроено его чрево. Правда, ничего поражающего воображение мы не обнаружили. Круглое помещение диаметром около пятидесяти метров было практически пустым. Если не считать небольшого помоста в самом центре. Пол саркофага был разрисован геометрическими фигурами, в которых мы без труда распознали пентаграммы.
— Это и есть Большой Магический Стол? — спросил де Перрон, слегка разочарованный заурядным зрелищем.
— Вероятно, — не очень уверенно отозвалась Анастасия.
Крафт заметался по залу, пытаясь найти нужную точку, прибор в его руке вибрировал словно живой. Видимо, этот странный предмет, похищенный нами из замка Монсегюр, действительно имел какое-то отношение к этому саркофагу и к Большому Магическому Столу.
— Я включу эту штуку, можете мне поверить, Чарнота.
— А стоит ли, Вацлав Карлович? — усомнился я. — Как бы нам не нажить большой беды.
Но, кажется, я был единственным сомневающимся в этом зале. Все остальные напряженно следили за действиями Крафта, который бегал от одной пентаграммы к другой и шептал побелевшими губами то ли проклятия, то ли заклятия. Мне, признаться, это зрелище очень скоро прискучило, и я от нечего делать поднялся на помост и облокотился на перила. Бернар де Перрон последовал моему примеру. Очень может быть, что либо я, либо менестрель задел какую-то кнопку или сдвинул рычажок, хотя вроде бы ничего подобного на помосте не наблюдалось. Только зал вдруг начал преображаться с пугающей быстротой. Сначала погас свет, вогнав всех присутствующих в суеверный ужас, потом он вспыхнул с новой силой так, что я невольно закрыл глаза. А открыв их, я увидел над головой звезды.
Звезды на первый взгляд были самыми обычными, внушающими доверие своим натуральным блеском. Похоже, мы каким-то необъяснимым образом вырвались из подземного царства на поверхность, поскольку исчез не только каменный свод, угрюмо нависавший над нами, но и стены провалились куда-то. Мы находились в центре огромной площади, расцвеченной мириадами огоньков, которые спорили со звездами, ехидно при этом нам подмигивая. Потом вокруг засверкали молнии и загремел гром, хотя на небе вроде бы не было ни облачка.
