В фильме было много замечательной музыки. Подбором ее занимался Анатолий Кремер. Ему хотелось, чтобы я как актриса была представлена с разных сторон — и в известных классических опереттах, и в мюзиклах, и в киномузыке. По его предложению я спела в фильме выходную арию Сильвы, которую до этого не решалась исполнять. Записали мы ее с оркестром кинематографии и так, как написано Кальманом, — в смысле всех темповых особенностей: дирижер Анатолий Кремер за этим следил строго. Оркестр же под его руководством звучал просто прекрасно. Поскольку Анатолий Львович очень любит французскую музыку, он предложил известную мелодию Мишеля Леграна из «Шербургских зонтиков», и у нас получился один из лучших, на мой взгляд, номеров фильма. Сделали мы еще один номер — «Рифифи» — на музыку композитора Жерара Филиппа.
Работалось нам не просто хорошо, а замечательно, хотя было и трудно порой собрать блестящий ансамбль актеров на съемку в один день, в одно время — все были заняты в своих театрах, у всех были свои спектакли. Когда снимали отдельные номера, было проще, но в фильме есть несколько сцен, где все мужчины, во фраках, собираются вместе. Снимали мы весело и довольно быстро. Атмосфера в группе была приподнятая, все «завелись». Розетта и Саша Ширвиндт постоянно что-то предлагали, перебивая друг друга, спорили. Зато спокойствие сохранял муж Розетты Макс, наш консультант, «дежурный критик». Но всем было очень интересно: актерам — выступать в музыкальных номерах, а мне — с необычными партнерами. И все у нас ладилось. Собственно, по-другому и быть не могло: когда тебя окружают такие великолепные мастера, все должно получаться. И получилось.
После выхода фильма многие мои знакомые делились со мной своими впечатлениями, рассказывали, как они во время просмотра не переставали удивляться этой удачной задумке — объединить столь разных актеров с артисткой оперетты. Удивлялись и делали для себя приятные открытия — известные актеры, которых привыкли видеть совсем в других ролях, предстали теперь в столь непривычных амплуа, в совершенно другом жанре. И выступили великолепно.
К сожалению, тот фильм сейчас, кажется, невозможно показать по телевидению: в одном месте там испорчена пленка, порвана. Правда, что-то пытались сделать, исправить, даже пускали его потом в эфир, но изображение и звук в одном фрагменте все же были со сбоем. И именно там, где мы с Леонидом Сергеевичем Броневым исполняем отрывок из мюзикла Германа «Хелло, Долли». А эпизод этот невероятно хорош. В те годы Броневой в народном сознании, казалось, навсегда остался Мюллером, у которого все «под колпаком». И вдруг появляется этот популярнейший актер, элегантный, в совершенно «немюллеровском» костюме в полоску, вальяжный, обаятельный. Мы играли с ним нашу сцену, потом шел дуэт, и Леонид Сергеевич непринужденно начинал петь:
Ведь нам нельзя, Долли,Навязать роли,Если нам с тобойОна не подойдет…
Думаю все же, что, несмотря на дефект в пленке, при желании, при теперешних технических возможностях тот фильм можно показать по телевидению. Вот только желания пока не вижу… Ни пленку отреставрировать, ни доставить удовольствие зрителям…
Мне часто задавали вопросы: почему я так мало пела «самые-самые» партии в классических опереттах? Почему в моем «послужном списке» нет ни Сильвы, ни Ганны Главари, одной из любимых ролей, о которой я мечтала?.. Отсутствие их в моем репертуаре действительно многих удивляло, особенно после того как я спела Нинон в «Фиалке Монмартра». И почему-то начали думать, что тут какие-то интриги, что мне не дают петь эти столь желанные для каждой артистки оперетты партии.
Никаких интриг не было — я сама не соглашалась на эти роли: считала, что фактура моего голоса не подходит для них. Тут нужен голос покрупней, а у меня тяготение к лиричности. «Сильва», «Принцесса цирка», «Веселая Вдова» шли и при Канделаки, так что получить эти выигрышные партии для меня было бы нетрудно. Но Владимир Аркадьевич знал мою позицию и потому особенно и не предлагал их мне.
Исполнить роль Нинон я решилась, когда прошли годы, когда появилась уверенность в себе, появился опыт. Ведь Нинон тоже нелегкая партия — там трудная выходная ария, да и дуэт не легче…
Хотя, послушав многих певиц в разных театрах или тех, кто приезжал к нам в Москву с гастролями, посмотрев, как смело они решались на такие партии, не имея больших голосов, я поняла, что тоже могла бы спеть и Сильву, и Теодору Вердье, и Ганну Главари, и другие партии. Взяла бы если не мощью голоса, то музыкальностью, драматическим исполнением…
После «Гусарской баллады» из ее задорной компании в жизни я потом поддерживала знакомство в основном с Юрием Васильевичем Яковлевым, потому что очень любила Театр имени Вахтангова. Из всех других московских театров вахтанговцы мне наиболее близки своей стилистикой, которая корнями уходит в комедию дель арте. Мне нравилось, что у них так долго сохраняется в репертуаре «Принцесса Турандот», по сути дела, их манифест. Нравилось, что присущая только вахтанговцам индивидуальность сохранялась при постановке и новых спектаклей, независимо от их тематики.
Никогда не забуду феноменальный сценический дуэт Цецилии Львовны Мансуровой и Рубена Николаевича Симонова в «Филумене Мартурано» Эдуардо де Филиппо. Я смотрела на них и даже не могла себе объяснить: как можно так играть? Да и игра ли это была? Скорее, какая-то магия… Мне кажется, что именно благодаря этой уникальной сценической паре спектакль стал легендой нашего театрального искусства.
Я часто ходила к вахтанговцам, особенно когда играла Юлия Борисова. Впервые я увидела ее в спектакле «На золотом дне», где у нее была роль Анфисы. С ней играл Николай Гриценко, тоже великолепный, великий артист. Тот спектакль потряс меня настолько, что я навсегда стала поклонницей невероятного таланта Борисовой. А потом было потрясение от ее игры в «Иркутской истории». Я так устроена, что когда меня что-то особенно трогает, волнует, потрясает, я не могу сдержать слез. Так было и на этот раз — от переполнявших меня чувств я расплакалась, и, когда пришла из зала за кулисы в слезах, чтобы поблагодарить и поздравить Юлю, меня долго не могли успокоить.
А какую боль испытывали зрители, когда Юлия Константиновна и Михаил Александрович Ульянов играли «Варшавскую мелодию»! Мелодию несостоявшегося счастья, от которой щемило сердце… Никогда не забуду тех своих ощущений.
С Юлией Константиновной, Юленькой мы подружились. Ее муж, заместитель директора Вахтанговского театра, милейший Исай Спектор любил оперетту, и они ходили на все мои премьеры. Это была удивительно приятная пара. Исай обожал свою жену, и, пока он был жив, Юля была за ним, как говорится, как за каменной стеной. Они жили своим миром, своим театром. Несмотря на известность, Юлия Константиновна всегда была очень «домашней» — не любила разного рода мероприятия, шумные актерские сборища, предпочитая всему этому узкий друг друзей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
