– Ну, я пойду сейчас, – сказала королева, видя, что ей приходится уступать.
Эдит неохотно остановилась в ожидании королевы.
Беренгария поспешно накинула на плечи эффектный плащ, чтобы прикрыть недостатки незавершенного туалета, и в сопровождении Эдит и многочисленной свиты, трепещущая и взволнованная, направилась в шатер короля.
Глава XVII
Если бы каждый волос на его голове стоил его жизни и каждая из этих жизней представила из себя четверное число этих волос, то все-таки она должна угаснуть, как меркнут звезды пред восходом дня или как светильники, освещающие своим блеском ночные пиры, гаснут поочередно по уходе гостей.
Старинная комедияКогда королева Беренгария пришла к шатру Ричарда, королевские офицеры, дежурившие у входа, не пропустили ее. Они воздали ей все необходимые почести, требуемые придворным этикетом, но все-таки задержали, несмотря на ее настойчивое желание видеть своего супруга. Стоя у входа, она расслышала суровый голос Ричарда, приказывавшего ее не впускать.
– Вы видите, – обратилась королева к леди Эдит, – я вас предупреждала, что король может не принять нас.
В это время до них донесся голос Ричарда, приказывавший кому-то:
– Убирайся от меня сейчас же, шут, поскорее исполняй свое дело. В твоей профессии – твое спасение. Я заплачу тебе десять безантов[18], если ты одним ударом отправишь его на тот свет. Слушай, шут, ты хорошенько следи за выражением его лица, за тем, как он побледнеет, как дрогнут ресницы, как скатится с плеч некогда буйная голова. Я люблю слушать рассказы о том, как умирают храбрецы.
– Он будет первым, если не вздрогнет, увидев мой меч, занесенный над его головой, – отвечал тихий голос, суровые ноты проскальзывали в нем, но было видно, что он из уважения к государю старался смягчить их.
Эдит не могла больше совладать со своими чувствами.
– Если Ваше Величество не желает войти в шатер короля, то я сумею проложить дорогу если не для вас, то для себя. Господин офицер, королева желает говорить с государем, наконец, не забывайте, что супруга хочет видеть своего мужа!
– Благородная леди, – с достоинством отвечал дежурный офицер, – мне очень жаль, что я вынужден снова отказать вам. Его Величество занят: он выносит приговор о смерти шотландского рыцаря.
– Мы также пришли к государю по важному делу, – возразила Эдит. – Следуйте за мной, государыня, мы вместе войдем к королю!
Она оттолкнула одной рукой офицера, а другой отдернула занавес, служивший дверью.
– Я не смею противиться желанию Вашего Величества, – сказал офицер, отступая от портьеры. Королева и Эдит вошли в спальню Ричарда.
Король лежал на постели. На некотором расстоянии от него в ожидании дальнейших распоряжений стоял человек, в котором по беглому взгляду можно было узнать палача. На нем была куртка ярко-красного цвета, с короткими рукавами, обнажавшими здоровые мускулистые руки. Поверх куртки на нем был кожаный фартук, закрывавший весь перед и забрызганный красными пятнами. По его костюму было видно, что он готовился к исполнению своих ужасных обязанностей. На голове почти до самых бровей у него был надвинут толстый шерстяной колпак, нижняя часть лица заросла густой рыжей бородой, остальные черты лица были ужасно некрасивы и грубы. Палач был невысокого роста, плотный, дородный, с толстой шеей и широкими плечами, руки были непропорционально длинными по сравнению с небольшим туловищем и короткими ногами. Он стоял, опираясь одной рукой на рукоятку своего громадного меча, длина лезвия которого равнялась четырем футам, а сама рукоятка составляла около двадцати дюймов и была вся залита свинцом для большей массивности. Он дожидался последнего слова короля.
Ричард лежал лицом к двери, когда увидел королеву, входившую с леди Эдит. Рассерженный и недовольный их приходом, он быстро повернулся на другой бок, не желая даже поздороваться с пришедшими, и натянул на себя свое роскошное одеяло, сшитое из двух громадных львиных шкур. Шкуры эти были выделаны в Венеции так искусно, что казались мягче шелка.
Беренгария, как и всякая красивая женщина, отлично знала, с чего ей нужно начать, чтобы одержать победу над мужем. Она с непритворным ужасом и отвращением посмотрела на страшного поверенного тайных поручений своего супруга и осторожно проскользнула мимо него. Подойдя к кровати Ричарда, королева красиво упала на колени, сбросила с плеч свой плащ, причем ее белокурые волосы рассыпались по обнаженным плечам и прелестной груди. Ее грустное лицо походило на нежный солнечный луч, едва выглянувший из-за туч. Она схватила правую руку Ричарда и притянула ее к себе, несмотря на его слабое сопротивление. Наконец она овладела этой рукой, служившей грозой язычеству и защитой христианам, сжала ее в своих маленьких ручках и нежно-нежно поцеловала.
– Что это значит, Беренгария? – произнес Ричард, еще не поворачиваясь к ней, но уже более мягко.
– Пожалуйста, отошлите этого ужасного человека! Я не могу его видеть, – тихо попросила королева, продолжая прижиматься своим личиком к руке Ричарда.
– Уходи, шут, – обратился к палачу Ричард. – Ты не сотворен для того, чтобы показываться прекрасным женщинам. Чего же ты еще ждешь?
– Вашего последнего приказания о голове преступника, Ваше Величество, – проговорил палач.
– Вон отсюда, собака! – грозно закричал король.
Палач ушел, бросив последний взгляд на прекрасную королеву, небрежный наряд которой придавал ей еще больше чарующей прелести. Улыбка, выражавшая его восторг перед красотой юной королевы, еще больше обезображивала его свирепое лицо.
– Ну, глупенькая девочка, – проговорил ласково Ричард, поворачиваясь как бы нехотя лицом к Беренгарии. – Что тебе нужно от меня, маленькая кошечка?
Не в силах был Ричард, этот почитатель женской грации и красоты, устоять перед ласками жены, беспредельно царствовавшей в его сердце. Он не мог смотреть без волнения и внутреннего трепета на ее прелестное лицо, не мог не отвечать поцелуями на ее нежные ласки, не мог видеть равнодушно ее слез, текущих из прекрасных грустных глаз. Мало-помалу он полностью повернулся и склонился к ней. Его мужественные черты совершенно изменились, выражение лица стало нежным, кротким; светло-голубые глаза смотрели на молодую женщину с нескрываемой любовью. Он гладил ее голову, обвивал ее длинными волосами свои пальцы и целовал без конца ее нежное личико, слегка зарумянившееся от волнения. Могущественный, сильный король, покрывающие его львиные шкуры, спустившиеся на пол, и коленопреклоненная красавица словно просились на полотно. Эта сцена напоминала примирение Геркулеса после ссоры с супругой Деянирой.
