класса. Даже внешне похожи. Да и на гонках, именно они между собой бодаются. К тому же, японцы меньше ломаются, мощность больше, чем была у Рэма, и модель из свежих, такие начнут выпускать для продажи только через несколько лет.
Я подумал и согласился.
– Замечательно, начинаю оформлять. Да, Иван, если всю сумму ты переводишь, то твой счет обнулится, так что третью часть плачу я.
Я попытался поспорить, но Ганс был, неумолим и я махнул рукой – в конце концов, он не маленький.
Через два дня после этого разговора, в мою комнату вошел майор. Я радостно вскочил, готовый броситься к нему на шею, но не успел ничего сказать, потому, что он, довольно сухо спросил:
– Не рано ли шиковать начал?
Я опешил и, ничего не понимая, вытаращил глаза.
– Ты на что бабки со своего счета потратил? А жить, на что будешь?
Я замялся, не зная, как лучше объяснить. А учитель продолжал:
– С чего ты решил, что деньги с неба падают? Если тебе счет открыли, думаешь, он бездонный?
Я попытался ответить, но майор не давал. Мне даже показалось, что кроме праведного возмущения моей расточительностью, он отрывается за то, что я присутствовал при выволочке, которую ему устроил Батя пять дней назад. Прошло долгих десять минут, пока Ермоленко не выдохся и не замолчал, а еще через минуту, уже совершенно спокойно и с нескрываемым интересом спросил:
– Что хоть купил-то?
– Мотоцикл.
– За такие деньги? На них баллистическую ракету купить можно.
– На счет ракеты – не знаю, а «Кавасаки» – можно.
– И что ты с ним делать будешь?
– Да я же не себе! – наконец, не выдержал и возмутился я, – Это Рэму!
Голос майора смягчился:
– Ну, у Рэма, вообще-то, дома немаленький гараж. Но, по большому счету, правильно. Ты знаешь, Ваня, – он присел на кровать, – спасибо тебе за него. Мы с Батей думали, что он не выкарабкается, а ты его оживил.
– Все-таки, что с ним случилось?
– Ну…
– Вы обещали рассказать, когда случай представится.
– Ну, раз обещал, значит расскажу.
Перед моим мысленным взором поплыли картины:
…Батя, Рэм и Ермоленко бегут по подземелью. У всех троих в руках факелы. Одежда достаточно разномастная. На Рэме форма испанского сопротивления тридцатых годов, Батя и Ермоленко в непонятной форме без знаков различия.
Подземелье длинное, сырые стены местами обвалились, потолки, похоже, низкие, но их все равно не видно из-за копоти факелов. Впереди мелькает призрачный колышущийся свет. Все трое врываются в большую круглую комнату. Здесь только что кто-то был. В общем, один остался. Уйти он не мог, так как был мертв. На тело страшно смотреть – руки и ноги исковерканы множеством неправильно сросшихся переломов. Стол, на котором лежит тело, залит кровью.
Рэм бросается к нему, обнимает и отшатывается. Голова с глухим стуком падает на пол. Рэм содрогается от рыданий, подхватывает голову и пытается приставить к шее. Батя и учитель, тем временем, стараются определить, куда ушли палачи. Выходов много, а ушедшие хорошо блокируются…
…Видения исчезают, словно рвется кинопленка.
– Все понял? – спросил Ермоленко.
Я кивнул.
– Он у них пробыл десять дней. Судя по повреждениям, все это время, они ломали ему кости, и давали переломам срастись, каждый раз неправильно, переливания, естественно, ему никто не делал. Мы, абсолютно точно знаем, кто это был, а ты его на днях даже видел. Рэм еще тогда поклялся достать его и завязать узлом, уж поверь мне, он это умеет.
Майор ушел, а вечером я обнаружил на своем счету половину снятой суммы…
… День стоял ясный. На небе не было ни облачка. Из земли робко пробивалась свежая изумрудная травка. В голых кустах громоподобно орали воробьи.
Идиллию нарушил автомобильный сигнал. После проверки документов машина въехала в открывшиеся ворота, и молчаливые вампиры деловито выгрузили из кузова ящик. Старший, подойдя ко мне, скорее подтвердил для себя, чем спросил мою фамилию и попросил расписаться в получении, после чего, автомобиль, не задерживаясь, уехал.
Я обошел коробку и не увидел ничего, кроме стандартных надписей. Пунктом отправления значилась Йокагама, Япония. Я все понял. Из-за спины раздался голос Ермоленко:
– Ну что, Рэма звать?
Я пожал плечами. В голове было немного пусто, в желудке чуть-чуть приподнято. Таких подарков я еще никогда, никому не дарил.
– Наверное, надо, – наконец согласился я.
Но Рэм и так был тут как тут. От неожиданности я не успел поставить экран, поэтому горячий испанец уже все знал, сюрприза не получилось. Он деловито обошел ящик и взял в руки фомку, протянутую одним из охранников.
Доски отрывались со страшным скрежетом, но, под умелыми руками Рэма, рассыпались быстро. Там нас ждала вторая упаковка, сделанная из гофрированного картона. Здесь, инструмент уже не понадобился. Наконец, внутри огромного полиэтиленового пакета, засверкал перламутром мотоцикл.
Я услышал восхищенные вздохи охраны. Оглядев это чудо, Рэм нахмурился.
– Тяжеловат, – задумчиво произнес он.
– Зато мощность сумасшедшая! – обиженно окрысился я.
Рэм посмотрел на меня, как профессионал на зеленого юнца и неожиданно улыбнулся.
– Поехали, прокатимся, – предложил он.
Я покосился на учителя, он одобрительно кивнул.
Надо отдать должное японцам, мотоцикл был полностью заправлен. К слову сказать, Рэм был прав. Мотоцикл оказался несколько тяжеловат, но мощность двигателя с лихвой окупала все недостатки. Временами, на особо крутых подъемах, мне начинало казаться, что этот монстр, может ехать и по абсолютно вертикальной стене. К сожалению, или к счастью, присосок на шинах не было. Был тут и еще один плюс – в отличие от «Дукатти» его меньше бросало из стороны в сторону, и по ямам он шел ровнее. В общем, разница была как между БТР и УАЗиком. Рэм остался доволен.
А через неделю Батя получил первую ниточку. Наш «заклятый друг» объявился в Киеве, но, почти сразу исчез с горизонта – возможно, залег на дно, но киевляне располагали информацией о его вероятном выезде за границу. Как ложа смогла это провернуть, не знаю – мы контролировали все средства передвижения, но, видимо, этого было мало.
Услышав
