тут, он случайно встретил старого друга. Болеслава он знал еще по тайному обществу, в которое оба входили, когда Польша была частью Российской Империи. Этот довольно зрелый вампир служил сейчас в Войске Польском и шел вместе с советскими войсками освобождать Родину от фашистов. Узнав, какие трудности возникли у старого товарища, предложил свою помощь, все равно он уже несколько лет искал подходящего кандидата. Казимир согласился и представил ему обоих бойцов. На радостях он даже предложил Болеславу самому выбрать ученика, но тот не стал кочевряжиться и остановил свой выбор на Пельмене. После этого ребята дали согласие на инициацию.
В ближайшие дни оба Бориса оказались в госпитальной палатке под капельницей. Учителя не хотели тянуть время – сопротивление немцев нарастало, возможность потерять любого из кандидатов не радовала, к тому же, наступала поздняя осень, появлялось время на безболезненную адаптацию организма. Солнца почти не было, а длинные шинели, каски и плащ-палатки, были словно созданы для защиты новорожденных вампиров. Днем они могли отсидеться в машинах или блиндажах, а, начиная с трех – четырех часов дня, получали возможность свободно передвигаться. Да и дни были короткие и большей частью пасмурные.
И вот тут случилось непредвиденное. Прямое попадание в машину, в которой находился Болеслав Кшишицкий, не оставило ему ни единого шанса на выживание. Его ученик еще даже не был выписан из санчасти. Врачи еле откачали впавшего в кому Бориса. Покрышкин кинулся к местному Магистру и получил добро на усыновление уже инициированного вампира. Для успокоения Пельменя ему повторно вкатили в вену пару кубиков крови, на этот раз – Казимира.
Пельменю повезло, он выжил. Хотя, чаще всего, птенцы, теряющие своих учителей в столь юном возрасте, гибнут. Почти год после этого, Пельмень находился в тоскливой депрессии, но постепенно все выправилось…
Глава 21
…К слову сказать, именно эту историю я вспомнил после того, как Ермоленко рассказал мне, что произошло с учителем Рэма. Рэм, к счастью, уже не был зеленым юнцом, чья непрерывная связь с создателем является залогом нормальной жизни и развития. Но и в почти столетнем возрасте шок оказался слишком велик. После смерти учителя Рэм лет десять вообще не говорил…
…Пока я вспоминал прошлое, Пряник, сжалившись, пояснил:
– Мы учиться остаемся.
Ну, это я уже и сам понял, вот только где. О чем тут же и спросил:
– В академию собрались?
– Он в академию, – Пряник кивнул на брата, – а я в ХАИ.
– Круто! – восхитился я. – А на кого?
– Инженер-механик по ремонту авионики*.
– И не жалко с Пельменем разбегаться? Как вам только Казимир позволил.
– Вань, ты чего? Пять лет учебы, причем, в одном городе. А потом, ты что, думаешь, мы будем распределения ждать?
Я, соглашаясь, кивнул. В этом Борька был прав. Просто меня несколько удивил выбор института и специальность. Среди вампиров преобладали военные, врачи (всех направлений), реже историки, а на такую экзотику, как инженеры, писатели, юристы у нас смотрели с явным интересом, хотя, в последнее время, юридические и инженерные специальности, начали входить в моду. Этим мы отличались от людей, которые с маниакальным упорством, вот уже почти десять лет плодили сплошных бухгалтеров и экономистов, не думая о том, где этим несчастным придется искать рабочие места. Тут ввалился Николай с билетами и мы, дружной кампанией пошли в ресторан…
…Надо сказать, после известия полученного от учителя, жизнь наполнилась новым смыслом и ощущениями. Я, к собственному удовольствию, обнаружил, что не все однокурсники так глупы и надоедливы, как казалось. Да и среди девчонок попадались вполне приличные особи. Мои друзья наблюдали за происходившей метаморфозой с нескрываемым одобрением.
– Наконец пришел в себя, – одобрительно заметил на одной из ночных лекций мой сосед Витька, – а то ведь смотреть на тебя тошно было. Ты еще должен с детворой в куличики играть, а не тусоваться со стариками.
– Тоже мне старик!
– Ну, не старик, – совершенно спокойно согласился тот, – я мужчина, в полном расцвете лет и, заметь, таковым и останусь.
Я не удержался и хихикнул. Но жить стало, действительно, легче и веселей. Выяснилось, что за два года учебы многое прошло мимо меня. Я обнаружил, что появились новые станции метро, что зоопарк - хорош, особенно для Украины, что в городе есть интересные места. Пусть не столько, как в Праге, но все-таки. А однажды, идя вдоль университетской стены, я обнаружил на ней странные надписи. Изящные загогулины кокетливо изгибались на серой штукатурке. Я замер, пытаясь сообразить, к какому алфавиту может принадлежать эта кабалистика. И тут услышал разочарованный стон:
– Ну, вот, Элродиэль! Все уже ушли! Вечно из-за тебя мы опаздываем!
Удивленный необычным именем, а еще больше заинтригованный вдохновенным подвыванием в голосе говорившего, я обернулся. М-да. Двое. Длинные, не очень чистые и условно причесанные волосы, перехвачены на лбу плетеными ремешками. Джинсы и футболки, тоже не первой свежести, зато руки, от запястий до локтя украшены бисерными и кожаными фенечками. Из-за плеча у каждого торчат странные палки, у одного под мышкой потрепанная гитара.
Ошеломленный таким внешним видом я откровенно рассматривал их, а они меня. Потом, тот, который с гитарой, сделал одухотворенное лицо и вопросил:
– Ты новенький?
– Чего?
– Ну, первый раз пришел?
– Конкретно сюда? – уточнил я. – Пожалуй, да. А что это за место?
– Не, ты только глянь! Ты новообращенный? Ура! Еще один!
От такого заявления я потерял дар речи. Когда дыхание восстановилось, я уже не имел возможности задать вопрос, так как ребята говорили без умолку, а в головах у них царил такой сумбур, что и в мыслях разобраться было сложно. Подождав пару минут, пока поутихли восторги, я сумел вклиниться с вопросом:
– Ребятишки, а вы, собственно говоря, кто?
– Мы толкинисты! – гордо заявил один. – Слыхал?
– Нет, – честно признался я.
– Как?! – оторопели они. – Ты что, «Властелина колец» не читал?
– Нет.
– Ну, хотя бы, «Хоббита»?
– Не только не читал, но даже не слыхал.
Еще через десять минут их радостных воплей я окончательно запутался. Восторженно подпрыгивая и экзальтированно подвывая, мне рассказали историю о профессоре Толкине или Толкиене, если честно, не усвоил. И о том, что истинные ценители сей бессмертной книги теперь живут только ею, изучают эльфийский язык, шьют костюмы и играют в Толкина. Напоследок, чтобы закрепить успех, мне, захлебываясь от
