Кровавая Графиня, в буквальном смысле, купалась в крови, заслужив свое страшное прозвище ценой жизни более шестисот ни в чем не повинных созданий.
Пока придворные судили Графиню и оглашали приговор, суливший ей страшную смерть в четырех стенах, терзаемая муками совести Анаид поджидала в темном углу возможности самой свести с нею счеты.
Девушке нужно было действовать в промежуток между последним убийством, совершенным Эржбетой Баторий, и ее исчезновением. Анаид попала в прошлое слишком рано и изведала в нем немало неописуемых ужасов, самым страшным из которых ей казалась гибель Дориски.
Неужели девушка умерла напрасно? Или в ее гибели был какой-то скрытый смысл?
Невинная Дориска, такая хорошенькая в белом шелковом платье, с высокой прической, пышными локонами ниспадавшими ей на шею, казалась Анаид юной невестой, закланной на кровавом пиршестве смерти.
Но ведь именно она попросила Дориску сопровождать ее на трапезу в покои Графини! Значит, в смерти молоденькой омниоры повинна она лично!
Тем временем Дацилия лежала при смерти на коленях рвавшей на себе от бессилия волосы Орслои.
Анаид ничем не могла помочь девочке. Хотя ее собственные раны быстро зажили, не оставив следа, теперь ее жизнью и смертью распоряжалась Графиня.
Стоило Эржбете Баторий сжать в кулаке талисман, как у Анаид темнело в глазах, и ей казалось, что она вот-вот лишится рассудка. Графиню уже отвели в помещение, где ее предстояло замуровать, и где она со злобной усмешкой времени от времени терзала свое украшение, от чего Анаид медленно умирала.
Девушка должна была любой ценой уничтожить талисман Графини. Ради этого она ринулась в прошлое, ради этого рисковала собственной жизнью, погубила Дориску, а, может, и Дацилию.
Как же пробраться туда, где находится Графиня, если единственную дверь в это помещение закладывают кирпичами под насмешливым взглядом пленницы, ожидающей момента, когда уйдет последний каменщик, чтобы испариться из замка, оставив в нем после себя лишь страшную память.
— Крысы! — внезапно закричала Графиня. — Здесь крысы!
Но каменщики и бровью не повели, продолжая свою работу.
— Вы что, не слышите, олухи?! — возмутилась Графиня. — Я же говорю вам — здесь крысы!
— Поскорей бы они тебя сожрали! — буркнул сопровождавший каменщиков вооруженный гайдук, сплюнул на пол и велел рабочим пошевеливаться.
Графиня, наконец, замолчала, но слышавшая ее крики Анаид догадалась, что надо делать.
Девушке не составило большого труда поговорить с крысами на их языке и разузнать, как пробраться под полом внутрь. Анаид не испытывала к крысам особой симпатии — вид у них был очень непривлекательный, а рацион вызывал у девушки откровенное отвращение, но другого выхода у нее не было…
Раздевшись, Анаид пробормотала заклинание. Ее тело сморщилось, лицо вытянулось, а передние зубы стали непропорционально большими и сильными. Анаид превратилась в довольно крупную крысу и, схватив в зубы трут, огниво и атам Дориски, подаренный ей Орслоей, юркнула вслед за товарками в зловонную клоаку замка.
Графиня не заметила появления рядом с собой еще одной не совсем обычной крысы. Эржбета Баторий была всецело занята своими драгоценностями, которые, по ее настойчивым просьбам, были замурованы вместе с нею, как в гробницу египетского фараона.
Пока Графиня в почти полной темноте ощупывала свои обожаемые украшения, Анаид внимательно осматривала помещение не страдавшими от темноты острыми крысиными глазками. Эржбету замуровали в одной из предназначенных для гостей спален. В ней был довольно обширный альков, но в остальном это было скудно обставленное, холодное и неуютное помещение.
Забившись в самый дальний угол, Анаид стала превращаться из крысы в девушку. Ее тело уже приобрело человеческий облик, но еще подергивалось в сопровождавших превращение судорогах, когда Графиня встрепенулась и принюхалась, ощутив постороннее присутствие.
Анаид была к этому готова. С необычайным проворством она взмахнула атамом Дориски и растроилась на глазах ошеломленной Графини, не знакомой с тайным боевым искусством сицилийского Клана Змеи. Теперь Эржбета Баторий не понимала, где настоящая Анаид, а где лишь ее двойники.
Молниеносным движением руки Анаид сорвала с шеи Графини талисман на тонкой цепочке. Сначала та не поняла, что случилось. Исчезновение талисмана обнаружилось через несколько секунд, когда она пришла в себя и протянула к нему руку, чтобы почерпнуть сил.
Тем временем Анаид высекла из огнива искру, подпалила трут и поднесла его к талисману. Девушка понимала, что может оказаться во власти разъяренной убийцы, и попыталась защититься, возведя вокруг себя невидимую преграду.
Талисман загорелся. В тот же миг Графиня смела все на своем пути, с проворством пантеры бросилась на Анаид и вонзила ей в плечо свой атам.
Атам вошел в плоть девушки по самую рукоятку, но Анаид не обратила на это ни малейшего внимания, закрыв от разбушевавшейся одиоры ее пылающий талисман своим телом. Взмахнув собственным атамом, Анаид принялась произносить заклинания, чтобы хоть временно ослабить Графиню. Началась ожесточенная схватка. Эржбета Баторий что было сил рвалась к своему быстро догоравшему сокровищу, а Анаид должна была не подпускать Графиню к талисману, пока тот не догорел. Девушка впервые попала в такую переделку.
Графиня превратилась в огромную рысь, прыгнула на Анаид и стала рвать ее тело длинными клыками.
Ловко ускользая от ударов атама девушки, рысь-Графиня навалилась на Анаид, прокусила ей руку и уже потянулась клыками к ее горлу, когда Анаид, ни на секунду не упуская из вида догоравший талисман, произнесла заклинание, и ее кожа стала толще, чем у гиппопотама. Рысьи клыки скользили по ней, не причиняя девушке ни малейшего вреда.
Анаид соткала в воздухе и набросила на рысь прочнейшую сеть. Чем больше та барахталась и отбивалась, тем сильней запутывалась в сети, как в паутине.
Внезапно Эржбета. Баторий вновь обрела человеческий облик и испустила ужасающий вопль, от которого повылетали стекла во всех окнах замка. Талисман Графини догорал, и она собиралась с последними силами.
Над Чахтицей разразилась страшная гроза.
Спустившись с Карпатских гор, черные тучи окутали башни замка. На улице стало темно, как ночью. Во мраке сверкали молнии, а дождь лил, как из ведра. С гор хлынули потоки воды, уносившие с собой целые стада овец вместе с пастухами и не успевших добраться до дома крестьян с их земледельческими орудиями. Еще много лет в окрестностях Чахтицы вспоминали этот роковой день, когда за несколько минут все окрестные селения погрузились в воду, погубившую скот и посевы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
