Малыш и щенок потянули деревянные кусочки себе в рот.
— Глупые вы, — выговаривала Антошка, — это вовсе не печенье, это мозаика, и нам нужно сложить картинку, чтобы получилась красивая Клеопатра и страшный-престрашный леопард.
Но едва она соединяла вместе несколько кусочков, как Джонни разбрасывал их руками и заливисто смеялся.
— Смейся, смейся, малыш, доктор Чарльз говорит, что смех нагоняет жир, а тебе вовсе не мешает понравиться.
Как только Джонни растягивал губы, собираясь заплакать, Антошка придумывала новую игру: делала из карт домики и возводила высокие башни, которые Джонни и Пикквик с азартом разрушали.
Все трое уже не обращали внимания на доносившиеся с моря глухие взрывы.
Малыш смеялся!
В ЛАЗАРЕТЕ
Обеденные столы в матросской столовой превратились в операционные, банки вдоль переборок стали больничными койками, Улаф и Мэтью преобразились в санитаров.
На пароход подняли пять человек, выловленных из воды, и все они требовали срочной медицинской помощи.
В столовой-лазарете стоял тяжелый запах эфира, йода и еще каких-то терпких лекарств. Улаф и Мэтью оттирали и отогревали лежавшего на койке матроса. Трудно представить себе более тяжелое зрелище, чем умирающего от обледенения человека. Жесточайшие муки от судорог застывших мышц, остекленевшие глаза, намертво стиснутые зубы, которые надо разжать, чтобы влить спаси-тельные капли рома или спирта, массаж, который приносит невыносимые страдания и который должен заставить пульсировать по жилам кровь, вернуть к жизни человека.
Доктор Чарльз и Елизавета Карповна мыли над раковиной щетками руки.
На столе лежал закутанный по пояс в теплые одеяла приготовленный к операции мужчина. Он был без сознания. На полу валялся его мокрый мундир со знаками различия капитана третьего ранга, с темными пятнами крови. Обмороженные пальцы на правой руке чудовищно распухли и почернели, на шее кровоточила рваная рана.
Доктор Чарльз, высоко подняв руки в стерильных перчатках, подошел к столу. Елизавета Карповна приготовилась ассистировать. Подавая доктору инструменты, она вгляделась в лицо раненого. Оно показалось ей знакомым. Но раздумывать было некогда. Доктор Чарльз командовал: «Пинцет! Марлю! Зажим!» Он работал сосредоточенно, движения его были уверенны, и Елизавета Карповна почувствовала себя студенткой. «Где же я встречала этого человека?» — мелькала мысль, и, наконец, вспомнила. Это был капитан Паррот. Тот самый Паррот, который в Лондоне сказал им, что, для того чтобы вступить на военный корабль, женщина по крайней мере должна быть королевой. Капитан третьего ранга Паррот, командир миноносца. Но капитан, как известно, оставляет корабль последним. Значит, миноносец погиб. Но на этом миноносце были советские дипкурьеры Алексей Антонович и Василий Сергеевич. Если капитан оказался в воде, то что же с дипкурьерами?..
— Миссис Элизабет, — послышался сердитый голос доктора, — что с вами, вы невнимательны! Зашивайте!
— Экскьюз ми[10],— пробормотала Елизавета Карповна и, взяв иглу с шелковой нитью, стала накладывать швы.
— Два пальца на правой руке капитана спасти не удастся. Ампутируйте их. Я займусь другим больным.
Капитан застонал, открыл глаза, обвел мутным взглядом склонившихся над ним людей и снова впал в забытье. Елизавета Карповна приступила к операции.
Ей помогал старый Мэтью. Она молча указывала глазами, какой инструмент ей требуется, и старик безошибочно подавал.
— Очень хорошо! Вы отличный парень, миссис Элизабет, быть вам генералом медицинской службы, — похвалил доктор Чарльз. — А теперь введите ему пенициллин, сто тысяч единиц. Я уверен, что мы вернем адмиралтейству хорошо реставрированного кадрового офицера.
Елизавета Карповна взяла в руки прозрачную, герметически закупоренную скляночку. Вот оно чудо — лекарство, получаемое из обычной зеленой плесени, о котором она так много слышала и впервые держит его в руках. На дне склянки слой белого порошка. В Англии это лекарство производится уже в промышленных масштабах, но все еще ценится дороже золота. Газовая гангрена, которая отнимала жизнь у сотен тысяч раненых во всех войнах, потери от которой были больше потерь убитыми на поле боя, теперь не страшна. В Советском Союзе пенициллин еще не производится, но английские ученые отдали дань первооткрывателям его — русским ученым, и первая партия пенициллина уже направлена в Советский Союз. Зеленая плесень! Елизавета Карповна улыбнулась. Она вспомнила, как ее бабушка, неграмотная женщина, заставляла маленькую Лизу съедать каждый день крохотную корочку хлеба, покрытую зеленой плесенью. В деревянном флигельке бабушки было всегда сыро, и хлеб быстро плесневел. «Не будешь бояться грома, не заболеешь горячкой, будешь долго жить», — приговаривала при этом добрая старушка. Над ней смеялись. Лиза с отвращением глотала позеленевшую корочку. Может быть, народная медицина уже тогда знала чудодейственные свойства этой плесени!
Елизавета Карповна проколола иглой тонкую резиновую пробку, ввела в склянку спирт, поболтала и медленно вытянула содержимое в шприц. Сделала укол. Паррот был все еще в забытьи.
— А теперь передохните, — предложил мистер Чарльз.
— Вы уже закончили операцию? — удивилась Елизавета Карповна, но, увидев накрытое простыней с головы до ног тело на столе, поняла, что медицинская помощь этому матросу больше не нужна.
Она медленным движением стянула со рта марлевую повязку.
— Я пойду взгляну на детей. — Сердце у нее бешено забилось. «Что с Антошкой, что с малышом?»
— Олл райт! Вы нужны мне будете утром. Спокойной ночи!
Елизавета Карповна выбежала на палубу. Было уже темно. Вместе с темнотой наступила тишина, взрывы прекратились.
— Мамочка, он смеется! Он смеется! Его рассмешил Пикквик. Его, наверно, зовут Джонни. Посмотри, какой он красивый! — затрещала Антошка, повиснув на шее у матери.
— Хорошо, что он смеется, очень хорошо!
— А почему же ты плачешь? — забеспокоилась Антошка.
— Наверно, от радости.
— Мамочка, откуда он? Его выловили в море?
— Да, он был привязан к плотику.
— А где его мама?
— Неизвестно, — ответила Елизавета Карповна. — Возможно, ее подняли на другой пароход или на военный корабль.
Елизавета Карповна воткнула штепсель от электрического чайника в розетку.
— Выпьем чаю и будем спать.
Она еще раз осмотрела и выслушала малыша, который вырывался из рук незнакомой женщины и тянулся к Антошке.
— Ты видишь, он уже привык ко мне, — с гордостью говорила Антошка. — Мама, взрывы прекратились. Это почему? Все подводные лодки уже потопили или прогнали?
— Наверно. — Елизавета Карповна почувствовала, как она смертельно устала. — Спать будем в кают-компании не раздеваясь. Так приказал капитан. Я пойду в нашу каюту и принесу подушки.
На палубе Елизавета Карповна увидела тени матросов, выстроившихся у борта. Двое спускали за борт продолговатый тюк. Поняла: хоронят матроса, умершего на операционном столе.
ВЫГОДНАЯ СДЕЛКА
В эту ночь Елизавета Карповна долго не могла уснуть. Слишком много переживаний выпало за день, и мучила мысль: что случилось с дипкурьерами? «Наверно, сумели спасти», — успокаивала она себя. Ведь это не просто пассажиры, и об их безопасности должны позаботиться прежде всего. Как спросить об этом Паррота? Что сказать Антошке?
Утром в сон вплелось что-то очень уютное, домашнее.
«Ладушки, ладушки! Где были вы? У бабушки»… — «У-у-шки, у-ушки»… — жужжал голосок. «Ладушки, ладушки», — распевала Антошка. «У-уш-ки, у-шки», — вторил Джонни. «А как мычит корова?» — спросила Антошка своего питомца по-английски, но Джонни не знал, что такое корова. «Му-му», — мычала Антошка, и Джонни повторял.
Увидев, что мать улыбается, Антошка подбежала к ней, чмокнула в щеку и с восторгом стала рассказывать, какой это умница Джонни: он все понимает даже лучше, чем Пикквик.
Пришел старый Мэтью убирать каюту. Он был желт и еле передвигал ноги: видно, эта тревожная ночь в лазарете отняла у него много сил. Он выключил свет и отдраил бронекрышки с иллюминатора. Была небольшая бортовая качка, стекло иллюминатора то заслоняла стена зеленоватой пузырчатой воды, то вдруг море проваливалось, а на горизонте появлялся длинный черный хвост дыма, который словно был привязан к пароходу.
— Мистер Мэтью, что это? Пожар? — спросила Елизавета Карповна, взглянув в иллюминатор.
— Да, миссис, пароход, наверно, налетел ночью на мину либо на торпеду, но вы не беспокойтесь: с него сейчас будут снимать команду.
Антошка тоже подошла к иллюминатору. Горящий пароход двигался вперед, его догонял военный сторожевой корабль и, наконец заслонил транспорт.
