– Все равно, я думаю, что Васига молодой, ну испугался, – как ни в чем не бывало, продолжал спорить Ахтыркин.
– Американец тоже не старый, шел вместе со всеми и назад не побежал, – продолжал стоять на своем Иван.
Гривник, немного смутившись, сел назад на свое место. Увидев смущение товарища, Степаненко успокоил:
– Привыкнешь. Мы поначалу тоже в разные стороны разбегались, а потом привыкли. Хуже, когда петарду или взрывпакет бросают, они к ним шарики приматывают. Если увидел, лучше беги.
– Да я не испугался, просто как-то неожиданно все произошло, – храбрился Вова.
– Здесь все неожиданно происходит, – засмеялся Ахтыркин.
Смена за разговорами пролетела незаметно. Гривник умудрился вымазать свою чистую форму и теперь, матерясь, пытался на ходу вытереть рукав, растирая сажу еще сильнее.
– Можешь не тереть, скоро вся такая будет, – смеясь, успокоил Каустович.
Опираясь на автобус, их встречал Кольницкий.
– Ну как нога? – спросил Иван у друга, помогая ему запрыгнуть в автобус.
– Нормально, уже опухоль спадает, – ответил Андрей.
– Может, все же в госпиталь поедешь. «Скорая» в госпиталь отвезет. Там врач посмотрит, рентген сделают, – Журба снял бронежилет и бросил его на сиденье.
– Там и так полный госпиталь. Вчера только из нашего автобуса пятерых увезли. Пройдет. Я мазью мажу, что фельдшер дал, уже не так болит.
– Вань, у тебя телефон несколько раз уже звонил, – крикнул Одас, как всегда ковыряясь во внутренностях автобуса.
– Блин, жена Находько. Она как чувствует, что Гену ранили. Он телефон выключил, а я ей сказал, что он уехал продукты получать и телефон разрядился. Телефон опять зажужжал.
– Алло!
Из трубки послышался женский крик, вперемешку со слезами. Иван молча, с виноватым видом слушал упреки, обвинения и всхлипы, звучащие из трубки. Одас, услышав доносившиеся из трубки звуки, еще глубже залез во внутренности автобуса. Наконец трубка в руках Журбы замолчала, послышались гудки.
– Жена Находько узнала, что Гену ранили, – виновато пояснил он Одасу, сидящему за рулем с грязными руками и смотревшему на него сочувственным взглядом. В руках у Ивана опять завибрировал телефон. Он посмотрел на экран: «любимая».
– Уже созвонились, – обреченным голосом сказал Иван. – Да!
Из трубки один за другим неслись вопросы, на которые он еле успевал отвечать.
– Со мной все в порядке. Гену немного ранили в ногу. Сидим в автобусе.
– Игорек, скажи что-нибудь, а то мне не верят, – попросил Журба, протягивая трубку Одасу.
– Да в автобусе мы, успокойся, – крикнул Игорь в трубку и быстро вернул ее назад.
– Алло! Убедилась? Все нормально. Я тебя не обманываю.
Послушав еще наставления и быстро попрощавшись, Иван отключил телефон.
– Ух! Заморился, – тяжело опускаясь на сидение, произнес милиционер. – Все равно, что вагон цемента разгрузил.
– Да, и не говори, с ними тяжело, – засмеялся с другого конца автобуса Ахтыркин.
– Когда нам теперь заступать? – спросил Степаненко.
– В девять вечера, а потом под утро.
Серое промозглое утро вынуждало настроение раскисать под холодными струями дождя. Сбившись в кучу, бойцы прятались, накрываясь кусками клеенки. Вода собиралась на ней, скатывалась вниз небольшими ручейками, прямо под ноги сгорбившимся милиционерам, пытающимся урвать еще кусочек сновидений. Зубы выбивали мелкую дробь, ноги, стоящие в лужах, уже полностью промокли, а отсыревший за два часа бушлат не мог сохранить остатки тепла. Все с нетерпением ждали смену, поочередно вглядываясь в дымную мглу Крещатика. На баррикадах началась какая-то подозрительная активность. Полупотухшие костры разгорались сильнее, выбрасывая столбы черного жирного дыма, прибиваемого дождем к земле и мешающего дышать, заставляя милиционеров опять надеть защитные маски, прикрывающие рот. Оживление движения на баррикадах и грохот, раздающийся оттуда, не внушали оптимизма в души спецназовцев. Привыкшие за время, проведенное в Киеве, к разным гадостям со стороны радикалов, милиционеры с опаской поглядывали на клубы дыма, ожидая очередного подвоха. Майор Барсуков встал с колеса, на котором сидел, и посмотрел в сторону, где стояли автобусы.
– Смена идет!
Эти приятные для слуха слова заставили всех зашевелиться. Бойцы вставали, разминая затекшие ноги, струшивали воду с клеенок, передавая их подошедшим милиционерам.
– Как обстановка? – поинтересовался у Ивана один из только что заступивших.
– Да ничего, пока тихо.
Над ними, опровергая его слова, разорвался фейерверк, рассыпая огоньки.
– Правда, опять костры распалили. Приходится дымом дышать.
– Нам к этому не привыкать. Лишь бы эти, – кивнул он головой в сторону радикалов, – из нор не вылезли.
Спецназовцы попрощались, пожелав остающимся спокойной службы, и разбрызгивая лужи, быстро пошли к автобусам. В груди у Ивана было какое-то щемящее чувство тревоги. Он повернулся и помахал рукой остающимся товарищам, ему помахали в ответ.
В автобусе было уютно, как дома, правда, черный дым с майдана добрался уже и сюда. Он висел сизым туманом в салоне и драл горло, вызывая сухой чахоточный кашель.
– Надо куда-нибудь переехать. Где дыма нет, – предложил Ахтыркин.
– Ну да, а то на майдане дышали, теперь здесь опять дышать будем, – поддержал идею Каустович. Он как раз развешивал влажный бушлат на поручнях автобуса. Иван был согласен с товарищами.
– Сейчас схожу, с командиром переговорю.
– Одас, вставай. Заводи автобус и печку включи, – Журба бесцеремонно потряс за плечо спящего в спальном мешке водителя. Кокон зашевелился и из него вылезла голова Игоря.
– Уже пришли?
– Мы сейчас тебя на улицу выбросим, если печка не начнет работать, – грозно крикнул Логвиненко.
Полусонный водитель завел автобус. Иван открыл дверь и вышел на улицу. Раннее утро было таким же серым, как и мир, в который оно приходило. Облака, из которых на многострадальную землю лил дождь, посветлели на востоке. Черный дым, ползущий по Крещатику со стороны майдановских баррикад, просачивался во все щели, отравляя все живое. Спотыкаясь о разбросанный везде мусор, боец быстро побежал к машине командира. Постучал в окошко. Никто не открывает. Заглянув в лобовое стекло и убедившись, что внутри никого нет, он осмотрелся по сторонам.
– Кого ищешь? – услышал он голос из-за спины. Повернувшись, увидел улыбающегося Краховецкого.
– Командира видел? – грубо спросил Журба, который был недоволен, услышав в голосе Максима сарказм. Улыбка сошла с лица милиционера.
– Он у нас в автобусе сидит, с пацанами общается. Иван, хмурый и раздраженный от летящих в лицо холодных дождевых капель, подошел к ПАЗу. Нажал потайную кнопку, их недавно установили на всех автобусах. Водители устали открывать и закрывать двери за постоянно снующими туда-сюда милиционерами и совместными усилиями упростили себе жизнь, поставив кнопки на открывание и закрытие дверей. Полковник сидел за столом в окружении бойцов и весело болтая, завтракал. Увидев в дверях Журбу, он улыбнулся и позвал:
– Заходи быстрее, не выпускай тепло. Ты меня ищешь или к ребятам зашел? – И добавил:
– Садись за стол. Перекусишь, чем Бог послал. Из вежливости Иван хотел отказаться, но в животе предательски заурчало. На столе он увидел, кроме уже приевшихся тушенки и консервов, мелко нарезанные кусочки сала, несколько сочных луковиц и любимое блюдо командира – домашняя олийка с солью. Полковник любит макать в нее черных хлеб. Увидев обалдевшие глаза бойца, командир пояснил:
– Сегодня с Родины гостинец привезли. Родственник проездом в Киеве был. Присоединяйся.
Обмакнув черный хлеб в олию, захрустел зажаренной горбушкой. У Ивана потекли слюнки. Дважды его упрашивать не пришлось. Взяв сало, черный хлеб и кусочек луковицы, он, довольный, принялся за еду.
– Эх, к такой закуске и бутылочку не мешало бы, – смеясь, высказал мысль Иваненко Виталик.
– Я тебе дам бутылочку. Ты на службе, – улыбаясь, сказал командир. Он понимал, что Виталик шутит, к службе бойцы относились серьезно.
– Приедешь домой, будет тебе там бутылочка.
– Да я за эту, – боец достал двухлитровую баклажку «Бон-Буасона».
– А…а. Ну тогда наливай. Полковник подвинул стоявшую возле него чашку.
Иваненко ловко налил в нее пенящийся сладкий напиток.
Виталик Иваненко в подразделение на должность командира взвода перевелся буквально месяц назад, тоже из «Беркута», только из другой области. Своей открытостью и радушием, готовностью помочь, буквально сразу завоевал доверие товарищей. Спортивный, крепко сложенный, без лишнего жира, с проседью в черных непокорных волосах, орлиным носом и веселыми искорками в глазах. В нем чувствовалась уверенность – такие нравятся женщинам. Его можно смело показывать в передачах про «Беркут».
Вот и сейчас, видя уставшие, потухшие глаза своих подчиненных, Иваненко старался шутками поднять им настроение.
