В окружении офицеров, командир возле своей машины пытался дозвониться в министерство.
– Б…ть! Никто трубку не берет или «по за зоной досяжности».
Нервозность от сержантов уже передавалась офицерам и командиру. Хотя вида они старались не показывать, но было видно, все нервничают, не понимая, что делать дальше. Полковник выругался вслух, и когда немного отпустило, опять начал набирать телефонные номера. Бойцы нервно поглядывали по сторонам, громко обсуждая между собой возникшую ситуацию, высказывали догадки и строили версии происходящего. С прилегающих улиц уже никто не появлялся, а по Грушевского пролетали одиночные автобусы и машины, вызывая в сердцах милиционеров тревогу и заползающий туда холодный, липкий страх. Самое страшное, что не слышно выстрелов со стороны Институтской. Постепенно человеческий поток, изливающийся из Верховной Рады, начал уменьшаться и скоро совсем иссяк. Все замерло в тревожном ожидании. Люди попрятались, а по пустынным улицам ветер гнал легкий мусор, застревающий в лужах и цепляющийся за ограды. Извечное человеческое любопытство брало верх над инстинктом самосохранения и из-за шторы, то тут, то там выглядывало любопытное лицо киевлянина.
– Всем строиться! – прозвучала по рации команда.
Нервы у бойцов были натянуты, как струна, поэтому повторять дважды необходимости не было, дружной гурьбой двинулись в сторону командира, привычно выстраиваясь буквой «П».
– Слушаем внимательно! – громко, так, чтобы всем было слышно, сказал командир. Галдеж среди милиционеров сразу прекратился, над строем повисла тишина, даже боялись дышать, внимательно слушая, что скажет человек, который их построил.
– В главке трубку никто не берет! – продолжил говорить командир, четко проговаривая слова. – Команда от самого главного нам выдвигаться на Новые Петровцы, в усиление Ирпенской роты «Беркута», охраняющей Межигорье. По пути заедем, заберем вещи. Пусть лучше в автобусах будут. Всем все понятно?
Строй дружно ответил:
– Так точно!
Иван заметил, как на ближайшем окне закачалась занавеска: кто-то, подсматривающий за «Беркутом», быстро спрятался, напуганный громким ревом полусотни глоток.
– Командир, хоть вы поясните, что происходит? – раздался громкий голос из строя.
– Мне известно то же, что и вам. Есть информация, что небольшие группы радикалов, вооруженных огнестрельным оружием, стреляют в милицию. Поэтому! – перекрикивая поднявшийся после его слов шум в строю, командир закашлялся. Все умолкли, ожидая пока он прокашляется.
– Все водители, едем быстро, нигде не останавливаемся! К окнам поставьте щиты и навалите вещи. В случае обстрела автобуса падайте на пол, а водитель газ на полную. На сборы в общаге десять минут. У кого «Форты» – прикрывают! Ясно?
– Так точно! – уже веселее взревел строй.
– По машинам! – отдал приказ полковник и, развернувшись, быстро пошел к своему автомобилю.
Взревев двигателем, автобус вслед за остальными полетел по пустынным столичным улицам, громкими сигналами распугивая одинокие машины. В салоне царила деловая суета. Милиционеры прислоняли к окнам щиты, наваливая на них все, что имелось в наличии.
В ход шло все: несколько ящиков НЗ – тушенки, хранимой Ахтыркиным у себя под сиденьем, мешки со сложенной в них защитой и шлемами. Через несколько минут автобус представлял из себя баррикаду на колесах. Возле дверей сидели милиционеры с «Фортами», заряженными последними резиновыми пулями. Начавшийся поначалу разговор как-то сам по себе затих, все настороженно всматривались в холодные улицы Киева, каждую минуту ожидая стрельбы. Одас быстро летел за колонной, их автобус был замыкающим. Чем ближе они подъезжали к окраинам, тем более оживленными становились улицы. Люди уже не перебегали от подъезда к подъезду, а, не боясь, шли по тротуарам, машины не шарахались в сторону при виде летящих милицейских автобусов. На городских окраинах как будто и не знали, что в правительственном квартале идет стрельба и умирают люди. Народ торопился по своим делам. Хотя многих горожан захлестнула эйфория революционной победы, мимо проезжающие водители при виде автобусов с «Беркутом» громко сигналили, выражая свое негодование их присутствием. Глядя на все происходящее за окном, Иван вспомнил зиму 2004 года, когда «Беркут» уезжал домой после победы Ющенко. Точно такие же пьяные молодчики за рулем, размахивая флагами Украины и оранжевым флагом с подковой и надписью «Так!», громко сигналя, провожали милицейские автобусы почти до самого выезда из Киева. История ничему не научила киевлян, как и тогда они праздновали чужую победу, принимая ее за свою. Завтра наступит послереволюционное похмелье и позднее раскаяние, когда цены взлетят вверх, а экономика, наоборот, понесется в пропасть, утаскивая за собой и уровень жизни. В правящей колоде произойдет рокировка и на сцене появятся старые – новые лица. Все это уже было, только немного под другим соусом – без крови. В этом городе не хотят учиться даже на своих ошибках, назначая виноватых. Правильно говорит народная пословица: «В чужом глазу соринку видим, а в своем бревно не замечаем». Эти мысли быстро пронеслись в голове Журбы, уже на подъезде к общежитию.
– Десять минут на сборы! – вслед бегущим к зданию милиционерам прокричал майор Силенков.
Вооруженные «Фортами» бойцы рассредоточились вокруг автобусов, прячась за деревьями. Некоторые водители проезжающих автомобилей, увидев за деревьями вооруженных людей, разворачивались и быстро уезжали обратно, другие, наоборот, увеличивали скорость, громко сигналя. Заскочив в свою комнату, Иван с Андреем быстро, не разбирая, сбрасывали вещи в сумки, торопясь уложиться в отпущенное время.
– Тащи сумки в автобус, а я Генкины вещи соберу! – крикнул Иван, передавая товарищу свой огромный баул. Быстро собрав вещи раненого друга, он подхватил тяжелую сумку и побежал на выход. В дверях толпились милиционеры с сумками, рюкзаками, кульками. Выскакивая на улицу, они бежали в автобусы. Иван заметил, что за деревьями уже стояли другие бойцы, поменявшие товарищей. В салоне вещи складывали возле окон, стараясь усилить защиту: неизвестно, что ждало их впереди. Он посмотрел на часы, прошло всего восемь минут, а в автобусе, забитом сумками, были уже почти все. В салон заскочил Одас, бросив на пол громко звякнувший пакет.
– Засунь под сиденье, – сказал он Кольницкому, сам перелезая на место водителя. Андрей, подхватив кулек, охнул под тяжестью.
– Ты что, весь металлолом в округе собрал? – поинтересовался он у водителя.
– Запчасти и ключи. Ремонтировать чем-то надо, если вдруг поломаемся, – ответил Одас, стараясь завести двигатель, который чихал, плевался и кашлял.
– Ну, давай, давай! – уговаривал его водитель. Наконец, прокашлявшись, мотор заработал. Все облегченно вздохнули, никто не хотел оставаться здесь лишней минуты.
– У нас все! – доложил по рации Иван.
Автобусы в сопровождении машины командира вытягивались на дорогу. Опять они неслись по неприветливому городу, сопровождаемые звуками автомобильных сигналов. Информации, что сейчас происходит в городе, почти не было. Отрывочные сведения, выдернутые из новостей, которым уже никто не доверял, картину прояснить не могли, а только создавали предпосылки для догадок и слухов. Было ясно одно: по городу гуляют вооруженные, распоясавшиеся боевики, милиция еще удерживает некоторые правительственные здания, но ситуацию в целом уже не контролирует. На выездах из Киева радикалы устанавливали свои блокпосты, воцарялась анархия.
Перед Новыми Петровцами, где раньше постоянно стоял пост ГАИ, сейчас было пусто. Немного дальше в служебной машине дремали два инспектора. Увидев, как автобусы спецназа вытягиваются в линию, паркуются у обочины, они решили уехать, чтобы не искушать судьбу. Ведь последние два дня «Беркут» и неприятности стали словами синонимами. Милиционеры, притихнув, молча сидели в автобусах, на улицу никто не выходил. Из машины вышел командир. Нервно прохаживаясь вдоль дороги, он постоянно всматривался в сторону Межигорья. Через несколько минут подъехала служебная машина. Переговорив с сидящими в ней, полковник показал жестами водителю первого автобуса ехать за ним. Колонна въехала в элитный поселок. Мокрые особняки, стоящие по обеим сторонам дороги, большими окнами неприветливо смотрели на проезжающие машины. Ветер раскачивал голые ветви деревьев, как бы выгонял уставший «Беркут», вслед за которым, словно полчища саранчи, могли нахлынуть радикалы. Роскошные усадьбы хотели мира и спокойствия. Быстро въехав на огражденную территорию неоконченной стройки, автобусы выстраивались в ряд, прижимаясь задом к высокому зеленому забору. На улице ходили спецназовцы с оружием.
– Теперь полегче будет, – посмотрев в окно, сказал Каустович.
– Ну да, хоть кто-то с оружием, кроме радикалов, – подержал его Степаненко, выходя во двор и крепко потягиваясь. Автоматы в руках у бойцов роты «Беркута», охраняющей Межигорье, придавали уверенности. Милиционеры выходили из автобусов, здоровались с коллегами, разминались, кто-то закуривал, сладко затягиваясь сигаретой. Напряжение последних часов постепенно спадало, слышался смех и шутки. Еще неизвестно, что их ждет впереди, но ощущение – вокруг свои, успокаивало бойцов. Иван, рассматривая высокий забор из гофрированного железа, позади автобусов, поинтересовался у стоящего рядом Кольницкого:
