На этом список друзей Меривезера исчерпался. Когда вам необходимы деньги, Уолл-стрит безжалостна.
В понедельник, 31 августа, в последние часы месяца, государственные финансовые органы Гонконга, приобретавшие акции на местных биржах, внезапно прекратили поддерживать рынок. Ячейки еще одной страховочной сетки оказались слишком большими. Цены на гонконгской бирже упали на 7 %, что спровоцировало панику на Уолл-стрит. Индекс Доу – Джонса обрушился на 512 пунктов, то есть на 6 %, в результате чего средний уровень индекса опустился до отметки 7539 пунктов. С середины июля индекс упал на 19 %. Министр Рубин, только что вернувшийся с ловли лосося на Аляске, попытался успокоить рынки заявлением о том, что американская экономика здорова. Эти слова лишь усугубили таинственность происходящего обвала, ибо информационных поводов к заявлению такого рода не было. «The Wall Street Journal» опубликовала «разочаровывающий индекс настроений управляющих покупками в Чикаго», являвшийся объяснением, почти комичным по своей тривиальности. Заметив, что «в целом нет покупателей, которые наращивали объемы приобретений»[216], газета была близка к истине. Экономика действительно была здорова, но финансовые рынки оказались перегружены задолженностями и перенапряжены. Вся Уолл-стрит впала в растерянность. Хладнокровные, лишенные эмоций трейдеры, действовавшие по моделям Мертона, исчезли, словно их никогда и не существовало. Теперь ими овладела паника.
Рынки, на которых работала LT, понесли особенно крупный ущерб. Волатильность акций зашкалила за 30 %. Доходность по казначейским обязательствам упала, что привело к еще большему расширению спредов. Спреды по облигациям инвестиционных займов рывком пошли вверх и за последний день августа выросли со 133 пунктов до 162! На самом деле это был всего лишь расчетный показатель, поскольку на рынках облигаций в тот день ничего не продавали и не покупали. Рынок облигаций фактически закрылся; никто не мог что-либо продать, даже с гигантскими убытками. Это было как после взрыва бомбы: трейдеры пялились на свои мониторы, а на них было черным-черно. Найти покупателей оказалось просто невозможно. «Тридцать первое августа было уникальным днем, – рассказывал Кертис Шамбо, специалист Credit Suisse First Boston по стратегиям на рынке облигаций, – сделки заключались лишь по облигациям нескольких выпусков, приходилось гадать, каких именно и где их искать». Для фонда, желавшего облегчить свое бремя, месяц закончился кошмаром, какой только можно вообразить: рынок облигаций перестал существовать.
* * *
В истории кредитных спредов август 1998 года стал самым плохим месяцем[217]. В прошлом такое раздувание спредов было предзнаменованием экономического кризиса. Однако на этот раз кризис не угрожал экономике – возможно, ей предстоял некоторый спад, но не более того. Коллапс рынка облигаций был вызван паникой, разразившейся не в базовой экономике, а на самой Уолл-стрит: там внезапно исчез оптимизм и проявилось чрезмерное заимствование средств для проведения сделок.
В августе убытки понесли три четверти хедж-фондов, LT это коснулось по максимуму. За один месяц банда Меривезера потеряла 1,9 миллиарда долларов, или 45 % капитала компании, который сократился до 2,28 миллиарда долларов. Возможность, предоставленная Соросом, была упущена – и упущена безвозвратно. Портфель LT достиг опасного предела. Активы фонда составляли 125 миллиардов долларов, то есть 98 % прежней общей суммы, что разительно, в 55 раз, превышало объем сократившегося собственного капитала компании, причем все это дополнялось огромными ставками LT по ПФИ, вроде сделок по волатильности акций и по своповым спредам. Такая степень заимствований была попросту недопустима. Активы LT, продолжая падать в цене, поглотили бы остававшиеся у нее 2,28 миллиарда долларов собственного капитала в одно мгновение. Но снизить уровень задолженности было невозможно, особенно принимая во внимание масштабы сделок и сокрушительную потерю ликвидных средств[218].
Партнеры оказались в незнакомом им пространстве, на территории, не изученной создателями моделей. Ставис полагал, что партнеры столкнулись «с волатильностью непонятного им типа». Теоретически шансы избежать убытков, подобных тем, которые LT понесла в августе, были исключительно высоки: если верить математикам, подобный погром – событие настолько необычайное, что произойти оно может лишь один-единственный раз не только за срок существования Вселенной, но и за несколько таких сроков. Тем не менее именно такое практически невероятное событие произошло всего лишь через четыре года после того, как Меривезер написал инвесторам фонда письмо, в котором уверенно подтвердил так тщательно и тонко рассчитанные Мертоном и Скоулсом предположения относительно рисков фонда. Увы, говоря языком партнеров, «корреляции [между сделками] пришли к единице». Все ставки одновременно оказались убыточными. Броски игральной костью не были случайными или, по крайней мере, представлялось, что эти броски делает одна и та же злая рука.
Глава 9
Человеческий фактор
В начале сентября Меривезеру пришлось уведомить инвесторов о понесенных LT чудовищных убытках. В этом письме он не пытался смягчить ситуацию. «Как всем вам слишком хорошо известно, события, сопровождающие крах в России, вызвали на протяжении августа значительную и впечатляюще нарастающую волатильность на мировых рынках… К сожалению, чистая сумма активов, которые входят в имеющийся у Long-Term Capital портфель сделок, резко сократилась – на 44 % за август и на 52 % за период с начала года. Убытки такого масштаба стали для нас, как, разумеется, и для вас, ударом, особенно в свете исторической волатильности фонда»[219].
Впрочем, Джей-Эм выразил сдержанный оптимизм относительно будущности фонда. Нет сомнений в честности Меривезера при оценке ситуации, но к этому моменту представления партнеров о будущем существенно расходились с теми, которых придерживался весь остальной мир. Судя по письму, семена катастрофы LT были посеяны в начале 1998 года, когда спреды по кредитам расширились. Компания сделала ставки на сужение спредов, но инвесторы избавлялись от неликвидных ценных бумаг, и это вызвало еще большее расширение спредов. «Бегством к ликвидности» назвал это поветрие Джей-Эм и следующим образом объяснил происходящее: «Наши потери по всем направлениям деятельности обусловлены указанным обстоятельством». Прибегнув к подобной вымученной конструкции, Меривезер намеревался сказать, что LT сделала все, что было в ее силах, стараясь избежать подобных корреляций «до указанного обстоятельства».
Анализ, предложенный Меривезером, был лишен какого-либо намека на то, что в LT кто-то ошибся, например в конце 1997 года не привел в порядок баланс, когда возможности были такими скудными. Джей-Эм, не говоря этого прямо, винил в случившемся не своих трейдеров, а рынки, двинувшиеся против трейдеров LT.
Меривезер заверил инвесторов в «осуществлении шагов по снижению рисков, которые будут приведены в соответствие с уровнем нашего капитала». Но, учитывая небольшие усилия LT по продаже своих активов и уровень ее задолженности, подскочивший до соотношения 55:1 (о чем Джей-Эм не сказал), комментарий Меривезера, пожалуй, вводил в заблуждение. Подобную неоткровенность можно объяснить сильным влиянием Хилибранда и Хагани, не считавших, что все ключевые сделки настолько уж рискованны. «Наши лучшие стратегии сулят нам огромные возможности», – заметил Меривезер. Пока же, как уверял Джей-Эм, фонд «вполне ликвиден». Это утверждение было справедливо, но не отражало серьезных проблем с финансами, которые развивались в LTCM, управляющей компании партнеров.
LT разослала свое конфиденциальное письмо по факсу 2 сентября, но один из инвесторов передал это послание в агентство финансовой информации Bloomberg, которое опубликовало его прежде, чем последний из инвесторов получил адресованный ему экземпляр. Эта изрядная доля нежелательной публичности обрушилась на партнеров, как ушат ледяной воды. «The Wall Street Journal» сделала акцент на понесенных LT убытках в широком контексте финансового кризиса[220], и Джеймс Креймер, специализирующийся на финансовой проблематике и работающий в режиме онлайн публицист, язвительно заметил, что слово «гениальный» следует, пожалуй, сохранить для Моцарта, а не использовать его для арбитражеров[221].
Хотя фонд был смущен улюлюкающей прессой, теперь, когда трейдеры возвращались из Хэмптонса, в LT ожидали поворота к лучшему. Предполагалось, что август был из ряда вон выходящим моментом. «Люди отдыхали, – говорили друг другу партнеры, – теперь все вернется на круги своя». Но через день после рассылки письма Меривезера агентство Moody’s Investors Service понизило рейтинг бразильских облигаций. Это было дурным предзнаменованием. Работавшие на мировых рынках трейдеры, разносившие возбудитель финансового кризиса от страны к стране, теперь, как по молчаливому согласию, сосредоточились на бразильских ценных бумагах. Валютные спекулянты оказывали все более сильное давление на Сан-Паулу, где, следуя сомнительному примеру Москвы, отрицали возможность какой-либо девальвации. В ряду желаний LT повторение истории, разыгравшейся в России, стояло на самом последнем месте.
