мук любви, о которых до этого читал только в книгах.
Он закрыл дверь, чтобы больше не видеть ее, и сосредоточился на работе. Вернее, попытался.
Когда рабочий день подошел к концу, Марк пошел поставить папку на место, и все, что он себе напридумывал, чтобы успокоиться, разбилось вдребезги. Жюли Бланш стала собираться домой. Он снова попытался заговорить с ней, но она удалилась, не сказав ни слова, не взглянув на него. Он пошел за ней на некотором расстоянии и опять стал задаваться множеством вопросов. Что он мог сделать или не сделать, сказать или не сказать, чтобы заслужить такое отношение? Что он мог украсть у нее, чтобы она решила, что он способен украсть еще больше? Возможно, ответ крылся в последних словах, сказанных девушкой на пороге ее дома: «Вы определенно не такой, как другие, и я не знаю, хорошо это или плохо». Эта дверь, которую он видел открывающейся, затем закрывающейся, теперь открывалась и закрывалась у него в голове, дверь, о существовании и функции которой он до этого момента не подозревал, дверь, которая захлопывалась и оставляла его ни с чем. Марк как будто чувствовал запах духов Жюли Бланш, он старался придумать какое-нибудь другое объяснение ее поведению, только одно объяснение тому, что его отвергла именно она, а не какая-нибудь другая девушка, что было бы понятно. Старался понять причину ее отстраненности. Она, вероятно, сначала сделала вид, что ей безразлично, что он не такой, как все, но продержалась не больше дня. Жюли Бланш должна была сказать ему об этом в лицо, по крайней мере, хотя бы это сказать. Он замедлил шаг, и расстояние между ним и Жюли Бланш увеличилось. Она прошла через проходную.
Охранник попрощался с ней и повернулся, чтобы проследить за ней взглядом. Марк подождал, пока она дойдет до тропинки, и догнал, как только они исчезли из поля зрения охранника.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
Она продолжала свой путь, не обращая внимания на слова Марка и даже на его присутствие. Он подошел к ней и схватил за руку, чтобы остановить.
— Вы не можете так со мной обращаться.
Глаза девушки были полны удивления, но Марк не обнаружил в них ни тени презрения. Он все еще держал ее за руку.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она.
— Я Марк Вольни, вы меня помните?
— Естественно!
— Почему вы сегодня ведете себя так, будто меня не существует?
— Что вы себе напридумывали?
— Мы с вами кое о чем говорили, помните?
— Кое о чем...
— Я должен был поцеловать вас, но не сделал этого. Поэтому я вам больше не интересен?
— Конечно, нет.
— Значит, вам не нравлюсь я сам...
— Нет, я просто передумала.
— Почему передумали, что случилось? Мне нужно это знать.
Марк все еще держал Жюли Бланш за руку. Он немного ослабил хватку, но она не воспользовалась этим, чтобы попытаться высвободиться.
— Скажите мне, что я заблуждался, и тогда я уйду, обещаю.
— В чем заблуждались?
— Это вы мне должны сказать.
Жюли Бланш смотрела на руку Марка, обхватившую ее руку, как на украшение, которое он подарил ей и от которого она не знала, как отказаться. В этом взгляде не было смущения, скорее покорность, ожидание момента, когда он сам уберет руку, руку, столь желанную когда-то, но за которую она биться не будет. Она молчала, собираясь произнести слова, противоречившие желанию ее тела.
—У меня кое-кто есть, — сказала она.
Марк отпустил руку девушки.
— Я вам не верю.
— Я думала, что смогу забыть о нем.
— Не верю.
— Мне очень жаль...
— Кто он? — отрывисто спросил Марк.
— Не имеет значения...
— Кто-то, видимо, с кем не стыдно на людях показаться.
— Вы говорите ерунду.
— Надеюсь, вы хотя бы хорошо провели время.
— Я никогда не играла с вами, клянусь.
Марк молил, чтобы пространство между ними уменьшилось, но оно оставалось прежним: Жюли Бланш стояла слишком далеко. Она смотрела в землю. Марк видел, что ее веки слегка покраснели, как крылья бабочек, которые порхают ночью.
— Посмотрите на меня и скажите, что вы ничего ко мне не чувствуете.
Жюли Бланш по-прежнему не смотрела на него. Не раздумывая, он сделал шаг вперед, наклонился и впился неуклюжим поцелуем ей в губы. Удивленная, девушка не уклонилась, она уткнулась ему в грудь, опустив руки. Он осторожно взял ее за плечи и осторожно оттолкнул, чтобы она могла видеть его целиком.
— Посмотрите на меня! — повторил Марк.
Жюли Бланш подняла голову.
— Что случилось после того, как я ушел?
— Сейчас уже ничего не изменишь.
— Все можно изменить, завтра воскресенье, мы можем снова встретиться, где вы захотите, и начать все сначала.
— Нет, это бессмысленно.
— Ваши губы сейчас говорили совсем другое.
Девушка напряглась.
— Губы могут лгать, — сказала она.
— Говорите что хотите, но я не думаю, что этот поцелуй был ложью.
Жюли Бланш чуть помолчала. Ее взгляд смягчился.
— Вы слишком доверчивы, Марк Вольни.
— Это плохо?
Она сделала шаг назад. Марк не остановил ее.
— Вы и правда не такой, как другие.
— Вы мне это уже говорили...
— Да, но теперь я знаю, что это не очень хорошо.
Марк наблюдал за происходящим со стороны, он увидел, как девушка отдаляется от него, исчезает. Едва знакомая девушка; девушка, на которую Марк не посмел бы даже поднять глаза, не потому, что не хотел видеть, как рушатся его надежды, а чтобы не пришлось бороться с собственным желанием. Он так и застыл в том времени, когда уже ничего не возможно, когда вообще ничего не возможно, застыл неподвижно на пыльной дороге, словно сам был пылью.
На следующий день все три брата прекратили работу в середине дня. Они пообедали гречневыми блинами с сыром. Они уже распилили с десяток молодых деревьев, вырванных с корнем ураганом. Марк за все утро не проронил ни слова.
— Что-то случилось? — спросил его Матье.
— Нет, все в порядке.
— Ты как будто в облаках витаешь.
— И правда, ты ничего не говоришь, — добавил Люк с набитым ртом.
— Просто устал, наверное.
— Беспокоишься о чем-то?
— Я в порядке, честное слово.
— Ну раз так... Ты не забудь только — что касается тебя,
