Заряженная двустволка лежала рядом, на бетонном полу гаража. Держа бутылку нитроглицерина в правой руке, он, дотянувшись до двустволки, взял ее в левую руку и медленно, точно тяжеловес, отрывающий от земли тонну металла, поднялся на ноги.
Чтобы нитроглицерин не пропал на солнце, он сунул бутылку под пиджак, поближе к сердцу, и на несгибающихся ногах, боясь споткнуться о кочку, двинулся к дому через выжженный солнцем, заросший сорняками сад. Пот струился из-под фуражки, заливал глаза. В эти минуты он был похож на канатоходца, балансирующего на проволоке над Ниагарским водопадом.
Подойдя к кухонной двери, он прислонил двустволку к стене и, приоткрыв дверь правой рукой, протиснулся внутрь левым боком, чтобы по случайности не ударить бутылку о дверной косяк. Войдя на кухню, он осторожно прикрыл за собой дверь и огляделся по сторонам, соображая, куда бы поставить бутылку. «Лучше всего — на стол», — решил он и установил бутылку в самом центре покрытого клеенкой стола.
Теперь надо было возвращаться в гараж за еще одним свертком, где хранились электрическая дрель со сверлом, снабженным алмазным наконечником длиной три восьмых дюйма, а также запал длиной двенадцать дюймов и четверть дюйма резиновой трубки.
Сверток находился в целлофановом пакете, а сам пакет был припрятан в старой подвешенной к потолку автопокрышке. Дрелью и огнепроводным шнуром он запасся через одиннадцать лет после того, как закопал в гараже бутылку с нитроглицерином, во время второй крупной размолвки с Небесной. Эта размолвка произошла оттого, что Небесная сделала вывод: если бы не Святой, который постоянно болтается у нее под ногами, она смогла бы завести нового, постоянного, любовника.
Он вышел из кухни всего на несколько минут, но за время его отсутствия туда, открыв головой дверь, проникла коза; она подошла к столу и стала с аппетитом уплетать клеенку. Проев в клеенке дыру шириной в несколько дюймов, коза медленно тянула клеенку на себя. Бутылка сдвинулась не меньше чем на шесть дюймов от центра и уже приближалась к краю стола, но, по счастью, не падала.
Коза уже собиралась отхватить очередной кусок клеенки, как вдруг услышала за спиной грубый окрик. Она медленно повернулась к Святому, окинула его ледяным взглядом своих прозрачных желтых глаз, а затем вновь решила продолжить трапезу.
Святой поднял двустволку и прицелился козе в голову.
— Пошла отсюда, — дрожащим от злобы голосом проговорил он, — или я отстрелю тебе твою поганую башку!
Он чувствовал, как от напряжения ему на ладони из-под рукавов сбегают ручейки пота, но стрелять не решился.
Коза снова повернула голову и взглянула на него. Она не знала, что стрелять Святой боится. Судя по его виду, он готов был выстрелить, и она ему поверила.
Сохраняя полное спокойствие, она с достоинством вышла из кухни, распахнув дверь головой. А он не посмел даже дать ей ногой под зад.
Когда коза удалилась, Святой поставил бутылку нитроглицерина в центр стола, рядом положил сверток с дрелью и запалом, а сам сел на койку, вытащил из-под нее свою заветную коробку, снял висячий замок, вынул спиртовку и чайную ложечку и, чтобы немного успокоиться, набрал в шприц героин. Руки у него тряслись, рот ходил ходуном, однако он не проронил ни звука.
«А-ах!» — промычал он, втыкая иглу в вену над запястьем, после чего убрал все вещи обратно в коробку, запер ее, затолкал под койку и застыл в ожидании действия героина.
«Интересно, где она берет наркотик? — опять забормотал Святой. — А мне-то какая разница? Эта пронырливая сука может распятие из-под Христа выкрасть, и тот даже не заметит. — Он захихикал. — Ничего, старый Святой себя в обиду не даст».
Постепенно руки у него дрожать перестали, голова прояснилась. Теперь он ощущал себя игроком в кости, который способен набрать «четверку» с первого раза.
Он встал, раскрыл сверток и привернул к электрическому сверлу дрель с алмазной головкой. Держа дрель в правой руке, он сделал шаг к койке, взял в левую руку двустволку и отправился в комнату Небесной.
Войдя, он положил двустволку на пол перед комодом, а затем вынул из розетки шнур ночника и вставил вместо него провод от дрели.
С внешним замком он справился без труда, просверлив вокруг него несколько дырок, пока не отвалился щиток. Затем он начал сверлить дырку в сейфе, в дюйме от наборного диска. Стальная дверца поддалась туго, и алмазная головка сточилась почти до основания, однако дырку просверлила.
Теперь предстояло самое сложное. В дырку три восьмых дюйма шириной он вставил резиновую трубку толщиной четверть дюйма и стал заталкивать ее внутрь, пока кончик трубки не коснулся задней стенки сейфа. Остаток трубки, длиной около фута, свешивался снаружи, и Святой его отрезал, а на кончик, торчащий всего на дюйм, надел бумажную воронку.
Проделав все это, он опять пошел на кухню, взял бутылку нитроглицерина и вернулся обратно. Поддев кончиком булавки гнилую пробку, он откупорил бутылку и, с величайшей осторожностью, закусив от напряжения язык, тонкой струйкой вылил нитроглицерин в воронку, после чего поставил пустую бутылку на пол и издал глубокий вздох облегчения.
Настроение у него поднялось. Главное — позади. Он снял с конца резиновой трубки воронку и на ее место надел запал. Подобрал с пола дрель и пустую бутылку, но затем раздумал: «Какого черта?!»
Он поднял заряженную двустволку и только чиркнул о коробок спичкой, как услышал, что кто-то топчется возле кухонной двери. С двустволкой наперевес он вышел на кухню и опять обнаружил там козу. Внезапно рассвирепев, он схватил ружье за ствол и начал было колотить козу прикладом по голове, но одумался.
«Ты хочешь зайти — заходи», — со зловещим видом пробормотал он и широко распахнул перед козой дверь.
Коза окинула его оценивающим взглядом, а затем медленно вошла внутрь и огляделась по сторонам, словно была здесь впервые.
Злобно хихикая, Святой вернулся в комнату Небесной и зажег спичку. Коза из чистого любопытства увязалась за ним и, просунув голову ему между ног, с интересом наблюдала, как вспыхнул запал. Святой не заметил, что коза последовала за ним в комнату. Как только запал занялся, он развернулся и бросился бежать. Решив, что за ней гоняйся, пустилась наутек и коза. Но — в противоположную сторону, а когда Святой это увидел, было уже поздно: он столкнулся с козой и головой вперед рухнул на пол.
— Коза, берегись! — крикнул он, падая.
Святой забыл поставить на предохранитель двустволку, которую он по-прежнему держал дулом назад, ведь козу он бил прикладом.
Когда он упал, приклад ударился об пол и ружье, сразу из двух стволов, выстрелило крупной дробью в сейф, где в данный момент находилось полпинты нитроглицерина.
По странной случайности на воздух взлетели только три части дома: передняя, задняя и верхняя. Переднюю часть унесло через дорогу, и такие предметы домашнего обихода, как кровать, столы, комод и раскрашенный от руки эмалированный ночной горшок, врезались в стену дома напротив. Многочисленные платья Небесной — некоторые были куплены еще в двадцатые годы — перелетев через забор, устлали улицу многоцветным волшебным ковром. Задняя часть дома, а с нею кухонная плита, холодильник, столы и стулья, койка Святого и его заветная коробка, а также посуда и вся кухонная утварь перелетели через забор и оказались на пустыре, благодаря чему облюбовавшие этот пустырь бродяги в течение полугола жили припеваючи и кормились со всеми удобствами. Железную крышу гаража снесло и отбросило футов на сто, и «линкольн-континентэл» остался стоять под открытым небом. Что же касается верхней части дома, в том числе и чердака вместе с пианино, троном Небесной и свадебным сундуком, то все это поднялось на воздух, и грохот взрыва давно уже стих, а старенькое пианино все еще тихонько что-то играло само по себе.
Передняя дверца сейфа была взорвана и улетела на пустырь вместе с плитой, а задняя, стальная, лопнула в нескольких местах, точно бумажный пакет, по которому, предварительно надув его, изо всех сил ударили кулаком. Сейф же как таковой вылетел в сад, в воздух, точно листья во время урагана, взвились обрывки стодолларовых кредиток. Через несколько часов люди подбирали их в десяти кварталах от места взрыва, а некоторые, пытаясь их склеить, провозились с долларами всю зиму.
Зато пол почему-то остался цел. В результате взрыва с него смело весь сор, бумажки, булавки, иголки: нигде не осталось ни пылинки, но сам пол, и деревянный настил и линолеум, совершенно не пострадал.
Куда унесло Святого и козу, сказать трудно, однако, куда бы их ни унесло, улетели они в одном направлении, ибо два ассистента из Медицинской экспертизы Бронкса, как ни бились, не смогли отличить козьи останки от человеческих — а ничего, кроме обгоревших кусочков мяса, ни от козы, ни от Святого не осталось.
