— А ты как думаешь? — схитрил Поль.
— Есть одна игра — в добро и зло, — улыбнулся Двойник. — Ты расскажешь о себе все самое лучшее, а я — все самое худшее. Чего будет больше, то и победит…
— Я — лучшее? — спросил Поль. — Отлично! Только давай для разминки начнем с кого-то другого. Поиграем в человеков, а?
— Как это? — навострил уши Двойник.
— Предельно просто. Один из нас загадывает некую личность, которая сопернику обязательно должна быть известна. Соперник может задавать не более двадцати наводящих вопросов, на которые можно дать ответы «да» или «нет».
— Чур, я первый, — быстро сказал Двойник. — Отгадывай. Нас тоже кое-чему учат! — и он высокомерно надул щеки.
— Это мужчина? — Да.
— Он жив?
— Нет.
— Я знаком с ним лично?
— Нет.
— Он известен очень многим?
— Да.
— Он известен в области науки?
— Нет.
— В области спорта?
— Нет.
— В области безделья?
— Нет.
Тут Поль призадумался. Наконец неуверенно спросил:
— Неужели в области культуры?
— Да, — сказал Двойник. И на всякий случай добавил: — это был восьмой вопрос.
— Он был художник?
— Нет.
— Актер? То есть нет, не так. Связан с театром или кино?
— Нет.
— Музыкант?
— Нет.
— Неужели писатель?
— Да.
Тут Поль задумался. Писатели он знал только двоих. Причем одного из них даже не читал никогда, а только слышал. Наконец, он спросил:
— Он писал… толстые книжки?
— Д-да… — несколько неуверенно ответил Двойник.
— Тогда это Лев Толстой!
У Двойника отвисла челюсть. Он был просто потрясен:
— Как ты смог отгадать?! Это же просто фантастическая задача!
— Нет ничего проще, — развеселился Поль, теперь ему хотелось быть великодушным. — Это единственный писатель, которого я знаю!
— Вранье! — сказал Двойник, — ты еще знаешь О'Генри!
— Но он не писал толстых книг, кажется. Теперь наступила очередь Двойника отгадывать личность.
Он высыпал на Поля град вопросов. Вопросы, надо сказать, были изощренными, в них ощущался какой-то сложный алгоритм. К восемнадцатому вопросу Двойник практически докопался до сути. Он выяснил, что неизвестный — его современник, близкий знакомый, человек целой кучи профессий и еще плюс другие полезные сведения.
Двойник методично перебирал многочисленные возможные кандидатуры, но ни на ком не мог остановиться.
— Личные качества меня смущают, — говорил он. — Уж очень странный какой-то набор…
— Да-да… — игриво улыбался Поль. Двойник взял тайм-аут и отдыхал до вечера.
Потом думал еще несколько часов кряду, после чего позорно сдался.
— Ну и кто же это был?
— Это был я сам.
Двойник переменился в лице. Теперь это не был благодушный игрок, теперь это был жестокий следователь.
— Милый Поль, — сказал он. — Это далеко не вся правда о тебе. Помнится, загаданная личность ухитрилась еще в младенческом возрасте устроить собственное похищение, чтобы выудить у отца пару миллиончиков. Так?
— Мы начали новый раунд? Отлично. Да, такой факт имел место. Но отец мой был ворюга из ворюг. А миллион я потратил на фонд помощи проигравшимся до нитки.
— Один-один, — согласился Двойник. — Теперь вспомним, как ты влез в компьютерную игровую сеть и сорвал куш в несколько миллиардов. На что ты потратил эти денежки? На озеленение Антарктиды?
— Эти денежки я вовсе не тратил, потому что я их просто не взял. Зато игровая система не работала целый месяц. А значит, заядлые игроки не выбросили на ветер триллионы, они принесли эти денежки в семьи.
— Два-два, — скрипя зубами, согласился Двойник. — Но, помнится, некий молодой человек получил кличку «Марьяж» и стал агентом СБ СС.
Поль побледнел.
— Не надо об этом, — попросил он, оглядываясь.
— Почему? — улыбнулся Двойник. — Игра становится интереснее. Или ты боишься, что нас услышат? Услышат, как ты заложил старика Симпсона, втершись поначалу к нему в доверие. По твоему доносу старик получил четыре пожизненных заключения. Услышат, как ты вовремя оказался в его доме, когда он после Луны приземлился за своим котом. Услышат, как ты сговаривался с Зеброй и со Шрамом? Услышат, что ты собирался заморить голодом Мэтью, Сайруса и Лину, чтобы старик оказался в полной твоей власти? Ты и сейчас не прочь с кем-нибудь сговориться, чтобы тебе предоставили над стариком полную власть. Со мной, например. А ведь мы могли бы это провернуть, а Поль? Какой у нас там счет? Поль молчал.
— Вот видишь, я победил, — самодовольно улыбнулся Двойник. — Впрочем, я готов забыть об этом, у нас есть более важные дела, правда?
— Нет, — сказал Поль. — Ты поторопился, дружок. Напомнил мне знакомый игровой автомат. Он тоже выдал преждевременно — «Я тебя победил». А я посоветовал ему сказать эту фразу в будущем времени.
Двойник зашевелили губами.
— А по поводу старика — да, все так. Все было. Но теперь… — Поль переглотнул, слова давались ему не так легко. — Теперь я не хочу никакой власти над стариком. Я просто хочу всех спасти из твоих лап. И знаешь, мне даже стыдно, что я когда-то был таким.
— Я тебя побе… дю, — шептал Двойник. — нет, я тебя побе… жду! Нет, я тебя…
— Какой у нас счет? — спросил Поль.
— Ты врешь! Ты врешь! Ты хочешь «машину времени»! — заорал Двойник. — И я тебя побе…
— Возможно, — сказал Поль. — Но в будущем времени. А сейчас, прости, мне пора лететь.
— Нет, счет равный… Ты не победил! Поль внимательно посмотрел на Двойника.
— Тебе мало? Отлично. Играем в наперстки… Спустя несколько часов Двойник проиграл и последнюю свою игру — в наперстки. Как это произошло, он так и не понял: Поль, правда, угадал, в каком наперстке находится шарик всего один раз, но Двойник вообще не смог этого сделать. Попыток у них обоих было больше, чем достаточно.
Поль мог бы рассказать об этом больше. Он, действительно, угадывал наобум, и только один раз это получилось. Что же касается угадываний Двойника, то у него шансов не было вовсе: шарик никогда не лежал под наперстком. Поль воровал его левой рукой.
Поль легко поднялся из кресла, залпом выпил грог, пока тот не испарился, как Двойник, как гостиная в викторианском стиле и снег за окном…
— Взлетаем! — закричал Сол, как только Поль появился на пороге космолета.
— А горючее? — опешил Мэтью.
— Смотри, полные баки! Сдержал-таки слово Солштрих.
Лина, Сайрус, Поль — все бросились к своим местам, быстро пристегнули ремни и позволили себе впервые за последние дни расслабиться.
— Слабак! — самодовольно сказал Поль. — Я его одной левой. — И он сделал неприличный жест. — А! Вы мне ноги должны целовать! Это в который раз я вас выручаю?!
— Поль, я вас поцелую страстно! — пропела Лина. — Только вот ремни мешают.
Последнее замечание вдруг вызвало в путешественниках неудержимый приступ смеха. Конечно, Лина не сказала ничего особенно смешного. Просто это была нормальная человеческая реакция. Наконец они свободны! Они победили!
— Я не могу! — хохотал Соломон. — У меня сейчас лопнет живот.
— Ой, держите меня! Ой, умираю, — уже не смеялся, а стонал Сайрус.
— Одной левой! — тонко хихикал счастливый Фишка. — Одной левой!
Лина утирала слезы и всхлипывала от веселья. Это был чистый, добрый, настоящий смех.
«Черт побери! — думал Поль. — Это здорово, оказаться не сволочью, а нормальным человеком. Конечно, я виноват перед стариком и перед Мэтом, и перед Сайрусом и Линой. Но я искуплю. Я постараюсь. Я очень постараюсь…»
Соломон еле дотянулся до тумблера старта и нажал его.
— Одной левой! — прокомментировал он сквозь смех.
Они словно проглотили смешинку.
Корабль мелко задрожал, включая бортовые двигатели, покачнулся на опорах, оставляя планету, и стал медленно подниматься.
— Запудрили Мозги! — вдруг сказал Поль. И это уже было действительно смешно. Путешественники от бессилья рыдали, рычали, стонали…
Смех их оборвался так же неожиданно, как и начался.
Космолет поднялся над планетой метра на два, застыл на секунду и рухнул обратно на твердь.
— Что? — в наступившей тишине спросил Мэт.
— Не пойму, — прошептал Соломон. — Баки полные. Все в порядке… Почему не летим?
Тонкий одинокий смешок раздался среди гробовой тишины, как гром с ясного неба.
Солштрих смелея не менее весело, чем минуту назад путешественники.
— Что, я не угадал, где шарик? — спросил он сквозь смех. — Ай-ай-ай! Обидно как! Ну-ка, попробую еще раз. Впрочем, можно не пробовать. Как говорили китайцы — трудно найти черную кошку в темной комнате. Тем более, если ее там нет.
— Я победил! — закричал Поль. — Это нечестно.
— Ты обманул, — сказал Солштрих уже без улыбки. — Вот это действительно нечестно.
