— Видите ли, Шарлотта была не утонченной, а дьявольски расчетливой натурой. Она заплатила какому-то коновалу за то, чтобы он помог ей избавиться от моего неродившегося ребенка.
Ли содрогнулась и ахнула.
— Она сделала это вопреки вашей воле?
— Вопреки моей воле? — эхом повторил он. — Я не знал ровным счетом ничего! Неужели вы думаете, что я позволил бы ей такое, если бы узнал?
Ли покачала головой:
— Нет, не думаю. Не знаю, что и сказать. Теперь я понимаю, почему вам так ненавистно ее имя. Она проявила немыслимую жестокость. И на этой женщине вы хотели жениться?
— Я был готов жениться на ней, еще не подозревая, что она ждет ребенка. — Адриан сунул дрожащие руки в карманы. — Добавлю, что меня никогда бы не остановили недвусмысленные и весьма определенные желания отца.
— Значит, Шарлотта ему не нравилась?
— Не нравилась? — Адриан сардонически усмехнулся. — Он считал ее прожженной интриганкой, недостойной быть матерью его внука, и угрожал отречься от меня.
— И это вас не испугало? Должно быть, вы по-настоящему любили ее.
Адриан кивнул, и Ли вдруг ощутила укол ревности, хотя и понимала, что это нелепо.
— Я был еще слишком молод и неопытен. Я видел, как живут мой отец и его друзья, как они относятся к женам — женщинам, которых должны были любить, — и клялся, что ни за что не превращусь в подобного лицемера. Я мечтал совсем о другом. — Он слегка скривил губы. — Я жаждал всепоглощающей страсти.
— И вы нашли ее?
— Да, мне так казалось. Шарлотта мастерски создавала иллюзии. Она была старше меня, старше тех глупеньких вертихвосток, с которыми меня знакомили родители. Она была вдовой, зрелой женщиной, а когда дело доходило до страсти, точно знала, чего я хочу, и исполняла мои желания.
— Понимаю…
— Неужели? — Адриан с сомнением покачал головой. — Ради нее я был готов на все! — продолжал он срывающимся голосом. — Сражаться с драконами, воевать, ждать целую жизнь… — Он вдруг неприятно усмехнулся. — Тот день, когда я тщетно ждал ее у алтаря, показался мне вечностью. Как видите, я сказал правду.
— Она просто не явилась в церковь? И не прислала письма? Ничего не объяснила?
— Письмо в конце концов пришло — записка от моего отца, который звал меня к Шарлотте. Я бежал сломя голову, гадая, кто открыл отцу тайну, и недоумевая, что ему понадобилось у Шарлотты. Зная характер отца, я был готов к тому, что он появится в церкви посреди церемонии и утащит меня прочь.
На мой стук в дверь никто не ответил, поэтому я поступил так, как поступил бы на моем месте любой человек. Я открыл дверь своим ключом, вошел в дом и прошел прямо в спальню… где в постели лежали мой отец и моя невеста.
У Ли подогнулись колени. Ничего подобного ей и в голову не приходило.
Его отец, родной отец! Каким ужасным, невыносимым ударом стало для Адриана это-зрелище! Ли знала, как больно ранит неожиданное предательство. Даже теперь она чувствовала его запах и вкус, вспоминая, как в самые неожиданные моменты горечь вдруг подкатывала к горлу, мешая ей дышать.
Она давно поняла, что от боли и горечи можно избавиться только собственными усилиями. И все-таки ей хотелось обнять Адриана и попытаться утешить его.
— Адриан, мне очень жаль. Не представляю более страшного удара…
— Не представляете? — перебил он со смехом. — Меня ждал еще более сокрушительный удар!
Адриан замолчал, словно доставая воспоминания из дальнего тайника.
— Я упал на колени, — произнес он еле слышно. — Упал и начал умолять ее вернуться ко мне. В то время я думал, что у меня по-прежнему есть в запасе козырь — ребенок, о котором не знал никто, кроме нас. Ребенок в утробе этой женщины, лежавшей обнаженной в объятиях моего отца. Мой ребенок! Я мечтал о ней, мечтал о том, что у нас будет сын. «Ты должна выйти за меня замуж, — сказал я Шарлотте, убедившись, что все уговоры бесполезны, — ведь ты ждешь моего ребенка». А она…
Он потер лоб ладонью, лихорадочно блестя глазами.
— …А она, глядя на меня, стоящего столбом в свадебном наряде, сказала, что ребенка не будет.
Он издал звук, напоминающий и смех, и рыдание. Так мог бы звать на помощь утопающий.
Желание обнять его стало непреодолимым, но Ли боялась подойти, боялась сказать что-нибудь не то, боялась обидеть его молчанием.
— В тот день, — продолжал Адриан — я стал достойным сыном своего отца. Мне понадобилось всего несколько бокалов крепкого вина, чтобы собраться с мыслями и понять: все, что ни делается, — к лучшему. Но отец добился своего. Он доказал мне, что Шарлотта не такая, какой казалась мне, и я не тот, каким хотел быть.
Он прервал слабое возражение Ли.
— Надо ли говорить, что я не посрамил предков? Я доказал отцу, что способен перепить, переиграть любого и перепробовать всех потаскух столицы. Я пообещал себе, что больше никогда и никому не позволю иметь надо мной такую власть. Никто и ни о чем не заставит меня умолять. Я поклялся, что буду мечтать о чем-либо только после того, как узнаю цену и решу, согласен ли ее заплатить.
— Адриан, я могу только догадываться, какую боль вы испытали… и каким беспомощным ощутили себя. Но я ума не приложу, почему Шарлотта решилась на такой шаг. Если она ждала вашего ребенка, а вы были готовы жениться на ней вопреки воле отца, почему же она…
— Боже милостивый, Ли, неужели вы еще наивнее, чем был я? Она сделала это потому, что была продажной, а я предложил не самую высокую цену. Ее перекупил мой отец.
Ли с сомнением покачала головой:
— Этого не может быть! Кажется, я понимаю, каким образом ваш отец заставил ее разорвать помолвку, но что •касается остального… Не может быть, чтобы он заплатил ей за…
— Убийство моего ребенка? Его родного внука? Да, за это он и заплатил, — без обиняков объяснил Адриан. — Чтобы избавить меня от необходимости содержать ублюдков, когда я наконец образумлюсь и женюсь на женщине, способной произвести на свет достойного наследника. Насколько мне известно, отец не поскупился. Хотите знать» как Шарлотта объяснила мне свой поступок? Она сказала, что сожалеет — всего-навсего сожалеет, словно речь шла о том, что она наступила мне на ногу в танце! — но не должна забывать о своих интересах. Жизнь коротка, добавила она, и обходится недешево.
— Господи, что же это за женщина…
— Что она за женщина? — хрипло перебил Адриан. — Такая, как все остальные женщины в мире, которые только и ждут мужчину, согласного заплатить их цену. Цена таких особ, как Шарлотта, измеряется фунтами и шиллингами, а женщин, подобных моей матери и другим женам, умеющим смотреть сквозь пальцы на проказы мужей, — титулами, положением и имениями. Таков был урок, преподанный мне отцом: у каждой женщины — своя цена.
