Ближе всего к воротам стоял спортивный Як, за ним — вертолет МИ-6 со снятыми лопастями, потом — фюзеляж от «кукурузника». На деревянном поддоне лежал наполовину разобранный двигатель от МИ-8. Словом, вряд ли что-нибудь здесь могло им пригодиться.
— Ищи! — сказал Белов. — Он должен быть где-то здесь.
— Что именно искать?
— Не знаю точно, как называется. Видел мельком, когда улетал в Ильпырский. Одним словом, ищи!
— Постой-ка! — вдруг сказал Шмидт и направился в дальний правый угол. Через несколько секунд Белов услышал радостный шепот. — Есть!
Саша пошел на его голос и в темноте наткнулся на странную конструкцию, обтянутую шелком.
— Что это? — спросил Белов.
— Мотодельтаплан «Фрегат», — сказал Шмидт. — Двухместный. Двигатель РМЗ-640.
Саша подумал, что Дмитрий вполне мог бы избавить его от ненужных технических подробностей.
— Точно. Это то, что нужно.
— Все необходимые приборы есть, — веско сказал Шмидт. — Компас, тахометр, альтиметр…
— Барометра, случайно, нет? — поинтересовался Белов.
— А он нам и не нужен, — без тени улыбки ответил Шмидт. — Погоди, я проверю, есть ли топливо. — Он открутил крышку пластмассового бачка и окунул туда палец. — Есть. Туда долететь хватит.
— А обратно?
— Обратно — не уверен.
— Ну ладно, что-нибудь придумаем. — Белов качнул мотодельтаплан. Тележка легко сдвинулась с места. — Что стоишь? Давай теперь его украдем.
— Не украдем, а временно реквизируем для выполнения боевой задачи, — поправил Шмидт.
— Хорошо, пусть так, — согласился Белов. — Только статья все равно будет называться «кража со взломом».
— От кого я это слышу? — изумился Шмидт. — От человека, подозреваемого в убийстве!
— Да… — вздохнул Белов. — Но тебя-то пока ни в чем не подозревают?
— А я скажу, что ты меня заставил. Под дулом пистолета, — невозмутимо ответил Шмидт.
— Точно. Так оно и было. Открывай ворота, Покрышкин!
Они подкатили дельтаплан к выходу. Шмидт распахнул широкие ворота. Белов вытолкал летательный аппарат на траву.
Дмитрий включил зажигание, обмотал маховик тонким тросиком и резко дернул.
Двигатель несколько раз провернул винт и заглох. Шмидт повторил процедуру.
На этот раз движок расчихался, выпустил клубы синеватого дыма и бодро застрекотал, как швейная машинка «Зингер».
— Садись вперед! — уже не таясь, прокричал Шмидт. — Место пилота сзади!
Саша забрался в узкое и не очень удобное пластиковое кресло. Шмидт сел позади него. Белов нащупал ремни и пристегнулся.
Дмитрий поддал газу; моторчик взвыл на высокой ноте, и «Фрегат» начал неспешный разбег.
На втором этаже башенки авиадиспетчера загорелся свет.
— По-моему, они немного опоздали, — сказал Шмидт.
Мотодельтаплан, подпрыгивая, бежал по полю все быстрее.
— Взлетаем! — Шмидт взял штурвал на себя; капроновые тросы подтянули купол, изменив угол атаки, и «Фрегат» легко оторвался от земли.
По мере того, как мотодельтаплан набирал скорость, шум двигателя становился тише; он оставался позади, только ветер свистел в ушах.
Белов подставил лицо набегающей ночной прохладе.
— Хорошо! — закричал он.
— Эта техника делает шестьдесят километров в час! — заявил Шмидт. — Ну, или чуть больше.
Саша кивнул.
— К рассвету будем на месте! Держи курс во-о-он на те огни! Это Кировское. Обойдем его справа, а там сориентируемся.
— Не боись, Санек! — ответил Шмидт. — Все сделаем в лучшем виде! Зачисляю тебя в отряд Зевесовых орлов.
— Спасибо за доверие! Теперь у нас есть, что отметить! — «Если мы, конечно, вернемся», — добавил Белов про себя.
Но вслух это говорить не стоило — Шмидт и так все прекрасно понимал.
XXVII
Игорь Леонидович Введенский уже два часа был, как на иголках. Получив звонок от Лайзы, он тут же принялся бить тревогу. Первым делом Введенский связался с камчатским отделением ФСБ и затребовал все материалы. Увидев, что материалов — кот наплакал, а меры приняты самые серьезные, Игорь Леонидович сразу смекнул, что к чему, и доложил о происходящем генералу Хохлову
Начальник обещал помочь и договориться об аудиенции у Батина. Хохлов не сказал, что лично доложит президенту, но попросил Игоря Леонидовича подождать. Из этого Введенский сделал вывод, что сейчас судьба Белова обсуждается на самом высоком уровне и, быть может, висит на волоске. А вместе с Сашиной судьбой, коль скоро Введенский за него вступился, — решалась и его собственная карьера. В любом случае — отступать было поздно. Игорь Леонидович решил идти до конца.
Каждый человек, топтавший красные ковровые дорожки в коридорах власти, может допустить ошибку: скажем, проталкивать заведомо провальное решение или поддерживать неугодного сильным мира сего человека.
Многие сгорели на этом, позабыв одну простую истину: в политике не бывает верных друзей, есть лишь временные союзники. Но по отношению к Белову Введенский почему-то не мог так поступить: сначала — помочь, а потом, в трудный момент — отречься.
И если бы ему вдруг намекнули: мол, вы заблуждаетесь, Игорь Леонидович, Белов — фигура уже списанная. Тогда бы Введенский лично спорол генеральские лампасы, но продолжал стоять на своем. Ведь он считал Белова порядочным человеком, вот в чем дело.
Приняв окончательное решение, Введенский успокоился. Тщательно скрываемое волнение, незаметное для посторонних, но все же очень сильное, постепенно отпустило.
Когда Хохлов позвонил Игорю Леонидовичу и сообщил, что Батин примет его в пятнадцать тридцать и уделит пятнадцать минут, голос Введенского вздрогнул. Но затем, когда он повесил трубку, быстро пришел в себя и сконцентрировался на самом главном.
Сначала он хотел взять лист бумаги и написать рапорт на имя президента, но потом подумал, что это будет грубейшим нарушением субординации, чего Батин как человек военный очень не любил. Игорь Леонидович решил ограничиться устным обращением. Действовать, если уместно будет так выразиться, в частном порядке. Тем не менее он взял с собой папку и положил в нее чистый лист бумаги на случай, если сразу после аудиенции придется писать рапорт о досрочном выходе на пенсию, поскольку подобных ошибок в его организации не прощали. Затем, после минутного размышления, он положил в красную папку сообщение военного атташе из Лондона о связях Зорина с беглым олигархом Берестовским.
Введенский, зная, что для беседы с президентом ему отведено только четверть часа, заранее отрепетировал доклад. В четырнадцать сорок пять он вызвал машину и поехал в Кремль. В пятнадцать пятнадцать он уже был в приемной президента России. Кроме него здесь было еще четыре посетителя. Учтивый секретарь, мягко ступая по ворсистому ковру, подошел к генералу и тихо сказал:
— Всеволод Всеволодович примет вас в назначенное время.
Введенский кивнул и опустился на стул, отметив про себя, что сидит «по стойке смирно». Он улыбнулся про себя и постарался расслабиться. Красная кожаная папка лежала у него на коленях. Генерал еще раз обдумал ситуацию, правильно ли он поступает, и решил, что правильно.
Часы, стоявшие в углу, показывали пятнадцать двадцать восемь, когда дверь президентского кабинета открылась, и на пороге появился министр обороны. Он был хмур и сосредоточен. Ни на кого не глядя, министр пересек приемную и вышел.
— Ваша очередь, Игорь Леонидович, — сказал секретарь.
Введенский встал, машинально проверил, все ли пуговицы на мундире застегнуты, одернул китель и уверенным шагом вошел в кабинет. Батин поднялся ему навстречу.
— Здравствуйте, Игорь Леонидович! — сказал он, протягивая Введенскому руку. И добавил теплым дружелюбным тоном: — Чаю не хотите? С лимоном?
— Спасибо, Всеволод Всеволодович, — ответил генерал, осторожно пожимая руку первому лицу государства. — Не откажусь.
— Принесите нам чай, пожалуйста, — сказал Батин секретарю и жестом пригласил Введенского присесть.
Они устроились за столом друг напротив друга.
— Из чиновных кабинетов этот мне нравится больше всех, — сказал Батин. — Только здесь нет портрета президента.
Введенский улыбнулся, давая понять, что оценил шутку по достоинству.
— Ну? — Батин стал серьезным. Он взглянул на часы, и генерал понял, что ему положено ровно пятнадцать минут и ни секундой больше. — С чем пожаловали?
— Всеволод Всеволодович, — начал Введенский. — Камчатский федеральный регион готовится к выборам нового губернатора.
Батин слегка наклонил голову, давая понять, что это ему известно.
— Одним из кандидатов является Белов. Александр Николаевич.
В ответ — еще один кивок.
— По моим сведениям, некоторые политические силы используют в предвыборной борьбе недопустимые средства.
