— Надеешься на дозаправку в воздухе?
— Просто на что-то надеюсь. Пока не думай об этом. Слушай, Лайза, Витек и Ватсон говорили мне про какой-то дом. Мы ведь за этим сюда прилетели?
— Да, — Белов достал карту и расстелил ее на траве. — Если уж ты так хорошо ориентируешься в незнакомой местности, скажи мне, пожалуйста, где он находится?
Шмидт что-то прикинул, взглянул на солнце и верхушки деревьев, повернулся на девяносто градусов вправо и уверенно заявил:
— Там! — Для убедительности он даже ткнул пальцем в направлении небольшого обрыва.
— Это точно? — спросил Белов.
— Саня, — обиделся Шмидт, — ты, похоже, забываешь, что у меня были лучшие в мире инструкторы. Знаешь, чем отличается спецназ от института благородных девиц?
— Чем же?
— В институте благородных девиц учат хорошим манерам и вышивать крестиком. В спецназе обучают всему остальному, а вышивание крестиком проходят факультативно — за полдня.
— Хорошо. Больше не буду задавать глупых вопросов. Пошли.
— Постой! — сказал Шмидт. — Ты не хочешь дать мне пистолет? Все-таки я стреляю лучше, чем ты…
— Нет, — отрезал Белов. — Он записан на Витька. Если у кого-нибудь из черепа достанут пулю с узнаваемыми нарезами, все шишки посыплются на него. Так что забудь про пистолет. Я и сам стрелять не буду, и тебе не дам.
Дмитрий не стал спорить.
— Отлично! — сказал он. — Выходит, пистолета у нас нет, а есть пугач. Ну прямо как в анекдоте: с голыми пятками — да на шашку!
— Если тебе что-то не нравится, можешь улетать, — Белов показал на мотодельтаплан.
— Ну да! — возмутился Шмидт. — Я тоже хочу, чтобы про меня написали в газетах! Может, конечно, я ошибаюсь, но лавровый венок победителя будет мне к лицу. — Он подбоченился и горделиво задрал подбородок. — А? Что скажешь?
— Я прямо вижу эту фотографию! — отозвался Белов. — И подпись под ней: «Дмитрий Андреевич Шмидт, мечта измученных домохозяек и девочек старшего школьного возраста».
— Полагаешь, на большее я не тяну? — встревожился Шмидт.
— Ну, еще тобой грезят почетные члены клуба «Для тех, кому за тридцать», — накинул цену Белов. — С двадцатилетним стажем, как минимум.
— Саша! — обиделся Шмидт. — Ты способен угасить самый прекрасный порыв. Не знаю, зачем я это делаю… — Он вздохнул и развел руками. — Но я все равно пойду с тобой. Оказывается, быть героем — это тяжелая и нудная работа, требующая постоянного самоотречения.
— А ты думал! — поддел его Белов. — Спросил бы у меня, я б тебе в два счета объяснил, что к чему. А знаешь, что самое обидное?
— Что?
— Герои рано выходят на пенсию.
— Надеюсь, нам это не грозит? В обозримом будущем?
— Посмотрим.
Они спустились с обрыва и зашагали на северо-запад. Шмидт все время сверялся с компасом, снятым с панели управления мотодельтаплана. Под ногами шуршала опавшая хвоя, хрустели высохшие ветки.
Непроходимые чащобы, перегороженные валежником, сменялись небольшими опушками, по краям которых росла земляника. Друзья старались не шуметь и не разговаривать — кто знает, может, их уже сумели опередить?
Они миновали Чертову балку — длинный овраг, узкий, как разрез скальпелем. Саша поднялся на крутой склон и вдруг…
— Смотри, вот он!
Белов не договорил. Шмидт сильно пихнул его в плечо — так, что Саша повалился на землю. Дмитрий прыгнул в сторону, откатился на несколько метров от Белова и прижал палец к губам.
Несколько минут они лежали, не двигаясь. Белов рассматривал вросший в землю дом, выстроенный когда-то по приказу купца Митрофанова. Таежное убежище смотрелось внушительно — массивные плахи, вытесанные из лиственницы, складывались в толстые прочные стены. Кое-где, под самой крышей, были прорезаны узкие окошки, закрытые ставнями. Да и сама крыша выглядела странно. Она была выложена дерном и поросла густым невысоким кустарником.
«Нашли, — подумал Саша. — Наконец-то».
Он оглянулся на Шмидта и заметил, что Дмитрий исчез. «Проводит рекогносцировку на местности», — догадался Белов. В самом деле, нельзя же было просто так встать и подойти к дому, не проверив, ждет ли их засада. Саша счел, что самым благоразумным будет немного подождать. В конце концов, Шмидт умеет это делать лучше него: навыки, вбитые инструкторами в спецназовских учебках, не забываются никогда.
Верный панчер не подвел и на этот раз — через несколько минут фигура Шмидта показалась из-за дальнего угла строения. Бесшумно ступая, Дмитрий подкрался к крыльцу, поднялся на две ступеньки и осмотрел дверь. Насколько мог различить Белов с расстояния в добрых полсотни метров, на двери не было замка. Строитель, возводивший лесной особняк, решил ограничиться деревянным запором: для защиты от диких зверей этого было достаточно, а от людей замок все равно бы не уберег. Шмидт убедился, что они будут первыми, кто войдет в таежную крепость (почти за сто лет!), и призывно махнул Белову. Саша, пригибаясь и оглядываясь, подбежал к дому.
— Ну что? — спросил он Шмидта.
— Никаких следов. Мы одни, но, думаю, следует поторопиться.
Белов согласно кивнул. У него внезапно пересохло в горле. Саша пытался представить себе, что они могут увидеть внутри, и никак не мог.
Шмидт откинул толстую щеколду, также вытесанную из лиственницы (ее древесина имеет очень ценную особенность — она плохо горит и почти не гниет), немного помедлил и потянул на себя тяжелую дверь. Проржавевшие петли тревожно заскрипели. Шмидт взял на изготовку нож и отстранил Белова.
— Подожди, я первый. — С этими словами он скрылся в дверном проеме.
Пару минут Саша слышал только скрип половиц, затем Шмидт снова возник на пороге.
— Никого, — сказал он, — пойдем, поможешь открыть ставни.
Света, который проникал через открытую дверь, хватило, чтобы в общих чертах различить устройство дома. У стены стояла стремянка на колесиках; Шмидт залез на нее и скинул крюк, крепивший ставни изнутри. Он обошел все три стены, в которых были прорезаны окошки — узенькие, под самым потолком, больше напоминавшие слуховые окна на чердаке, — и везде открыл ставни.
Изумленному взору Белова открылось зрелище, от которого захватило дух. В четырех углах избы стояли огромные дубовые сундуки, обитые железными полосами. В одном из них лежали россыпи золотых монет. В другом Саша нашел украшения — кольца, браслеты, колье и подвески. В третьем хранились крупные самородки. В четвертом половина была занята аккуратными стопками слитков, а рядом стоял кованый ларец, украшенный крупной зернью. Белов откинул крышку, и в глаза ему ударили разноцветные лучи: ларец был полон драгоценных камней — рубинов, сапфиров и изумрудов потрясающей чистоты и размеров. Отдельно, в холщовом мешочке, лежали бриллианты.
Между ларцами, вдоль стен, были сделаны полки, сплошь уставленные древними фолиантами. Здесь не было ни одной печатной книги, только рукописные. Состояние манускриптов было просто великолепным, и Саша удивился, как они смогли так хорошо сохраниться. Он посмотрел внимательнее на стены и все понял — два нижних венца были обиты соболиным мехом. Грызуны — мыши и крысы — боялись даже близко подойти к дому. Всем известно, что соболь, несмотря на свои невеликие размеры, — самый кровожадный хищник в тайге.
От старых охотников Белов не раз слышал, что соболиная семья, действуя сообща, может охотиться даже на лося. Молодые самцы шипят, визжат и кусают сохатого за ноги, заставляя его бежать в определенном направлении, а старые — с дерева прыгают лосю на спину и вгрызаются мелкими острыми зубами в прочную шкуру, постепенно добираясь до главных артерий. Когда крупное Животное ослабевает от потери крови и уже не стоит на ногах, все семейство набрасывается на него и начинает поедать еще живого, прогрызая внутри туши ходы.
Аким говорил, что видел такие пустые шкуры, натянутые на кости. Со стороны кажется, что вроде бы сохатый цел, а на самом деле он — пустой, как барабан. Неудивительно, что мыши и крысы обходили таежный особняк за версту. На стенах висело старинное оружие; приклады из красного дерева, все в золотых насечках, отделанные филигранью.
На противоположной от входа стене и чуть левее висело старинное зеркало в раме червонного золота, изукрашенной виноградными гроздьями, цветами и крылатыми купидонами. Само стекло смотрелось темноватым и мутным; оно было сделано в те далекие времена, когда только-только изобрели амальгаму. Саша предположил, что это — знаменитое венецианское зеркало, быть может, одно из самых первых. Если это так, то трудно даже представить, насколько оно ценно. Не исключено, что в его зазеркальной памяти хранятся отражения императоров и королевских особ. Белов стоял, потрясенный увиденным. На мгновение он даже забыл, зачем они сюда пришли.
— Дима! — позвал он и не услышал ответа. — Шмидт!
