ним в монастыре. Велев слугам выйти, Михаил Склир и варяг уселись за стол, налили вина в серебряные чеканные кубки.
– Вот видишь, всё не так гладко, – заметил Ульф, когда выпили. Но патрикий махнул рукой, мрачно усмехаясь.
– Это жеманство! Она мечтает уехать в Константинополь и поселиться там навсегда. Что ей делать в Киеве? Вот блистать на царских пирах – это для неё!
– Ты сам сейчас слышал, что она свадьбы не хочет. Даже интригу сплела!
– Говорю, жеманство! Я от змеиных пуговиц откажусь, а она мгновенно откажется от своего условия. Ты ведь знаешь женщин, доблестный ярл! Выставить кого-нибудь дураком – для них удовольствие.
– Предположим. Ну, а гусляр Данила?
Михаил Склир стиснул кулаки.
– Это баловство! Соперничество с сестрицей, кто кому утрёт нос! Не больше того.
– Я думаю, что ты прав, но только отчасти. Ведь кроме длинного носа её сестрицы…
– Перестань, Ульф! – ударил патрикий ладонью по столу, – полагаю, что мы с тобой зря опять сели пить вино! Ты уже достаточно пьян.
Ульф и не подумал обидеться. Он прекрасно знал, что удар, нанесённый им, был тяжёл. Если бы ему такой нанесли, он вынул бы меч. Но ведь перед ним был не воин, а крючкотвор! Дав этому крючкотвору время опомниться, Ульф взял жбан и наполнил кубки.
– Мы оба трезвы, патрикий! И хорошо понимаем, к чему стремимся. Мне с твоей помощью будет легче сразу получить чин, которого я заслуживаю. Все знают, что без хороших знакомых в Константинополе никакие дела не делаются. Поэтому давай выпьем за наш успех в твоём деле!
Михаил Склир кивнул. Они выпили. После этого Ульф сказал, пригладив усы:
– Очень хорошо тебя понимаю. Девка красивая. Что нам делать? Сейчас скажу. Надо отыскать мастера и забрать у него проклятые пуговицы.
– Зачем?
– То есть как, зачем? Если их не будет, её условие рухнет.
– Ульф! Неужели ты полагаешь, что самая богатая женщина во всём Киеве не найдёт куска золота для того, чтобы изготовить другие?
– Может быть – да, а может быть – нет. Ведь Меланья, как мы только что узнали, держит её под замком! А потом, другие – это другие. Речь шла о тех, а не о других.
– Хорошо, допустим. А если мы не сумеем отыскать мастера?
– А тогда, – проговорил викинг, чуть помолчав, – тогда нам либо придётся убрать из Киева гусляра, которого она любит…
Патрикия передёрнуло.
– Да, которого она любит, – безжалостно повторил варяг, – ты можешь не верить мне, но твои мальчишки-шпионы вряд ли тебя обманывают, когда говорят, что она со своей рабыней бегает за Данилой по всему Киеву, как собака!
– Дальше! – вспылил патрикий, – ты слишком медленно говоришь!
– Нет, ты слишком быстро слушаешь! Продолжаю. Во-первых, этот гусляр хорошо дерётся – Ахмед тебе это подтвердит. Во-вторых, к нему и к его мамаше благоволит сам великий князь. Поэтому с гусляром нам лучше не связываться. Патрикий! Ты хорошо меня понял?
– Нет, я тебя не понял совсем, – взволнованно замахал руками Михаил Склир, – и ты даже не расчитывай, Ульф, что я тебя понял! Видите ли, к какому-то гусляру и к его мамаше благоволит сам великий князь! А разве к Путяте и к двум его дочерям он меньше благоволит?
– А ты говоришь, не понял! – насмешливо протянул варяг, – пьём ещё!
Михаил вздохнул. Давно он не пил так много. Но у него никогда и не было столь серьёзных причин для самозабвения.
– Как бы твоего дядюшку не хватил удар раньше времени, когда он узнает, сколько мы оприходовали хорошего кипрского вина! – усмехнулся Ульф, когда выпили, – но продолжим. Я правильно понимаю, что Мономах очень хочет, чтобы Евпраксия стала твоей женой?
– Да, я ему объяснил, что это пойдёт на пользу его делам. И он согласился.
– Но принуждать её не желает?
– Нет. Она ведь его племянница! Он относится к ней с отеческой нежностью.
– А к Меланье?
– Думаю, и к Меланье, хоть я бы на его месте её давно утопил.
Ульф даже не улыбнулся.
– По-моему, этот князь похож на Пилата.
– Всегда умывает руки?
– Да. И при этом ни к какой грязи не прикасается.
– Ты неправ, – заметил патрикий, – лет двадцать пять назад он принял в Переяславле двух половецких ханов, да И велел их убить.
– Прямо в своём доме?
– В том-то и дело! Но это – едва ли не единственное событие, которое Владимиру Мономаху можно поставить в упрёк.
– Вот видишь! Он – чистоплюй. И при этом любит загребать жар чужими руками. Впрочем, все мудрые правители таковы.
Молчание длилось долго. Потом патрикий, глаза у которого уже были мутными, но не очень, проговорил:
– Но если Евпраксия пропадёт, меня заподозрят сразу!
– Да брось, – махнул рукой Ульф, – она где только не шляется! Мало, что ли, лихих людей мотается по дорогам и лесным тропам? Если она …
Но Михаил Склир вдруг его прервал:
– Погоди! Она ведь наказана и сидит под замком! Меланья – не дура. Она её не упустит. А о таких вещах я бы предпочёл с Меланьей не договариваться!
– Да брось, – негромко повторил викинг, – не просидит она и двух суток! Меланья – дура против неё.
– Ты откуда знаешь?
– Да их где только не обсуждают! Вернёмся к сути, патрикий. Если мы сразу после лихого дела отбудем в Константинополь – нас обвинят, ты прав. Отправят погоню, и Мономах будет вынужден в отношении нас провести серьёзнейший розыск. Шум-то поднимется превеликий, на всю Европу! Отправят гонца в Царьград, Путята помчится в Киев…
– Ты предлагаешь сперва отправить в Константинополь её, а через неделю – другую самим отправиться? – озадачился Михаил, – нет, это опасно! У меня нет людей, которым можно доверить её доставку. Ты сам сказал, что она – хитрющая! Если вырвется, нам с тобой не сносить голов.
– Совершенно правильно. Потому неделю – другую, а то и третью, придётся её держать где-нибудь поблизости. А точнее – к югу от Киева, чтобы можно было её забрать по пути. Надёжное место, я думаю, подберём. И людей, способных её не выпустить из надёжного места, подберём тоже. С такой задачей справятся и такие люди, как твой Ахмед.
– Да ты обезумел! – перепугался Михаил Склир, – она не должна даже заподозрить, что я за этим стою! Вдруг всё-таки вырвется?
– Нет, патрикий. Я знаю такое место, откуда сам чёрт не вырвется. Главное – довезти её до Константинополя. А когда вы с ней обвенчаетесь – и её отец, и великий князь будут очень рады. А если даже не будут, никто Троянской войны из-за этой девушки не начнёт. Обвенчанная жена принадлежит мужу. Разве не так?
– Так, – кивнул головой патрикий. Но думал он о другом. Варяг сразу догадался, о чём он думает. И, как выяснилось, смекалка не подвела доблестного воина. Предложив ему ещё выпить, Михаил Склир произнёс:
– Ахмед, в случае чего, скажет, что он похитил её без моего ведома, потому что сам распалился
